Кто мы? Куда мы идем?

Известный казахстанский ученый Валихан Тулешов предлагает свою версию философского обоснования и реализации проекта «Мәңгілік Ел».

Для того,  чтобы раскрыть культурно-исторические основания  древнего понятия Мангилик Ел как самоопределения и самоидентификации тюрков Великой Степи, необходимо сделать его несущей смысловой конструкцией или основной философской идеей Модернизации общественного сознания, провозглашенной Лидером Нации Н.Назарбаевым.  Необходимо представить  эту философскую идею в качестве всеобъемлющего теоретического конструкта национального образа и проекта будущего казахской нации, духовным проектом жизни и творчества ее будущих поколений и важнейшим звеном формирования ее национального социального капитала. 

Значимость такого понимания метафизической расшифровки и деконструкции для развивающейся казахской нации переоценить сложно, если учитывать экспоненциальный рост скорости социальных и технологических изменений в мире, ведущих в быстрому увяданию и гибели архаичных идеологических проектов.

Почему это важно?

Выявляя различие древнего понятия «Мәңгілік Ел» и всего того, что сегодня понимается под ним, мы поднимаемся к пониманию идиоматического различия древней и современной казахской философии. Существует серьезное несоответствие данных определений: с одной стороны — это сугубо онто-телеологическое определение — философская констатация приверженности к «вечному» или принадлежности к «вечности», а с другой — явная попытка эту вечность представить в виде конкретных аксиологических ценностей, гносеологических задач и практических  социально-экономических и культурных проектов. Суть этого метафизического конфликта дает нам шанс пойти путем формирования последовательных, вытекающих друг из друга национальных идиом.  Ведь, именно на каждом этапе истории мы можем проследить через смену государственных образований на территории нынешнего Казахстана и региона в прошлом смену характеристик и особенностей провозглашаемых или декларируемых ценностей, идеалов и стандартов исторических обществ. В условиях отсутствия консенсуса в отношении понятия «Мәңгілік Ел», которое сегодня стремится занять место национальной идиомы будущего, нам предстоит определить притязания современной казахской философии, выявить наше притязание на собственную философскую национальность. Это, в свою очередь, даст нам возможность понять и определить формы и способы перевода нашей философии на языки других национальных философий (прежде всего тюркских), а также особенно развитых видов  континентальной и американской философии.

Провозглашение «Мәңгілік Ел» — это, если хотите, вызов, брошенный нашей  прежней ордынской ментальностью, которая в своем архетипическом выражении является тюркской, прототюркской, сакской и т.д., философским национальностям или национальным философиям других народов. Это своего рода начало интеллектуальной метафизической войны, когда врага видят повсюду, когда коллаборационистом или предателем считается тот, кто отдает ,предпочтение чужому искусству или слишком любит чужую культуру и язык. С другой стороны, в этом по сути метафизическом сражении обретаются и оттачиваются специфически духовные и интеллектуальные умения нации, навыки философской консолидации нации, восстановления хорошей традиции и переучет культурного и в целом национального духовного опыта. На этом пути как раз и возникают смычки и переходные мосты, когда конфронтация может сопровождаться кооперацией, установлением или делимитации духовных границ нации с ее соседями и партнерами.

Обострение интереса к обретению национальной самотождественности в случае с понятием «Мәңгілік Ел» пока не столкнулось, но обязательно столкнется с другими претендентами на это самоопределение. Поэтому нам необходимо доказать не просто национальный уровень притязаний, не только особенности и отличия отечественной философии от других национальных видов, но доказать ее претензии на ее фундаментальный онтологический характер перед другими страновыми и региональными антологиями и философскими проектами. Нам предстоит не только доказать авторитет нашей национальной философии перед другими, но и проблематизировать так называемую «авторитарность криптофилософского типа» (Ж.Деррида), на которую будут претендовать наши визави.

По сути, речь идет о становлении казахской философии, которая по существу является носительницей универсального и философского как такового, как универсальной модели философии, имеющей космополитические (сначала — региональное, затем — мировое) притязания.  Но, чтобы добиться этого, необходимо презентовать собственное, глубоко осмысленное представление о философии как таковой, в ее современных дискурсах, и о философском национализме  в частности — в признании отдельными развитыми национальными философиями. Без обращения к признанным философским системам современности и без вовлечения их дискурсов в свой, невозможно добиться элементарного признания нашей нации как нации живой и творческой силы.

Ранее немецкая, позже французская философии в лице их ведущих представителей эссециализировали немецкость и французскость, превратив их в некие сущности целостного метафизического образа наций, узнаваемых повсеместно. Но в Азии такой эссенциализированости, насыщенности сущностями философского порядка, других систематизированных национальных видов философии  мы не наблюдали. В советское время мы имели явление «казахстанской философской школы», однако, в силу известных обстоятельств идеологического свойства, это явление не получило широкого регионального, а тем более мирового признания. Даже в высокоразвитой Японии, где доминирование синтоистско-буддийской духовно-религиозной ориентации, не претерпевшей полноценной реформации, не позволило сформировать более активную духовную среду.

Футуризм «Мәңгілік Ел», таким образом, будет выражаться в целиком и полностью философском самоутверждении казахской нации. Это должно стать философией жизни народа, в которой идейное производство всеобщих и конкретных понятий должно стать самым эффективным в тюркском мире, а также, в силу промежуточного, центрального положения Казахстана в Евразии,  на  всем евразийском пространстве.

Современный идеологический концепт государства «Мангiлiк Ел» со строго научной точки зрения является концептом реанимации каганатского, ордынского и постордынского идеологического символа и соответствующих форм сознания современными политическими элитами Казахстана. О происхождении этого термина существует много версий, но в целом их можно свести к объяснению, данному директором Республиканского научно-исследовательского центра изучения традиционных цивилизаций Центральной Азии при КазНУ им. Аль-Фараби Таласом Омарбековым (https://www.zakon.kz/4604573-shedshijj-mnogo-vekov-k-ponjatiju.html).

Казахский концепт общеисторического тюркского «Мангiлiк Ел» возник в общем и целом на волне культурной реставрации ордынского религиозного сознания и самосознания казахов после поправок в Конституцию Казахстана, закрепляющих за президентом Нурсултаном Назарбаевым статус ЕЛБАСЫ — Лидера нации. Сопряженность понятий «Мәңгілік Ел» и «Елбасы» исторически и культурно сходна с сопряженностью понятий «Каганат» и «Орда» с понятиями «Каган» и «Хан», что определяет смысловое понимание данных понятий современными гражданами Казахстана. Данному феномену свое объяснение  было дано и мной[1] в разных работах, где я стремился  показать, что употребление современного понятия «Президент» семантически воспринимается, определяется и отождествляется в подсознании современных казахов с такими понятиями древней и средневековой истории народа как каган и хан.

Вместе с тем, бытующее современное представление единой истории казахов, берущих свое настоящее самоназвание со времен образования Казахского ханства, нарушает культурно-исторический порядок представления казахов в прошлом как тюрков и саков. Менявшиеся этнонимы спровоцировали у историков советского периода нарушение единства и непрерывности культурно-антропологической истории, что привело к ошибочному представлению, что ранее у казахов совершенно не было никакой государственности. Это вызвало естественное и обоснованное возражение казахов после того, как он был повторен лидером соседней страны на его официальной встрече с молодежью.

Поэтому, главное, что следует помнить, это то, что «в прошлой истории нашего государства было совершено немало ошибок, связанных с игнорированием объективных и субъективных факторов процесса закономерности в деле организации толкования и объяснения понятия «Вечного». Самая большая ошибка тех, кто формировал идеологию «Мәңгілік ел» – пришедшие в свое время к власти главы династий, стоящие у руля истории народа, стремились предать забвению историю существовавших до них прежде государств, вычеркнуть из народного сознания сохранявшиеся в памяти предков страницы традиционного героизма и саму родословную этноса»[2].

Поэтому, чтобы избежать этих ошибок в будущем, необходимо не просто «присвоить» общетюркский концепт «Мангiлiк Ел», подробно воссоздав историю казахов как потомков древних тюрков (это должны делать историки), но и найти глубокие философские основания этой древнейшей культурно-философской категории в современной жизни казахской нации. Необходимо культурно-антропологически и метафизически доказать принадлежность древнего концепта «Мәңгілік Ел» современной казахской нации, определив пути трансформации ордынской ментальности нашего народа в ментальность современного постиндустриального общества.

Ведь у идеологии «Мангiлiк Ел» сегодня практически нет никакой новой метафизической, исторической, научной, социальной и даже практической сцепки с современностью, с современным типом государственности в Казахстане, с современным состоянием цивилизационных основ, кроме программ модернизации экономики и инфраструктуры страны, а также смысловой заявки на осуществление вековой мечты народа о стабильности и процветании, на незыблемость и победоносность, на преемственность к родовой сущности казахского социума и соответствующего типа кочевой государственности. «Мангiлiк Ел» егодня выступает в качестве лишь метафоры или исходной философской идеи, которой только предстоит стать полноценной национальной идеей (полноценной философией государства), растворенной в многочисленных конотациях  и определениях, идеалах и стандартах общественной и личной жизни людей.

Более того, для этого этому понятию предстоит столкнуться с понятиями «Жеруйык» — Земли обетованной (Асан Кайгы), «добродетельного города» (Аль-Фараби) и другими («Адам бол», «Байтерек», «Атамекен», «Улы Дала»), которые наряду с «Мангiлiк Ел» составили канонизированные сакраментальные понятия казахского национального самосознания.

Карл Юнг, например, так описывал каноны проявления, организации и эволюции родового духа, выраженных в подобных сакральных понятиях религии: «Родоплеменные учения священно-опасны. Все тайные учения пытаются уловить невидимые душевные события и все они претендуют на высший авторитет. Это в еще большей мере верно по отношению к господствующим мировым религиям. Они содержат изначально тайное сокровенное знание и выражают тайны души с помощью величественных образов. Их храмы и священные писания возвещают в образе и слове освященные древностью учения, сочетающие в себе одновременно религиозное чувство, созерцание и мысль. Необходимо отметить, что чем прекраснее, грандиознее, обширнее становится этот передаваемый традицией образ, тем дальше он от индивидуального опыта. Что-то еще чувствуется, воспринимается нами, но изначальный опыт потерян… Тяга к вечным образам нормальна, для того они и существуют. Они должны привлекать, убеждать, очаровывать, потрясать. Они созданы из материала откровения и отображают первоначальный опыт божества. Они открывают человеку путь к пониманию божественного и одновременно предохраняют от непосредственного с ним соприкосновения. Благодаря тысячелетним усилиям человеческого духа эти образы уложены во всеохватывающую систему мироупорядовающих мыслей. Они предстают в то же самое время в виде могущественного, обширного, издревле почитаемого института, каковым является церковь»[3]. Следовательно,  и нам необходимо выявить также те исходные религиозно-теологические основания, которые позволили в прошлом утвердиться данному понятию как идентификационному маркеру, национальному коду, сохранение и универсализация которого и представляется важнейшим делом культурно-антропологической функции философии.

При этом, необходимо крайне обоснованно использовать такие архаичные и религиозные аспекты символизации, которые сослужили в мировой истории плохую роль (для немцев — это «Третий Рейх», для русских — «Москва — Третий Рим» и для японцев «Япония — владыка Азии» и т.д.). В истории наблюдались такие трагические эксцессы, когда Гитлер поставил на государство, подчеркивая исключительную роль немцев по сравнению с другими народами, тогда как надо было ставить на человека и нацию (общество) в общегражданском (творческом и «живом») смысле слова, как утверждал Фихте.

Наконец, трактовка «Мәңгілік Ел» должна быть сопряжена как с понятием государства как универсального убежища или структуры нации или с понятием народа, обладающего трансцендентностью (как способностью перевоплощения и самосовершенствования) и облеченного в тело государства как в универсальный костюм трансформера. Здесь вполне уместна трактовка народа как внеисторического субъекта, который характеризуется как постоянно меняющий форму (государства), но не меняющий своих культурно-антропологических характеристик и творческой универсальной сущности. 

Цель проекта «Мәңгілік Ел» заключается прежде всего в доказательстве и обосновании культурно-исторических и духовных притязаний казахского народа на данное метафизическое самоопределение нации в будущем.  В-вторых, определении и раскрытии философских аспектов идеи:  в доказательстве казахскости (казакылык) как сущности, носительницы универсального и философского как такового;  в обосновании государства как зеркала и убежища, в котором нация видит ясность своего понятия; в доказательстве того, что казахская национальность является сущностно-философской категорией; в доказательстве националистического самоутверждения казахской нации как творческой, не этноцентричной,  не политичной, но космополитичной; в доказательстве метафизического характера казахского языка, способного к инструментализации (национализации, латинизации и программированию) в новое время и грядущем будущем. В-третьих, определении баланса ретрадиционализации и модернизации культуры как платформы, объединяющей прошлое, настоящее и будущее. И наконец, в  насыщении  «Мәңгілік Ел»  содержанием современных саморазвивающихся инновационных структур и проектов социального и экономического развития.

Реализация этого проекта существенно расширит и углубит представление государственных органов и гражданского общества, нации в целом о «Мәңгілік Ел» как о сущностно философском универсальном понятии казахского национального сознания. Будет закреплено это понятие за казахской нацией в качестве метафизического образа, как смысловое признание казахской нации в качестве творческой, живой, имеющей глубокие культурно-исторические корни и генетическую связи с другими тюркскими этносами. С точки зрения других народов и цивилизаций, понятие «Мәңгілік Ел» станет метафизическим этнонимом и закрепится за казахами, как потомками древнейших кочевых цивилизаций, имеющих свой образ и проект будущего. Делая своих героических предков, вечно живущих в памяти современников, основой цивилизационной самоидентификации, номадической философской традиции современности, будет воссоздана метафизическая связь времен, протянута сквозная духовная нить между прошлым и будущим, которая и станет синонимом вечности, сакральной сущности казахского народа.

Поскольку самоопределение нации всегда имеет форму философии, будет  запущен механизм превращения спонтанной, невыраженной в древнем понятии «Мәңгілік Ел» философии в целостную мировоззренческую систему, в которой будет ярко видна ее главная  конститутивная черта — неэмпирическое и инновационное отношение к миру и миру самого человека. Данный проект осуществит уникальный шанс, выпавший современникам, для построения светлого будущего, осуществит и возродит внутреннее стремление нации к постоянному самообновлению.

[1] См.: В.У.Тулешов. Азиатский путь: история XXI века: Монография. Ч.2. — Алматы: ИД «Жибек жолы», 2011. — 278 с. ; Vol.1 Aydar Amrebaev / Hans-Georg Heinrich / Ludmila Lobova / Valikhan Tuleshov (eds.): Modern Kazakhstan. Image and Realities. 2013, 206 p. – Peter Lang GmbH Internationaler Verlag der Wissenschaften, Frankfurt am Main, 2013 (Valikhan Tuleshov, Characteristics of the Political Modernization in Present Kazakhstan, pp.37-67.)

3 https://www.zakon.kz/4604573-shedshijj-mnogo-vekov-k-ponjatiju.html

[3] Юнг Карл-Густав. об архетипах коллективного бессознательного / Пер. а.м. Руткевича. (В сокращении, по кн.: Юнг К.-Г. архетип и символ. м.: Ренес- санс, 1991).

Фото из открытых источникво.

• 97
• 98