Чего ждать от Узбекистана в ближайшие пять лет

Какими бы ни были последующие реформы и второй срок Шавката Мирзиёева, ждать превращения Узбекистана в либеральную демократию не стоит. Самое вероятное будущее для узбекского политического режима – современная автократия без излишней репрессивности и каримовских перегибов.

Прошедшие 24 октября в Узбекистане президентские выборы не были богаты на интриги: все с самого начала понимали, что действующий президент Шавкат Мирзиёев легко переизберется на второй срок. Однако многих разочаровало то, как были организованы эти выборы. По большому счету, новый Узбекистан Мирзиёева провел президентскую кампанию лишь с небольшими отклонениями от старых традиций предыдущего президента Ислама Каримова, не особенно беспокоясь по поводу критики.

Такое поведение может показаться непоследовательным – а как же репутация страны, где процветают реформы и открытость, над которой так скрупулезно работал Мирзиёев последние пять лет? Но на самом деле хороший международный имидж никогда не был главной целью узбекских реформ. Скорее, он воспринимался как их приятный побочный эффект. А основной причиной того, что Мирзиёев поставил реформы в центр своего президентства, было то, что он видел в них эффективный способ заручиться поддержкой в обществе и удержать власть.

Первый президентский срок был удачным для Мирзиёева – испортить его не смогли даже неожиданные кризисы вроде пандемии. Мало кто в Узбекистане сегодня против того, чтобы президент остался на свой второй срок, тем более что конституция это позволяет. Однако за годы реформ узбекское общество стало гораздо более требовательным к власти: как минимум у людей теперь есть с чем сравнивать. Поэтому относительно легкое переизбрание открывает перед Мирзиёевым новую, гораздо более серьезную проблему: как дойти до конца второго срока с таким же уровнем популярности, чтобы безболезненно решить вопрос транзита-2026.

Мир разочарован

За пять лет реформ Шавката Мирзиёева все привыкли видеть в мировых СМИ хвалебные статьи о реформаторских успехах нового узбекского руководства. The Economist даже объявлял Узбекистан страной года, а Мирзиёева сравнивали с Дэн Сяопином. Однако проходившая в последние месяцы президентская кампания явно не соответствовала возросшим ожиданиям. В лучшем случае ее называли скучной, а то и вовсе сигналом к сворачиванию реформ.

Действительно, интересного на этих выборах было мало. Какие-то изменения по сравнению с временами Каримова, конечно, были, но в основном косметические. На избирательные участки поставили новое оборудование, самих участков стало больше, почти на каждом были наблюдатели, в том числе международные, и так далее.

Но суть выборов изменилась мало: на них по-прежнему не было реальной конкуренции. Независимых кандидатов не допустили, хотя желающие на этот раз были. Например, известный узбекский певец Джахонгир Атаджанов пытался баллотироваться от старейшей демократической партии Узбекистана «Эрк» («Воля»), которую Каримов разгромил еще в середине 1990-х годов. Однако Минюст партию не зарегистрировал, а Атаджанов передумал идти в политику из-за угроз и давления на его родителей.

Мирзиёев сам заявлял, что не против оппозиции, но только той, которая выросла внутри Узбекистана. Однако на деле система этого по-прежнему не позволяет. Такой, выросшей внутри страны оппозицией могла стать партия «Хакикат ва Тараккиёт» («Правда и прогресс»), созданная бывшим ректором Термезского госуниверситета Хидирназаром Аллакуловым. Однако Минюст также отказал ей в регистрации, сославшись на нарушения при сборе подписей. То же самое произошло с партией «Халк Манфаатлари» («Народный интерес»).

Вопрос с регистрацией тут важен, потому что до президентских выборов в Узбекистане допускают кандидатов только от зарегистрированных партий. А их всего пять, все они представлены в парламенте и лояльны власти.

Сама кампания получилась очень короткой: агитация началась всего за месяц до голосования. В теории все кандидаты должны были иметь равный доступ к СМИ, но у Мирзиёева, как у действующего президента, эфирного времени было гораздо больше. Вообще, команда президента за пять лет научилась делать качественный контент, который набирает миллионные просмотры в соцсетях.

Вопрос с дебатами решили довольно изящно: они проходили не между кандидатами, а их представителями. При этом кандидаты не спорили друг с другом даже заочно, да и вообще не особенно боролись за внимание избирателей.

Яркими высказываниям запомнился разве что кандидат от партии «Миллий Тикланиш» («Национальное возрождение») Алишер Кадыров, который еще до кампании прославился тем, что предлагал выслать из Узбекистана всех геев и запретить советский флаг. На этот раз он предложил обложить налогом переводы мигрантов, которые даже в пандемийный 2020 год составили 12% ВВП страны, чем дал Мирзиёеву еще одну возможность показать себя с выгодной стороны и пообещать, что в случае его победы ничего такого не будет.

Остальных кандидатов вообще почти не было слышно – настолько, что многие избиратели, особенно в провинции, в принципе не знали об их существовании.

Руководство Узбекистана явно решило не тратить силы на то, чтобы придать этим выборам хотя бы видимость конкуренции, и не рисковать лишний раз, спуская действующего президента на один уровень с другими кандидатами. Вместо этого акцент сделали на подведении итогов первого срока Мирзиёева и обещаниях на второй.

Дальше – сложнее

А со вторым сроком все не так просто. В 2016 году, после смерти Ислама Каримова Мирзиёев возглавил классическую центральноазиатскую автократию – зарегулированную и закрытую от мира. Тогда многие говорили, что новому президенту досталось незавидное наследство, но, с другой стороны, ожидания общества были очень низкими, и люди готовы были радоваться уже одному тому, что Мирзиёев пришел к власти мирно.

Чтобы победить другие группы влияния и надежно закрепиться во власти, Мирзиёев выбрал путь реформ, которые коснулись практически всех сфер жизни Узбекистана. «Демократические процессы нам необходимы как воздух», – говорил Мирзиёев в своем первом и пока единственном интервью в должности президента. И действительно, в стране началась экономическая либерализация, появились первые признаки свободы слова, а политическая элита стала восстанавливать связи с обществом и другими странами.

Мирзиёев, скорее всего, продолжит этот курс и на втором сроке, но проводить реформы будет сложнее. Воспоминания о временах Каримова отходят все дальше в прошлое, и переложить вину за неудачи на предшественника станет сложнее. К тому же, узбекское общество теперь намного требовательнее к властям: в соцсетях люди уже не боятся критиковать власть под своими реальными именами, а количество акций протеста за последние три года превысило 250.

Мирзиёеву будет все труднее проводить реформы так, чтобы не ослабить основ режима. В свой первый срок он мог просто отменять самые обременительные запреты эпохи Каримова (выездные визы, ограничения на обмен валюты и т.д.) и упрощать взаимодействие граждан с властью (увеличивать количество судов, цифровизировать некоторые процедуры). От таких реформ никто особо не проигрывал, а потому они пользовалась всеобщей популярностью. 

На втором сроке ему придется заниматься более далекоидущими, а потому рискованными переменами. Например, с января 2022-го все госслужащие и руководители предприятий с государственной долей свыше 50%, а также их супруги и несовершеннолетние дети будут обязаны декларировать свои доходы и имущество. Это серьезный вызов узбекскому чиновничеству, где конфликты интересов встречаются сплошь и рядом.

Такие реформы, которые увеличивают прозрачность власти и упрощают контроль со стороны общества, неизбежно наступают на интересы многих групп влияния в узбекской элите. И они вряд ли сдадутся без боя. Некоторые из недавних реформ уже приходилось отматывать назад из-за сопротивления системы.

Лучше всего это видно на примере того, как в Узбекистане скачут пошлины на импорт. В 2018 году президент своим постановлением понизил их на ряд товаров, но всего через год повысил обратно. Власти не стали объяснять причины повышения, но, очевидно, это связано с тем, что слишком доступный импорт угрожает благополучию некоторых узбекских монополий и тех, кто их контролирует.

Тем не менее, это еще не означает, что в следующие пять лет реформы Мирзиёева окончательно увязнут во внутренней борьбе узбекских элит. Скорее, руководству страны придется действовать более тонко и активнее использовать опыт соседних автократий, прежде всего российский.

Российский импорт

При Мирзиёеве российско-узбекские отношения пошли в гору. В последние месяцы подтверждений тому было в избытке. Россия амнистировала 158 тысяч депортированных узбекских мигрантов, узбекские предприниматели планируют арендовать в России 1 млн га земли, в Ташкенте прошел форум «Валдай», «АвтоВАЗ» начал серийную сборку автомобилей Lada в Узбекистане и так далее.

Сотрудничество закипело не просто так. В ноябре Россия станет первой страной, куда Мирзиёев отправится с госвизитом после переизбрания. Поездка должна была состояться еще в феврале 2020 года, но тогда ее отложили из-за пандемии. С тех пор ситуация с коронавирусом стала только хуже, но сейчас речь о переносе уже не идет, что стимулирует высокие ожидания от визита. Интриги добавил замглавы российского МИДа Андрей Руденко, по словам которого подготовлен «очень серьезный пакет документов», в том числе в оборонной сфере.

Правда, как раз в военной сфере прорывы вряд ли возможны – эта тема слишком чувствительна для узбекского общества. Этой весной Ташкенту пришлось официально опровергать слухи о возможном открытии в стране российской военной базы – настолько они встревожили узбекскую общественность накануне визита министра обороны РФ Сергея Шойгу.

А вот прогресс в интеграции Узбекистана с Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС) будет хорошо воспринят в Узбекистане. По опросу Центра экономических исследований и реформ при Администрации Президента Республики Узбекистан, 74% граждан поддерживают вступление в ЕАЭС: люди ждут, что это упростит жизнь узбекским мигрантам в России и сделает доступнее российский импорт.

А сам Мирзиёев, по всей видимости, рассчитывает, что интеграция с ЕАЭС поможет ему в реформировании внешнеэкономического сектора Узбекистана. Убеждать местные группы влияния свыкнуться со снижением тарифов будет проще, если эта необходимость будет исходить из Москвы. 

Для нынешнего узбекского режима Россия также интересна с точки зрения импорта авторитарных ноу-хау. За первый срок Мирзиёева Узбекистан внедрил у себя немало законодательных новшеств, позаимствованных у России. Например, закон «О персональных данных», который обязывает интернет-компании хранить данные узбекских пользователей внутри страны. Если в России по нему заблокировали только LinkedIn, то в Узбекистане – Тwitter, TikTok, «ВКонтакте» и Skype.

Помимо ограничительных законов, Узбекистан изучает российский опыт борьбы с критикой в соцсетях. В узбекском интернете и особенно в Telegram (Узбекистан занимает второе место в мире по количеству пользователей) расплодились тролли. А в узбекском МВД предложили создавать группы «патриотичных блогеров», чтобы те отслеживали в соцсетях «негативные идеи и комментарии и работали над формированием атмосферы нетерпимости к таким идеям».

Наконец, не лишним будет и российский опыт изменения конституции. Вполне возможно, что в обозримом будущем Узбекистан тоже ждет обнуление президентских сроков. В начале 2021 года узбекский парламент принял ряд поправок в конституцию, в основном для уточнения работы судебной системы. При желании это можно истолковать так, что Мирзиёев сейчас вступает в свой первый срок по новой версии конституции.

В любом случае, какими бы ни были последующие реформы и второй срок Мирзиёева, ждать превращения Узбекистана в либеральную демократию не стоит. Узбекское руководство осторожно подходит к реформированию страны: оно не против оживить экономику или даже немного модернизировать систему власти, но не собирается менять ее на новую. Поэтому самое вероятное будущее для узбекского политического режима – современная автократия без излишней репрессивности и каримовских перегибов.

• 59
• 59