Еркин Иргалиев: Свобода ОТ Назарбаева – не стала свободой ДЛЯ демократии

Назарбаевская социальная система жива, но немного приболела, – считает политконсультант, исполнительный директор Западного регионального филиала научно-образовательного фонда «Аспандау» Еркин Иргалиев.

– Прошедший год оказался одним из самых драматичных. Это и Қаңтар, и война в Украине и все её последствия, изменения в Конституцию и президентские выборы. Как Вы думаете, как всё это изменило общество. И изменило ли?

Вы правы, сам этот перечень событий говорит о наличии явной драмы. Причём, она началась чуть раньше, аккурат со старта текущего мушеля: с пандемии 2020 года. Которая для нашей страны неудачно совпала с Транзитом, её двоевластием. Точнее, безвластьем на самом верху; а, значит, и внизу везде, как это бывает в сверх-централизованном государстве.

Все эти три года, объективно говоря, связывало одно общее: и в 2020-21 годах КЖТ оказывался между двух огней – посреди угроз короновируса и Библиотеки. И в Қаңтаре – между мирными протестами протестующих граждан и госпереворотом от Семейки. И после начала войны в Украине уже в тройной блокаде: с оглядкой на уже непредсказуемого Путина, наперекор ожиданиям Перемен у общества пост-Қаңтара, и с учётом возможного реванша со стороны проназарбаевцев.

Всё это сказано не в оправдание Токаева и его команды.

Более того, сегодня всё очевиднее, что политика компромиссов (с Семейкой и её олигархами, а также более низовыми латифундистами, сращенными с чиновниками-силовиками в регионах), характерная для стиля КЖТ, уже исчерпала себя, вызывая общественное недовольство и всяческие излишние подозрения.

Всё более востребованы политические реформы взамен нынешнему бюрократическо-олигархическому капитализму: свободное саморазвитие отечественных товаропроизводителей, сильное местное самоуправление, развитое кооперативное движение, партийная демократия и т. д.

Наверху и сами прекрасно понимают всё это, как уроки трагического Қаңтара, когда:
— мирные протесты, по сути, были началом стихийной цветной революции спонтанного характера, способной снести не только уже ненавистную народом Библиотеку, но и саму Ақ-Орду в придачу, под горячую руку;
— вторая фаза Қаңтара (кланово-путчисткая) была не только антинародной, но и имела целью смещение КЖТ;
— приглашение войск ОДКБ опасно аукнулось впоследствии, с 24-го февраля поставив Ақ-Орду в уязвимое положение невольного союзника-должника перед мировым изгоем, чреватое фатальными последствиями: как в плане экономической зависимости, так и в ситуацию потенциального военного вторжения в любой непредсказуемый момент.

Поэтому да, власти у нас изменились.

Как люди, вынужденные постоянно говорить, а, значит, невольно выдавать свои истинные намерения и позиции. В соответствии с заветами дедушки Фрейда: оговорка есть признание. Поэтому все эти нелепые, на первый взгляд, идеологемы «Жаңа Қазақстан»/«Справедливый Қазақстан» на поверку означают: механическую смену старых элитных группировок на новых, простую замену одиозных фигур наверху иными, пока не замаранными персоналиями.

Другое дело, что в сверхавторитарных режимах всё это означает одно банальное: вместо проигравшего, дискредитированного верхнего слоя на поверхность всплывает второй слой аппаратчиков (не всегда более лучшего качества, поэтому ранее оттеснённый более мощными, матёрыми динозаврами/мастодонтами).

Теперь, ради той же объективности, немного критически об изменениях и в обществе.

Которые менее явные, но они поневоле есть, потому что вся обстановка вокруг уже иная. Поэтому да, и люди, и общество уже поменялись, и будут ещё меняться.

Вопрос в характере этих перемен. Которые пока стихийны, поэтому носят зачастую негативный характер.

Во-первых, подтверждая известное парадоксальное правило политологии: любовь подданных к правителю – признак тоталитаризма, ненависть – авторитаризма. Отсюда негативная динамика отношений масс к вождям, взаимно подпитывающих друг друга.

Во-вторых, не факт, что обретённое после Қаңтара освобождение от диктатуры экс-ЕБ носит положительный характер. Когда негативная «свобода ОТ [Назарбаева]» не означает автоматически позитивную «свободу ДЛЯ [демократии, например]».

Главное, что у простых людей пропал прежний страх перед Системой. Теперь важно, чтобы на его место пришли не озлобление, обиды, чувство мести и другие иррациональные тёмные чувства. Это первое. А для этого нужны свежие идеи и легальные институты самоорганизации активных граждан.

Второе, что может спасти страну от общественного гнева (пусть нынче глухого, загнанного вглубь, ожидающего нового  удобного повода) – это отсутствие страха теперь уже у всего имущего класса, включая и мелких собственников. Страха как перед репрессивной по-прежнему госмашиной, так и боязни перед массой в низах.

Не зря доверие называют не только социальным, но и политическим капиталом.

Без наличия которого любые изменения формальны, а новые конфликты – фактор постоянного риска, подобно прифронтовому расположению.

– Власть и гражданское общество готовятся к предстоящим парламентским выборам. Но скорее к ним готова власть, но выжидает гражданское общество. Считаете ли вы, что предстоящие выборы пройдут как точная копия президентских – пройдут только те, кто «договорился»? Или все же не исключены сюрпризы? 

Есть ироничное высказывание ирландского писателя и художника Джойса Кэри: «Самое лучшее правительство – это плохое правительство в состоянии крайнего испуга». Но по отношению к нам оно оказалось лишь частично право. Да, сразу после Қаңтара тональность ново-старых властей существенно поменялась к лучшему. Как и их тогдашние искренние обещания скорых и глубоких реформ в политике.

Но вскоре здесь сыграл и другой психологический мотив, сразу после полномасштабного вторжения российских войск в Украину 24 февраля. Когда, как известно, более сильный и неведомый страх вытесняет слабый и известный/привычный.

Поэтому на протяжении всего прошедшего года наверху наблюдались два параллельных процесса:
— консолидация правящих групп под началом Ақ-Орды, вместе с её стремлением срочно сконцентрировать власть в своих руках (референдум 5 июня о поправках в Конституцию, президентские выборы 20 ноября, обещанные парламентско-маслихатские выборы в первой половине 2023 г.);
— «заморозка» общественно-политической жизни, пока народ пассивен.

Да, чиновничеству свойственен т.наз. аппаратно-бюрократический подход, причём во всём, чего не коснётся рука бюрократа. Где главное: бдить, не пущать, проконтролировать всё и вся. Даже касаемо выборов, как свободного волеизъявления граждан.

Поэтому их привычный стиль зарегулирования, перестраховки: дабы чего-нибудь не случилось, всегда тяготеет к стандартности, повторяемости, предсказуемости (как желаемых и поощряемых начальством результатов).

Отсюда понятно, что предстоящие выборы-2023 рискуют как под копирку повторить унылую, скучную президентскую кампанию-2022 (будь на то воля аппаратных сценаристов).

Но, как известно, человек предполагает, а Небеса располагают.

Почему же гражданское общество выжидает? На мой взгляд, в основной массе население не чувствует серьезной угрозы своим жизненным интересам. Если рассмотреть ситуацию в стране с точки зрения т.н. «Общественного договора», то стороны (власть VS народ) свои обязательства соблюдают. Власть поддерживает худо/бедно институты и процедуры, отчисляет часть природной ренты на потребление, народ, со своей стороны, потребляет, не саботирует и не противодействует системе присвоения природной ренты элитами.

Как сказал кто-то умный, лучший договор тот, когда недовольны обе стороны. Народ недоволен долей природной ренты, которая ему предназначена. Власть недовольна качеством народа, который не хочет производить больше добавленной стоимости на единицу капитала.

Так что, пока одна из сторон не нарушила своих обязательств, граждане не будут требовать ничего. Все в рамках уговора.

Но вдруг, каким-то чудом появится такой себе средний класс, который будет требовать другого качества жизни, другого уровня государственных услуг, другого уровня безопасности. Тогда и появятся недовольные и АКТИВНЫЕ граждане.

Насчет сюрпризов. Я сторонник последовательной, скучной и монотонной работы. Политика на самом деле очень скучный, проективный и предсказуемый процесс. Почему-то бытует мнение, что политика – это такое искусство, сродни цирку или опере. На самом деле это уже конечный результат – 5 % от всего объёма. Поэтому сюрпризы могут быть, если их запланировать и подготовить заранее.

 В пользу этого говорят два будущих фактора:

1) наличие одномандатных округов в Мажилис (30%), в маслихаты областей и городов респ. знач. (50 %), в гор/рай. маслихаты (100 %).

Тут слабую надежду вселяет, что легко забыть то, что и так не знаешь. Т.е., если и раньше при проклятом старом режиме почти во всей стране (кроме Орала) не было остро-конкурентных, свободных выборов по мажоритарной системе, то и сейчас, после серии кампаний с партийными списками, эта практика уже почти напрочь забыта.

Ваш же покорный собеседник, напротив, с 1989 года участвовал и организовывал подобные одномандатки разных уровней в самом электорально активном городе – Орале/Уральске. Поэтому смею Вас заверить, сюрпризов тут не избежать: чай, не при ЕБ живём, братцы! деп.

2) влияние внешнего украинского фактора: ситуации на её фронтах, в случае её успешных побед до/во время наших весенних выборов.

– Есть ли шансы, что институт независимого наблюдения учтёт свои ошибки и каким-то образом сможет повлиять на итоги выборов?

Главный изъян независимого наблюдательства был в ограниченности народного контроля лишь на уровне избирательных участков (пусть даже в большинстве ИУ в масштабе отдельного города).

Да, их героический труд уже дисциплинировал процесс голосования и подсчёта голосов на самом нижнем, базовом уровне.

Но вот следующая стадия подведения итогов, на уровне территориальных избирательных комиссий оказалась недоступной для народных контролёров, не говоря уже про сам ЦИК.

В силу недостатков уже самого избирательного закона.

Так что даже инициативный свод имеющихся на руках копий протоколов силами энтузиастов-общественников представлял скорее социологический интерес, чем документ с юридической силой, годный для оспаривания в судах.

Причина в чрезмерной масштабности прошлых выборов: все прошедшие кампании (президентские-2019 и 2022, парламентская-2021, референдум-2022) представляли собой единый общенациональный округ.

Что по силам только настоящим оппозиционным, а не поддельным кандидатам от общенациональных партий (чью работу на себя брали добровольно независимые наблюдатели, не от хорошей жизни, а из-за политических недостатков Системы, естественно).

Поэтому в этом и есть историческая заслуга народного движения независимых  наблюдателей в их «золотой период» 2019 года, что они своим внезапным и массовым появлением на выборах 9 июня сорвали имеющий сценарий быстрого Транзита страны в парламентскую республику семейного формата (см. моё предыдущее интервью в «Эксклюзиве» от 14 декабря с.г.).

Впоследствии не случайно подвергнувшись гонениям на других выборах, что тоже сыграло на угасании движения, вкупе с инициированными сверху многочисленными лже-независимыми наблюдательскими структурами: чтобы запутать общественность и растворить в их общей массе истинные организации народного контроля за голосованием.

Но, в целом, повторюсь, эти герои электорального фронта уже внесли свою достойную лепту в политическую историю страны.

Теперь они могут спокойно трансформироваться в две следующие новые формы:
— агитаторов и наблюдателей в составе предвыборных штабов-команд независимых кандидатов на одномандатных округах в маслихаты;
— гражданских активистов различных общественных структур.

Во втором случае главное, что у этих нағыз азаматов уже есть практический опыт самостоятельной политической работы – пусть и краткосрочный, пусть в пределах помещений избиручастков – но ведь любой путь в тысячу шақырым начинается с первого шага.

Если же говорить о естественном продолжении народного наблюдательства как такового, то уже сам формат одномандатных округов в рай/гор/облмаслихаты даёт кандидатам и их командам реальные шансы не повторить прежних ошибок.

Получая системные рычаги возможностей полного контроля над чистотой голосования/подсчёта голосов уже в доступных пределах своих избирательных округов. Когда достаточно будет иметь на руках копии протоколов с синими печатями от собственных 3-12 избирательных участков. С законной возможностью отстоять свои реальные результаты не только в судах, но и с выходом к международным наблюдателям от ОБСЕ (кстати, в моей штабной практике в 1999 г. был такой успешный случай).

В ситуации с одномандатниками в Мажилис всё это будет посложнее, но это уже технический вопрос, решаемый при желании, денежных ресурсах и нормальном организаторском подходе.

Так что по-любому народное движение независимых наблюдателей ещё получит своё новое свежее дыхание уже на этих весенних выборах.

– Сохраняется ли, на ваш взгляд, угроза реставрации проназарбаевцев через парламент? 

Если не будет каких-то кардинальных изменений в закон о выборах (а их не будет), то мы увидим назарбаевцев не как организованную силу, а как инфильтрованную (а, вернее, законсервированную) аморфную массу внутри партийных списочников.

В составе одномандатников скорее всего мы назарбаевцев не увидим – им очень трудно будет избраться вне партийных списков в родных округах, а тем более в чужих регионах.

Так что у меня двойственные чувства – с одной стороны, экспертное чутьё говорит мне, что заморозка политического спектра именно сейчас, в предвыборный период – это по большому счету стратегически полезно. Но, с другой стороны, как демократ по менталитету, я сожалею об упущенных обществом возможностях.

Если говорить о «реставрации», как о возвращении назарбаевцев к рулю, то такой угрозы нет. Если под «реставрацией» мы понимаем возврат «перекрашенных» одиозных персонажей в большую политику, то частично «да».

Меня больше заботит не потенциальная «реставрация», а пассивность и растерянность политиков завтрашнего дня.

Если не использовать предстоящие выборы для подъема политической активности здоровых сил, то всё опять выродится в борьбу олигархических квазипартий, а народ будет вынужден выходить на стихийные площадные протестные акции. Которыми прекрасно будут пользоваться именно олигархические квазипартии.

– Сейчас любая активность рассматривается как попытка реставрации. Как отличить реальных реформаторов от «подставных»? 

Самый напрашивающийся способ – посмотреть в биографию «объекта». Сейчас все заняты этим увлекательным делом. Очень просто найти в биографии почти любого кандидата на «народную любовь» факты сотрудничества с «режымом».

Но простые методы не работают. В этом постулате я убеждался не раз.

Простой контраргумент – вы платили когда-либо подоходный налог в Казахстане? Вы уже «микропособник». Это шутка, но если серьёзно, то невозможно было активно работать в Казахстане, не идя в той или иной степени на сотрудничество с властью. Так что поиск компромата в прошлом нужно использовать осторожно. Потому что есть риск выйти на самого себя.

Считаю, что нужно смотреть на дела сегодняшние. Проанализировать предложения. Ознакомиться с вИдением.

Нам в стране не хватает визионеров. Прошу прощения на высокопарное слово. Но это так.

Сразу игнорировать сторонников простых решений. Скорее всего, персонаж или сам идиот, или считает нас за идиотов. 

Естественно, нужна люстрация. Но кто её будет проводить? В стране, где коррупция, кумовство и дарообмен – основа функционирования социума, люстрация – просто инструмент передела власти и собственности.

Нам нужен средний класс. Средний класс – основа современного цивилизованного общества. Без среднего класса любые реформы обречены на фиаско.

– Есть ли шанс, что национальные производители выйдут на политическую арену, чтобы защитить свою собственность? 

Надо отдавать себе отчёт, что жизненный цикл большой социальной системы обладает колоссальной инерцией.

Система, созданная Назарбаевым (а это система, чтобы не говорили поэты и инженеры), обладает набором определённых параметров, законов, инструкций и смыслов.

Смерть социальной системы (правильнее говорить о коллапсе) – это возникновение таких системных условий, в которых она принципиально не может поддерживать свое существование в прежнем виде.

Назарбаевская система – это, прежде всего, механизм присвоения природной ренты т.наз. «элитой» (не в смысле качества материала, а его функций). Также её значимый компонент – вынесение центров принятия решений в цепочке присвоения природной ренты (ЦПР ЦППР) за пределы казахстанской юрисдикции.

Т.е., мы можем задать себе несколько ключевых вопросов в сфере именно нефтяного рынка, ответы на которые дадут нам более или менее прозрачную картину.

Первый вопрос: выключена ли РК из мирового сырьевого рынка? Ответ «нет».

Второй вопрос: выключен ли Назарбаев и его приближенные из механизма присвоения природной ренты? Ответ «нет».

Перенесен ли ЦПР ЦППР? Ответ «нет».

Значит, мы можем констатировать – назарбаевская социальная система жива (но немного приболела).

Теперь к вопросу о национальных производителях.

Рентный характер экономики Казахстана определил место частного бизнеса в т.наз. «квази-бизнес сферу». Формально, частные предприятия существуют, но они фактически (за малым статистически ничтожным исключением) не генерируют доходы, утилизируют через контур освоения бюджетных средств. Также часть квазибизнеса предоставляет различные услуги контуру присвоения сырьевой ренты.

Схему казахской квазиэкономики можно представить как трехслойный «бублик с дыркой».

Центр бублика – точка исчезновения ренты.

Первый слой – иностранные корпорации в интеграции с элитой генерируют и распределяют ренту в сторону дырки, а также во внешние слои бублика.

Второй слой – сервисный квазибизнес, работающий на первый слой.

Третий слой – утилизация части ренты, обслуживание основной массы населения.

Вы можете сказать, что я драматизирую, но надо понимать, что других доходов, кроме сырьевых и их производных (мультипликативных) в РК нет.

В условиях рентной экономики любая экономическая структура, способная существовать независимо от государства, является непосредственной угрозой господствующему классу, потому что самим фактом своего существования она создает альтернативную систему господства, основанную на иных принципах.

Описанная система является потрясающе устойчивой, стабильной и жизнеспособной.

Потому шансов выжить у настоящего предпринимательского класса до недавнего времени не было. Соответственно, требовать от национальной буржуазии политической субъектности на данный момент непродуктивно.

Сначала нужно создать её – эту буржуазию (а не персонажей, перекладывающих рентные платежи из государственного кошелька в частные). Ну или она должна зародиться. А, значит, нужны условия. Причём они могут быть или тепличными (инкубаторы, преференции). Или экстремальными – жесткий прессинг, «отжим», неподъемные налоги. У нас же пока что-то среднее. «Мал-мал того, мал-мал этого».

ВЫВОД. Место и роль национально ориентированной буржуазии, которая потенциально может стать катализатором модернизации, я лично в данный момент оценить не могу.

– Очень многие, включая и саму власть, считают, что предстоящий год будет сложным. Допускаете ли вы вероятность повторения Кантара?

После событий 2019-22 годов я считаю вероятными любые варианты.

• 129
• 140