Нам следует гордиться своим номадизмом

Страх перед силами природы заставлял оседлого сначала поклоняться им, а затем покорить и обуздать их. А кочевник не пытался покорить природу, как нечто враждебное, а искал гармонии с ней.

В случае нашего постколониального дискурса следует помнить о том, что колонизатор и колонизируемый относились к разным цивилизационным типам – кочевому и осёдлому. Это обстоятельство обусловило восприятие Степи не только в рамках ориентализма, создавшего «удобный» образ Востока с позиции европоцентризма, но и представление о кочевом мире в вульгарных стереотипах, порожденных оседлоцентризмом. Этим грешат и цивилизационный (А. Тоинби, О. Шпенглер), и формационный (К. Маркс, В. Струве) подходы, на что указывали Л. Гумилев, Н. Масанов, Ж. Артыкбаев и др. Вопрос о типах цивилизаций и культур до сих пор остается в науке открытым, дискуссионным и заслуживает отдельного разговора.

Нас же сейчас интересует стереотип о превосходстве оседлой цивилизации над кочевой. Обратимся к деконструкции, которая позволяет рассматривать явления вне иерархий, определения правильного/неправильного, лучшего/худшего. Кроме того, отказ от любого вида центризма и использование компаративистики позволяют избавиться от стереотипов и вдруг обнаружить, что философия номадов, их бытие в мире и ценностные ориентиры стали для оседлых тем будущим, к которому они приближаются. Этот парадокс объясняется именно тем обстоятельством, что оседлый мир оставался в плену собственных стереотипов о мире номадов. То, что номадами было освоено и пронесено через века, составило для оседлых долгий путь поиска и ошибок.

Сопоставление самых разных явлений кочевого и оседлого миров с точки зрения номада (тот самый голос «другого») дают непривычный и, вероятно, некомфортный для оседлого ракурс, обнажающий то, что многое в оседлом мире в восприятии номадов представлялось диким, неразумным, несправедливым. Более того, сравнение часто заставляет усомниться в том, что оседлый цивилизационный путь был однозначно лучшим (для человечества и планеты), и признать, что оседлый мир своими цивилизационными рывками обязан воздействию на него кочевого мира.

Даже поверхностное сравнение двух миров – кочевого и оседлого – демонстрируют поразительную разницу в восприятии мира, а значит, формируют разные ценности и пути развития. Рассмотрим несколько показательных примеров.

Страх перед силами природы заставлял оседлого сначала поклоняться им, обожествлять их, а затем предопределил его стремление завоевать, покорить и обуздать мир природы. Это обусловило противопоставление человека природе и его хищническому, потребительскому отношению к ней, что привело к нещадной эксплуатации природы, нарушению экологического баланса. Оседлый человек видел себя венцом природы (иерархия!).

Кочевник принимал природу без страха, вступая в нее, осваивая новые пространства, и потому не пытался покорить ее как нечто враждебное, а искал гармонии с ней, свое место в ней. Он подчинялся ей и принимал ее законы, что позволяло ему выживать и получать все необходимое, не нанося природе вреда. Для него целью было не покорить, не одержать верх, а гармонично встроиться в окружающую среду. Насилие над природой было чуждо кочевнику, который видел себя ее частью, одним в ряду других живых существ. Мысли о том, чтобы владеть природой, не могли возникнуть.

Разница в отношении к окружающему миру и позиционирование себя в нем – противопоставление (оседлый) или как часть целого (кочевник) – обусловило принцип закрытости/открытости новому, иному, отличному от своего (культуры, образа жизни, ценностей, традиций и др.).

Противопоставление себя остальному миру, стремление к овладению, присвоению сформировало традицию оседлого мира определять границы, возводить ограждения между своим и чужим (двор, деревня, земля феодала, город, государство).

Кочевники не ограждали территорию, при этом прекрасно знали, где кончаются и начинаются земли другого рода, народа, конфедерации племен. Создание заслонов, заборов представлялось кочевникам нелепым, потому что они понимали, что земля дана всем живым существам, как небо, воздух, вода, а искусственные преграды нарушали естественный ландшафт и преграждали пути миграций животных. Кроме того, кочевники понимали, что никакие границы, ограды, крепостные стены, межи не могут быть надежнее слова, договора, намерения мирно сосуществовать.

Восприятие кочевниками мира без границ, их движение по огромной территории Евразии, знание того, насколько велик и разнообразен окружающий мир, обусловило их открытость всему новому, неизведанному. Сталкиваясь с новой страной, новым народом, кочевники искали то общее, что потенциально могло стать основой для сотрудничества, налаживания связей (к слову, если оседлые продавали товар, то кочевники – услуги). Так же, как кочевники адаптировались к природе, они адаптировались к любым новым условиям и гармонично встраивались в них.

Кочевник, путешествуя, видел многое, и его отличало знание мира за границами своей страны, широта взглядов, умение анализировать и сравнивать. При этом кочевники не так много перенимали и заимствовали по той причине, что далеко не всякий опыт или изобретение оседлых были пригодны в кочевой жизни, но горизонты сознания новая информация, безусловно, расширяла. Посещение разных стран, знакомство с разными народами научили кочевников спокойно принимать многообразие мира, что обусловило терпимость к иному и способность увидеть рациональное в чужих традициях, образе жизни, религии.

Для оседлых, веками проживающих на одной территории, в окружении одного этноса, все новое, незнакомое нарушало привычную картину мира, вносило смятение, тревогу, воспринималось настороженно, враждебно и, как следствие, вызывало отторжение. В привычном ограждение себя от остального мира оседлый ищет границы между своим и чужим, т.е. в восприятии и оценке опирается на различия. Это объясняет сосредоточенность оседлых на своем, на безусловном приоритете своего (защита, обособление) и отторжении, принижение иного, чужого, незнакомого. Поэтому оседлые более нетерпимы к проявлениям инаковости в любом ее виде: традиции, внешний облик, язык и др. Оседлый образ жизни, неспособность представить, насколько разнообразен и многолик мир за пределами его поселения, обусловила ограниченность взглядов оседлого, его закрытость и неприятие «другого».

Ментальная закрытость и нетерпимость оседлых к инаковому при осуществлении ими, например, завоеваний, колонизации стали причиной насильственного навязывания своего: языка, образа жизни, законов, культуры. Неспособность, нежелание увидеть и принять рациональное в чужом жизненном укладе и традициях маскировалась безапелляционным заявлением о превосходстве собственной культуры. Завоевывая и природу, и народы, оседлые действуют одинаково – ломая, подстраивая под себя, стремясь доминировать, не способные увидеть альтернативы, не умеющие предвидеть разрушительных последствий.

Кочевники долгие века вели завоевания, но принципиальное отличие этих завоеваний было в том, что они не навязывали своего образа жизни, культуры, обычаев, языка. Да, в средние века за пределами Степи разговаривали на кыпчакском, т.е. тюркском, языке, но его учили купцы, послы, путешественники, потому что этот язык гарантировал возможность быть понятым, вести переговоры, торговать, общаться на огромной территории от Европы до Китая. При этом кочевники, остающиеся на новой земле, осваивали язык страны пребывания, женились на местных женщинах, их потомки через 3-4 поколения ассимилировались (культурно-ментальный плюрализм был следствием свойственных номадам открытости, толерантности, умения гармонично встраиваться в новую среду). На контролируемых территориях кочевники внедряли законы, дающие возможность регулировать международные отношения, одинаково выгодные для всех сторон.

Так, при завоевании оседлые осуществляли захват; кочевники – контроль и создание единой сети. Оседлые присваивали себе часть мира (чем больше, тем лучше); кочевники воспринимали весь мир как целое (его не надо присваивать, достаточно гармонично присутствовать в нем). Оседлые подстраивали мир под себя; кочевники внедряли унифицирующие нормы отношений между народами и выступали связующим звеном между ними.

Кочевники осуществили интеграцию в единое геополитическое, мультикультурное, информационное, макроэкономическое пространство территорий Евразии – Европы, Китая, Индии, Ближнего Востока и, конечно, Степи.

История многих стран Запада и Азии была бы иной, темпы построения национальных государств и их развитие протекали бы значительно медленней. Сегодня является очевидным, что кочевники ускорили темпы развития многих народов и процессы нациестроительства, заставили оседлый мир налаживать международное сотрудничество, внесли вклад в развитие военного дела (оружия, атрибутики, понятий воинской чести, разведки), способствовали культурным заимствованиям и влияниям разных культур друг на друга.

Даже принцип «от противного», «вопреки» сыграл определенную роль в централизации оседлых государств. Именно после последней мощной волны кочевников Шынгысхана и в Европе, и в Китае начинается культурный Ренессанс, национальное возрождение, результатом чего стала централизация власти, а в Европе еще и формирование национальных языков с их последующей победой над латынью.

Кочевники делали мир более открытым, стирая границы, но сохраняя уникальность и самобытность разных культур. Выполняя функцию связующего звена между странами, обществами, менталитетами, номады создавали систему единых культурных ценностей, придавали импульс, задавали темпы и направления развития оседлых народов, создавали международные коммуникации, осуществляли ретрансляцию информации отдаленных друг от друга культурных центров.

Сегодня продвинутый мир стал кочевым по духу, по внутренней сути – открытым новому, мобильным, восприимчивым к инаковому. Оседлый мир в своем развитии приходит к тому, что составляло принципы номадов, на которых традиционно строился их конкурентный потенциал: бережное отношение к природе и осознание себя ее частью, мобильность, толерантность, веротерпимость, незыблемость международных договоров, преодоление границ мира и движение сквозь них информации, услуг, технологий и др.

(Продолжение следует)

• 113
• 108