Почему суды априори занимают сторону госорганов?

«Зависимость судебной власти от исполнительной – очень прискорбный факт, подрывающий доверие населения и к тем, и к другим», — считает адвокат, принявший решение больше не участвовать в административных делах с участием госорганов.

Слепой и глухой суд

– «Всегда старался не брать дела, связанные с административным судопроизводством. Последнее дело, в котором принимал участие в качестве защитника, окончательно укрепило меня в этом мнении», — говорит адвокат Канатбай Кашкенов. – Несмотря на то, что все Кодексы и Конституция декларируют равенство всех перед законом и судом, к сожалению, в судебных делах с участием госорганов этого не наблюдается. Суды априори занимают сторону госорганов, исходя из гипотетического понятия – «государственные интересы». Зависимость судебной власти от исполнительной – на самом деле очень прискорбный факт, это подрывает доверие населения и к тем, и к другим. В моей практике было считанное количество дел, когда оппонентом выступал госорган, а выигрывала противоположная сторона – частная структура.

Мы, юристы, конечно, не сидим на месте. Группа наиболее активных из нас регулярно обращает внимание Верховного суда на такую негативную практику. Мы пишем в том числе пожелания о необходимости наполнения принципа независимости судов реальным содержанием.
Судьи в большинстве своем, на мой взгляд, просто загнаны системой в определенные рамки, и, даже понимая неправильность ситуации, вынуждены выносить незаконные судебные акты.

Многое, к примеру, показал последний конфликт между защищаемым мной Казахским медуниверситетом непрерывного образования (КазМУНО) и МОН РК. Суды допускали грубейшие процессуальные нарушения при рассмотрении дел с участием указанных сторон. К примеру, судья вынесла постановление через три с половиной часа после принятия дела в свое производство. Суд первой инстанции позволял себе «утерять» часть доказательств, представленных университетом для подтверждения доводов в свою защиту, а суд апелляционной инстанции не предпринял мер для исправления ситуации.

Еще один пример — апелляционная коллегия, игнорируя занятость адвоката в другом судебном процессе, позволила себе рассмотреть поданную им жалобу без его участия. Суд указал в своем постановлении, что университет вполне мог направить на процесс «другого представителя». А как же тогда понимать статью 13 Конституции — право каждого на получение квалифицированной юридической помощи, если суд считает, что такую помощь может оказать «любой представитель»?

Одна из ярких деталей взаимоотношения суда и госоргана – представитель министерства даже не вставала, когда судья обращался к ней и или она обращалась к нему. С моей стороны была попытка обратить внимание суда на такое проявление к нему неуважения, однако представитель «самостоятельной и независимой ветви государственной власти» сделал вид, что не услышал. Когда суд обязал МОН представить все материалы по делу, то представитель министерства, нисколько не смущаясь, тому же судье на следующем заседании открытым текстом заявила, что они удержали (!) четыре тома доказательств, представленных университетом, посчитав их «несущественными». Отмечу: по закону государственный орган обязан представить в суд все материалы административного производства. Когда мы попросили о вынесении частного постановления в адрес должностных лиц МОН РК за незаконное удержание доказательств и невыполнение требования суда, судья в очередной раз оставил его без удовлетворения, «проглотив» проявленное к нему неуважение и «не заметив» грубейшее нарушение закона.

На мой взгляд, такая «снисходительность» суда к госоргану лучше всего характеризируют фактическую зависимость судебной власти от исполнительной. Опять же, заявление об отводе составу суда ожидаемо было оставлено без удовлетворения, то есть все предпринятые мной, как адвокатом, в рамках закона действия остались без видимых последствий. После таких нонсенсов в суде, я, практикующий адвокат с многолетним опытом участия в судебных разбирательствах, чувствовал полную профессиональную беспомощность перед глухой и слепой, не реагирующей ни на что стеной – нашей отечественной судебной системой.

Ее, эту стену, не смущало даже присутствие прессы, которую мы пригласили на процесс, тем самым подрывая доверие и к четвертой власти тоже. А ведь доверие людей к СМИ играет очень важную роль, поскольку именно оно позволяет незаметно и гладко проводить основные для государства посылы — борьбу с коррупцией, патриотизм, нацеленность масс на успех и другие стимулирующие факторы.

Место у дверей

А вот это уже интересно. О том, как реагирует сейчас судебная власть на прессу, хорошо рассказала другой алматинский юрист – Ольга Склярова:

«Однажды одну мою знакомую журналистку пригласили на одно мероприятие в городской суд. Но ей постоянно некогда, а массовые мероприятия она вообще не очень любит, потому что они занимают много времени, а толку от них, по ее словам, мало. Ознакомившись с пресс-релизом, моя знакомая предпочитает обычно брать комментарий у спикеров по телефону, по скайпу и т.д. Все это происходит у нее в оперативном порядке, а тут ожидалось мероприятие, отягощенное бесчисленными докладами, поскольку на него были приглашены все судьи Алматы. Следовательно, оно угрожало затянуться надолго.

Зная, что я всегда очень интересуюсь данной тематикой, она спросила, а не хотела бы я пойти вместо нее. Когда я ответила согласием, журналистка быстренько согласовала это с пресс-центром суда.

Прихожу. В зал заседаний еще никого не пускали. Судьи не спеша расхаживали по фойе. Многие из них, увидев меня, здоровались, а потом спрашивали: а что вы здесь делаете? Я отвечала, что в данный момент являюсь не стороной в споре, а представителем прессы. Стараясь скрыть удивление, они делали многозначительные лица и отходили в сторону. Я понимала судей, поскольку часто критикую их — пишу на них официальные жалобы в официальные органы, а также выступаю в прессе.

Чувствуя, что атмосфера потихоньку накаляется и вокруг меня начинает образовываться пустота, я, увидев знакомого журналиста, вцепилась в его локоть, чтобы вместе зайти в зал заседаний. Причем прессе, поскольку ей дали место сбоку в первом ряду, нужно было пройти через весь зал по ковровой дорожке. Мы прошли, сели, достали диктофоны, но включить я его не успела. Буквально через минуту к нам подошла девушка и спросила: «Кто здесь Склярова?».

Услышав мое: «Я», она с умоляющим видом наклонилась и тихо, чтобы никто из сидящих рядом не слышал, сказала: «Извините, но вы не можете присутствовать на этом мероприятий». – «Почему? Что-то не так с аккредитацией?». – «Нет. Ваша фамилия стоит, но, понимаете… – она замялась, — я вас очень прошу…». Вконец растерявшись, девушка прошептала: — «Пожалуйста». Мне ее стало так жалко, что я, нарушая слово, данное подруге-журналистке, решила последовать ее просьбе. И также, как перед этим прошествовала через весь зал, отправилась с сопровождающей меня сотрудницей суда обратно.
Потом в Интернете я прочитала, что выступивший с докладом председатель суда прошелся как раз именно по той статье, которую мы написали в соавторстве с той журналисткой. Он, конечно же, не знал, что за два дня до вышеописываемой встречи с прессой, Верховный суд полностью поддержал доводы человека, в защиту которого выступали газета и я, как представитель потерпевшей стороны. Так вот, незнакомый с последними событиями председатель на примере этой статьи обратился к журналистам с нравоучительной речью. По его словам, журналист, указывая на ошибки суда, вышел за пределы разумного. «Так писать нельзя!» — сурово резюмировал он свое выступление.

Все это, разумеется, происходило без меня: когда меня выставили из зла, я ушла на работу, но после обеда вернулась. Вторая часть встречи с журналистами была, может быть, даже и серьезнее первой. Планировалось, что все приглашенные — председатели районных судов, специализированных экономического и уголовного судов — должны выступить перед журналистами с докладами.

Мероприятие проводилось в зале на последнем этаже горсуда. За большим овальным столом сидели модератор, по его правую и левую сторону – председатели судов, стулья у дверей предназначались прессе. Но вторую часть ответственного мероприятия проигнорировала, не только моя знакомая, но и все другие журналисты. В назначенное время явился только один представитель СМИ, и то не журналист, а я. Как человек ответственный к порученным мне делам и не безразличный к этой тематике, я не могла пропустить мероприятие, где судьи отчитываются перед народом.

Я спокойно села, включила диктофон, кивнула головой модератору: типа — пресса готова. Судьи, удивленно переглядывались, но модератор строгим голосом заметила: «Раз наметили мероприятие, то даже если пришел хотя бы один журналист, мы его будем проводить». И присутствующие послушно опустили глаза в свои доклады. Судьи в этот момент были похожи на людей, которых против воли заставляют делать что-то, что им очень не нравится.

Встал первый выступающий и принялся монотонным голосом читать свой доклад. На меня он не смотрел, но другие исподтишка кидали взгляды. Они, наверное, очень хотели знать: а что там делает пресса в лице юриста Скляровой, о «неправильных» действиях которой утром сообщил председатель суда? Выступающий судья рассказал, сколько дел было рассмотрено в его суде, привел какие-то статистические данные, как положено, немножко покритиковал сам себя и с облегчением опустился на стул. Модератор спросила: «Есть вопросы?» Все, конечно, посмотрели на меня: пресса, мол, должна задавать вопросы. Я ограничилась тем, что отрицательно помахала головой.

Неудобство и комичность ситуации в зале между тем нарастали. Кое-то из судей проявлял нетерпение поерзывающими телодвижениями, покашливанием и взглядами, бросаемыми в мою сторону. В них явно читалось: а на фига мы здесь собрались? Ради нее одной что ли, которая на нас неустанно строчит жалобы?

Потом кто-то, подойдя к модератору, что-то сказал ей на ушко. И тогда она выступила с небольшой речью, которая сводилось к тому, что мероприятие на этом, наверное, будет завершено. В конце с обидой сказала:

– Нами была проделана большая работа, жаль, конечно, что пресса нас так игнорирует.

Все обрадовано защелкали замками портфелей и начали вставать с мест. А я, поставив диктофон на громкость, демонстративно проверила звук. Затем, вежливо поклонившись, сказала: «До свидания», и вышла первой, поскольку мое место было у дверей»

– После рассказа коллеги чувство безнадежности у меня только усилилось, — говорит Канатбай Кашкенов. — Я принял для себя решение больше не принимать участия в делах об административных правонарушениях. По крайней мере, до тех пор, пока не изменятся законодательство и отношение судов к оппонентам государственных органов — частным структурам, которые являются частью нашего гражданского общества, и чьи права, казалось бы, должны также защищаться, но – увы!..

Что касается КазМУНО, то у нас осталась последняя надежда – нами направлено ходатайство на имя Председателя Верховного Суда. До этого я пытался достучаться с аналогичным ходатайством до Генеральной прокуратуры, где расписал все нарушения, допущенные судами с указанием номеров дел и фамилии конкретных судей. Однако эта госструктура в течение одного дня (!) отписалась тем, что не видит оснований для принесения протеста в судебную коллегию…. То есть она не проявила даже желания разобраться в деле. Складывается ощущение, что все госорганы единым фронтом выступают против субъектов частного предпринимательства, видя в них некую угрозу, хотя именно частник является реальным производителем товаров, работ и услуг, которыми пользуемся все мы. Сейчас ситуация усугубляется еще и тем, что процессы проходят в режиме онлайн, что дает возможность «не услышать» представителей частных структур в спорах с госорганами.

• 57
• 50