Екатерина Дзвоник: В театре надо чаще поднимать тему домашнего насилия

Должны ли актеры поднимать на сцене болезненные для общества вопросы, и в чем нуждаются сегодня независимые театры Алматы? Об этом мы поговорили с режиссером и актрисой Екатериной Дзвоник, которая своими работами любит бросать вызов зрителю.

Поддавайтесь на провокации

– Твои спектакли – это всегда эксперимент. Они задевают за живое, заставляют думать и не отпускают еще долго после показа. Например, тот же «Шахмардан выходит из колодца». Любишь провоцировать публику?

– Не то чтобы люблю, просто театр… он ведь таким и должен быть – открыто говорить с людьми о том, что их волнует, что важно для всех нас. И дальше мы пытаемся разобраться все вместе в том, что для нас важно. Театр – это такая открытая диалоговая площадка. Например, если бы на сцене мы чаще поднимали проблемы домашнего насилия – таких ужасающих случаев стало бы меньше. Сцена – это возможность выговориться, показать проблему, а не прятаться от неё, и всем вместе искать решение.

Что касается именно пьесы «Шахмардан выходит из колодца», то я до последнего не знала точно, как с ней работать. А когда режиссер Кеша Башинский предложил подходить к этому материалу как к возможности построить горизонтальный диалог как со зрителем, так и внутри команды – мне стало интересно.

Ещё одна из моих работ в этом году – «Саломея» по одноименной пьесе Оскара Уайльда. Это новаторский подход к классическому сюжету, объединяющий элементы техно-оперы, рейва и театрального искусства. Авторы проекта Алина Котова и Светлана Сатаева создали видео-музыкальное произведение длительностью в 90 минут, а мы вместе с пространством «Трансформа» и художником Тимуром Актаевым как кураторы в Алматы придумали пространство инсталляций и интерактивного опыта. После первых показов стало ясно, что и зрители, и команда разделились на два лагеря – одни хотят больше развлечений и физического опыта, другие – за строжайший минимализм. Что с этим делать – пока не знаю…

– Разве режиссер в таких случаях не может сказать свое веское слово?

– Не всегда это работает. Часто невозможно предугадать реакцию публики, например. Режиссер же не ясновидящий, поэтому приходится прощупывать почву, прислушиваться к пожеланиям актеров, реакции публики. Режиссер вообще должен быть гибким человеком, но при этом уметь проявлять твёрдость, если требуется.

Это не наше

– Кстати, о публике. Изменились ли как-то интересы зрителей за последнее время, да и сам театр в Алматы? Не секрет, что к нам переехали многие россияне, в том числе актеры, режиссеры. Как все это повлияло на театр?

– Прежде всего, рождается интересный опыт взаимодействия. Люди, приехавшие из крупных городов, стремятся сразу активно влиться в работу, начать репетировать что-то. Однако встречаются с нашим южным менталитетом и замедляются. Нам же сначала надо чаю попить, потом ещё чаю попить, и только после этого начать работать, репетировать…

Что касается актуальных тем, то, конечно, сначала приехавшие активно пытались ставить у нас спектакли на актуальные для них темы. Это можно понять, людям хотелось высказаться, проговорить свои страхи, боль, но… нашим зрителям не очень близка их повестка, поэтому в основном такие постановки быстро сошли на нет. Однако в целом театральное сообщество оживилось. Сейчас все начали что-то ставить, придумывать новые проекты. Приток свежих сил – это всегда хорошо. Я, например, никогда не думала, что когда-нибудь буду делать совместные проекты в Алматы со своими друзьями и коллегами из России.

– Ты ведь не только режиссер, но и актриса. Например, в спектакле «Шаш» тебя можно увидеть на сцене. Не трудно перестраиваться, и вообще, какое амплуа тебе ближе?

– Каждый опыт интересен по-своему. Когда ты ставишь что-то, у тебя много ответственности в широком смысле. Ты видишь картину целиком и всё время должен держать руку на пульсе. Конечно, режиссура может быть и мягкой, горизонтальной, что мне ближе, но все равно режиссер остаётся главным, так или иначе. Когда ты актер – это уже совсем другая история. У тебя только твоя зона ответственности, и всю картину ты уже не видишь. Конечно, перестраиваться бывает сложно. Например, когда я работала как актриса в спектакле «Шаш», то частенько ловила себя на мысли, что сделала бы здесь по-другому, или вот тут, но потом поставила сама себя на место, четко определив, что здесь я актриса, а не режиссер… Спектакль поставила Татьяна Ким, она в работе придерживается жестких рамок, но это ее видение. Я не имею права вмешиваться. К тому же, считаю, что спектакль получился сильный, и он бы имел успех, если бы продолжались показы, но Татьяна живет не в Алматы, и ей не так легко руководить процессом из-за границы. В «Шаш» зрители вместе с героиней могут проработать свои застарелые страхи, и в этом тоже смысл театра. Это не просто развлечение, а возможность заглянуть внутрь себя, найти ответы на какие-то важные вопросы.

– Знаю, что ты училась в США и получила там опыт работы в театре. Он отличается от нашего?

– Конечно! В Америке в основном проектная система. Спектакли в США редко идут годами. Над постановкой работают несколько месяцев, потом выпускают. Если зрители хорошо принимают спектакль, у него начинается гастрольная жизнь. На спектакле зарабатывают до тех пор, пока он собирает публику – потом все начинается заново…

– Не было соблазна остаться в Штатах?

– Нет, никогда. Американская мечта – это для тех, кто никогда на этой земле не был. Жить там очень непросто. Надо впахивать на нескольких работах, чтобы иметь возможность снимать квартиру, где даже стиральной машины может не быть. При этом если ты эмигрант и на работу тебя специально не приглашали, то есть, ты не супер нужен, то найти работу вообще очень тяжело. Лучше было вернуться с новым опытом в Казахстан и делать что-то на родине.

Нужно объединиться

– Ты работаешь с независимыми коллективами – никогда не возникало желания устроиться в государственный театр?

– Я не смогу работать в системе, по строгим правилам. Мне важна свобода. Например, у меня был даже опыт работы в рекламном агентстве, но это опять же система, график, хотя денег, конечно, больше, но не моё.

– А в театре зарабатывать нереально?

– Если работать только в театре, даже государственном, то, думаю, нет. Именно поэтому актеры выступают на корпоративах, участвуют в рекламных съемках, зарабатывают с помощью соцсетей.

Независимые театры в основном зарабатывают, чтобы хватило на какой-то реквизит или оплатить аренду помещения. Они постоянно крутятся как могут, ищут новые способы, чтобы выжить. Например, лаборатория инклюзивного театра «Действие буквально» – мой основной проект – живет исключительно на грантовые средства или помощь спонсоров. Зарабатывают лишь единицы, а у некоторых даже помещения своего нет.

– Да, например, сейчас речь идет о выселении детского театра «Игра»…

– Правда? Я не знала… Вообще, я давно думаю, что независимым театрам нужно объединиться и создать собственную организацию, тогда мы могли бы вместе решать актуальные вопросы, поднимать какие-то проблемы перед государством. Во всяком случае, делать это сообща стало бы гораздо проще. Возможно, удалось бы добиться каких-то конкретных результатов. Например, общими усилиями найти помещения для театров, которым сегодня негде играть. Далеко ходить не надо, у инклюзивного театра «Действие буквально» нет собственной площадки. Мы репетируем на базе пространства «Трансформа».

– Кстати, новых проектов у вас не ожидается?

– В следующем году планируем создать инклюзивный мультфильм. Вместе с профессиональными аниматорами придумываем персонажей и сюжеты и пробуем свои силы в съемке в технике стоп-моушен, то есть, когда в кадре перемещаются неживые предметы, и из этого получается анимационное видео. Ребята с таким воодушевлением включились в процесс! У особенных актеров вообще так работает фантазия, что нам и не снилось. Если все сложится, то в апреле-мае 2024 года выпустим этот проект.

– Как ты все успеваешь?

– Сама не знаю, если честно. Предлагают что-то интересное, и я берусь за одно, другое, третье… потом вдруг так всего много становится, что иногда вздохнуть некогда, но ничего, справляюсь как-то. Например, проект «Действие буквально» уже так хорошо работает, что многие процессы в нем могут обойтись с минимальным моим участием. Так, перед спектаклем все артисты, нейро-отличные и нейро-типичные, распределяют между собой задачи по подготовке к спектаклю – кто-то собирает декорации, кто-то готовит гримерку, кто-то проверяет костюмы и так далее. Все при деле, у всех есть зона ответственности. Мне в роли режиссера остается только вспомнить с художником по свету рисунок спектакля. Впрочем, все равно бывает, что ничего не успеваю. Например, перед Новым годом все итоги подводят, а у меня такая куча мала бывает, что я сделаю проект и вообще иногда потом о нем не помню. Мне очень сложно все систематизировать.

– А планы строишь? В конце года многие составляют разные карты желаний, например, а в январе начинают все с чистого листа…

– Так чтобы списки целей составлять, расписывать все подробно – нет. У меня это не работает, но какие-то определенные задумки, конечно, есть. Например, с Анной Суворовой из пространства «Трансформа» хотим поставить спектакль ко Дню святого Валентина – «Письма бывшим». В основе будут реальные истории. Думаю, практически у каждого такие найдутся. Кстати, принять участие в создании спектакля могут все желающие, если захотят поделиться своими историями. Уверена, что из этого получится что-то интересное.

Фото из личного архива Кати Дзвоник

• 40
• 31