Спецслужбы могут поставить под угрозу глобальную стабильность

В идеях, лежащих в основе нынешней глобальной экономической системы, наметился радикальный сюжетный поворот. Со времён окончания Второй мировой войны так называемый либеральный международный порядок опирался на свободные потоки товаров, капиталов и финансов, но сегодня такое мироустройство всё больше выглядит анахронизмом.

Любой рыночный порядок поддерживается идеями – рассуждениями о том, как работает система, которые мы сами себе рассказываем. Это особенно касается мировой экономики, потому что, в отличие от отдельных стран, у мира нет центрального правительства, играющего роль создателя правила и контролёра за их соблюдением. В совокупности все эти рассуждения помогают устанавливать и поддерживать нормы, позволяющие системе работать упорядоченным образом и объясняющие правительствам, что они должны и не должны делать. Когда эти нормы закрепляются, они поддерживают глобальные рынки так, как не могут ни международное право, ни торговые соглашения, ни многосторонние организации.

В ходе истории эти глобальные идеи много раз менялись. В конце XIX века в рамках золотого стандарта мировая экономика воспринималась как система, которая сама себя корректирует, сама находит равновесие и в которой стабильность лучше всего достигается, когда в её работу не вмешиваются правительства. Согласно этим рассуждениям, свободное движение капитала, свободная торговля и разумная макроэкономическая политика способны принести наилучшие результаты – и мировой экономике, и отдельным странам.

Крах золотого стандарта, а также Великая депрессия, существенно подорвали авторитет этих рассуждений про благотворность рынков. Бреттон-Вудский режим, возникший после Второй мировой войны, опирался на кейнсианское управление макроэкономикой ради стабилизации мировой экономики и наделял государство намного более важной ролью. Лишь сильное социальное государство могло обеспечить социальное страхование и поддержать тех, кто упал в трещины рыночной экономики.

Бреттон-Вудская система изменила также отношения между внутренними и глобальными интересами. Мировая экономика строилась на основе модели поверхностной интеграции и подчинялась определённым целям – обеспечить полную внутреннюю занятость и создать справедливые общества. Благодаря контролю за капиталом, и мягкому режиму международной торговли, государства могли создавать социальные и экономические институты, подходившие для их индивидуальных предпочтений и нужд.

Неолиберальные идеи гиперглобализации, ставшие доминирующими в 1990-е годы, отдавали предпочтение глубокой экономической интеграции и свободным финансовым потокам и, во многих отношениях, являлись возвращением к идеям времён золотого стандарта – рассуждениям о благотворности рынков, способных к самокоррекции. Впрочем, в этой системе признавалась критически важная роль государства: контролировать соблюдение конкретных правил, делавших мир безопасным для крупных корпораций и банков.

Предполагалось, что польза благотворных рынков не будет ограничиваться экономикой. Неолибералы считали, что экономические выгоды гиперглобализации помогут покончить с международными конфликтами и укрепить демократические силы во всём мире, особенно в коммунистических странах, подобных Китаю.

Идея гиперглобализации не отрицала важности социального равенства, охраны окружающей среды, национальной безопасности и не оспаривала обязанность государства стремиться к их достижению. Но эта теория предполагала, что данные цели можно достичь с помощью таких политических инструментов, которые не вмешиваются в свободную торговлю и финансы. Проще говоря, она обещала, что и волки будут сыты, и овцы целы.

А если бы результаты разочаровали (что, собственно, и произошло), то вина будет лежать не на гиперглобализации, а на отсутствии дополнительных, поддерживающих мер в других сферах.

Гиперглобализация, отступающая со времён финансового кризиса 2008 года, в конечном итоге провалилась. Может, потому что не смогла преодолеть свою внутреннюю противоречивость. Правительства, передавшие корпорациям полномочия писать историю, никак не могли убедить авторов этой истории поддержать выполнение внутренних социальных и экологических задач.

Сегодня мир отказывается от гиперглобализации, но что его заменит, пока совершенно непонятно. Одна из новых систем экономической политики, которую я называю «продуктивизм», подчёркивает роль государства в решении проблем неравенства, здоровья населения, перехода к чистой энергетике. Выдвигая вперёд эти игнорируемые задачи, продуктивизм утверждает внутриполитические приоритеты, но без враждебности к открытой мировой экономике. Бреттон-Вудский режим показал, что политика, поддерживающая сплочённую экономику на национальном уровне, одновременно может содействовать развитию международной торговли и потоков долгосрочного капитала.

Другую новую парадигму можно было бы назвать гиперреализмом в честь «реалистической» школы международных отношений. В этой системе акцент делается на геополитическом соперничестве США и Китая и применяется логика игры с нулевой суммой к экономическим отношениями между крупнейшими державами. Система гиперреализма считает экономическую взаимозависимость не источником взаимной выгоды, а оружием, которое можно использовать для удушения противников, как, например, поступила Америка, использовавшая экспортный контроль для блокировки доступа китайских компаний к передовым полупроводникам и оборудованию для его производства.

Будущий путь мировой экономики будет зависеть от того, как эти соперничающие системы будут развиваться сами по себе и относительно друг друга. Учитывая, что в случае с торговлей они пересекаются, в ближайшие несколько лет правительства, скорее всего, будут применять более протекционистские подходы и активней будут поддерживать политику «решоринга» (возврата производства, выведенного ранее за рубеж). Также будут задействованы и другие меры промышленной политики, содействующие развитию передовых отраслей производства. Кроме того, правительства будут активней проводить такую зелёную политику, которая отдаёт предпочтение отечественным производителям (примером здесь служит американский закон «О снижении инфляции») или воздвигает барьеры на границах (так делает Евросоюз со своим механизмом пограничной углеродной коррекции). Подобная политика будет служить и внутренним, и внешнеполитическим задачам.

Но в конечном итоге геополитические соображения, скорее всего, отодвинут в сторону все остальные соображения, что позволит возобладать идеям гиперреализма. Например, далеко не очевидно, что акцент на развитии передовых отраслей производства, которым характеризуется нынешний ренессанс промышленной политики, сильно поможет сокращению неравенства внутри стран, поскольку хорошие рабочие места будущего, скорее всего, будут возникать в отраслях сектора услуг, а они имеют мало отношения к конкуренции с Китаем.

Если позволить истеблишменту национальной безопасности крупнейших держав мира захватить контроль над экономическими идеями, это поставит под угрозу глобальную стабильность. Результатом может стать более опасный мир, в котором постоянно насущная угроза военного конфликта между США и Китаем будет вынуждать меньшие страны выбирать сторону в этой борьбе, никак не продвигающей их собственные интересы.

Сегодня у нас есть уникальный шанс исправить плохие стороны гиперглобализации и создать улучшенный международный порядок, базирующийся на идее общего процветания. Мы не должны позволить великим державам упустить его.

Copyright: Project Syndicate, 2023. www.project-syndicate.org

• 20
• 23