Выборы – это всегда портрет власти

— А как тогда быть с тезисом о том, что народ голосовал за перемены?
— Нечто подобное утверждают люди, предпочитающие  желаемое выдавать за действительное.

— Но ведь в свое время президент пошел на перемены, а те, кто не пошли на них, сегодня получают или цветные революции, или узбекский/туркменский варианты.
— В свое время президент решился на перемены, учитывая  их опасность, в то же время прекрасно понимая их неотвратимость. То есть они все равно бы произошли, но вопреки его воле и по-иному. Это, как в японской борьбе – если не можешь предотвратить удар, то трансформируй ударную силу в свою пользу. Перемены были обусловлены той исторической ситуацией, в которой мы все оказались на рубеже 80-90-х годов. Тот, кто от них спрятался, оказался в позе страуса. Позиция, не выгодная во всех отношениях. Обзор затрудняет.

— Но  траектория именно тогда и была задана, а в данный момент эти перемены так же неизбежны, как и 15 лет назад. Вопрос в том, что надо их или снова возглавить, или…
— С этим трудно не согласиться. Сказав «А», говорят «Б». Это вопрос личной политической выносливости. Законсервировать промежуточный результат невозможно.

— Но оппозиция, в общем-то,  сказала это самое «Б». И разница между идейными платформами президента и оппозиции небольшая. Принципиальных противоречий у них нет. Просто у оппозиции нет ресурсов. А у президента они есть…
— Оппозиция не сказала «Б». Она сказала «бебе». Это такое мычание нечленораздельное, которое издает рассерженный ребенок. В то же время и президент не сказал «Б». Потому что никто знает, как писать эту букву. Или произносить.

— Я согласна, что свое «бебе»  оппозиция сказала довольно-таки бездарно.
— Трудно произнести такой текст талантливо. Это ведь даже не «кушать подано», а именно «бебе»…

— Мне кажется, что вы все упрощаете…
— Разумеется. Любая схема ведет к упрощению. Но это все-таки веселей, чем угрюмое брюзжание. Всем ясно, что нужно идти дальше, но боюсь, что никто не знает, как и куда. В том числе и власть. Это ее «огромный такой секрет». Правда, считается, что она обязана знать, куда и как идти. Но, на мой взгляд, власть должна старательно имитировать наличие некоего маршрута. На деле же – политика, как и поэзия – сплошная «езда в незнаемое». Повторяю: пока власть худо-бедно удерживает статус-кво, до тех пор все мы хотя бы ощупью, но ориентируемся во времени и пространстве. Еще Гамлет говорил, уже лучше мириться со знакомым злом, чем к неизвестному стремиться…

— Но, видимо, в ближайшие годы это «неизвестное» как-то проявит себя?
— Надо полагать.
 
— В таком случае стоит ли «это неизвестное» катализировать или оно должно само по себе объявиться?
— Я склонен предполагать, что процессы обладают внутренней логикой. Первое шевеление плода под материнским сердцем, безусловно, миг отрадный, но кому придет в голову немедленно употребить родовую стимуляцию? Ясно, что будет выкидыш. В нашем случае происходит нечто подобное: говорить оппозиция еще не умеет, потому что не родилась, но признаки жизни уже подает. Поэтому ни травить ее чем попало, ни устраивать преждевременные роды не стоит.

— Тем не менее  что-то делать надо? Мне кажется  то, о чем говорят и президент, и оппозиция – вещи безотлагательные. Ну, по крайней мере, нужно бороться с коррупцией, формировать правила игры, создать общество (хотя бы формально) равных возможностей, развивать инфраструктуру, иметь видение на хотя бы 10 лет вперед…
— Тут, как говорится, мечтать не вредно. Произношу это без всякого сарказма. Мечта — это ведь некая желаемая форма  будущего. Любая мать мечтает о том, чтобы ее ребенок родился здоровым и красивым, но для этого она должна соблюдать кое-какие санитарные нормы.

— Ну а как бороться с коррупцией?
— У меня нет рецептов. Вернее, есть один – не давать взяток. И, разумеется, их не брать. Такой вот категорический императив.

— Мы уже имеем общество, в котором дают и берут взятки.
— Понимаю, что звучит утопично, но, на мой взгляд, необходимо создавать моральные прецеденты.

— Никто и никогда о них не узнает! Просто будет меньше  фермеров и предпринимателей.
— А как называется самый впечатляющий памятник павшему бойцу? «Памятник неизвестному солдату»…

— Способен ли Назарбаев или, скажем так, обладает ли он политической волей и интуицией, которые позволят продолжать заданную траекторию перемен? Или он будет имитировать наличие этой самой политической воли?
— Предшествующая политическая практика не давала повода усомниться в отсутствии у него политической воли. Он доказал не раз, что способен на поступок. Что касается имитации, то она всегда была необходимой составляющей его практики — в той или иной степени. Как, впрочем, у любого политика.

— А если нет? Если все-таки не способен? Значит, он уйдет со сцены?
— Если не справится со своей миссией – уйдет. Если он станет на пути процесса, то будет им вытеснен. Если он совладает с его энергией, оседлает его, то дойдет до конца. Третьего не дано.

— А ему это надо? Оседлать процесс?
— Ну а как же! Он же всадник. Это его единственный способ жить. Впрочем, иногда нужно просто довериться лошади, и она обязательно вывезет. Хороший всадник это знает.