Новая реальность, с которой сегодня должны считаться многие развитые и развивающиеся страны: повышение инфляции и замедление темпов экономического роста. Важнейшая причина нынешнего приступа стагфляции – серия негативных шоков на стороне совокупного предложения, которые ограничили производство и повысили издержки.

Не стоит удивляться. Пандемия Covid-19 заставила многие отрасли закрыться на карантин, нарушила нормальную работу глобальных производственных цепочек, привела к явно устойчивому сокращению предложения рабочей силы, особенно в США. После этого Россия напала на Украину, что подтолкнуло вверх цены на энергоносители, промышленные металлы, продовольствие и удобрения. А теперь Китай ввёл драконовский карантин из-за Covid-19 в крупнейших экономических центрах страны, например, Шанхае, что привело к новым сбоям в производственных цепочках и появлению узких мест в транспортировке.

Впрочем, даже без этих важных краткосрочных факторов среднесрочные перспективы становились бы мрачными. Есть множество причин опасаться, что сегодняшние стагфляционные условия будут и дальше определять состояние мировой экономики, вызывая рост инфляции, снижение темпов роста экономики и, возможно, рецессию во многих странах.

Начать с того, что со времён мирового финансового кризиса наблюдается отступление от глобализации и возврат политики протекционизма в различных формах. Это объясняется как геополитическими факторами, так и внутриполитическими мотивами в тех странах, где значительные группы населения чувствуют себя «оставленными позади». Рост геополитической напряжённости и травма, нанесённая пандемией производственным цепочкам, скорее всего, приведут к активизации процесса возврата («reshoring») промышленного производства из Китая и других развивающихся стран в развитые, или как минимум к их переносу в кластеры, которые создаются в странах, являющихся политическими союзниками («near-shoring» или «friend-shoring»). В любом случае производство будет размещаться неправильно – в регионах и странах с более высокими издержками.

Кроме того, демографическое старение в развитых странах и некоторых ключевых странах с новой экономикой (в том числе Китае, России и Южной Корее) будет и дальше приводить к уменьшению предложения рабочей силы, вызывая инфляцию зарплат. А поскольку пожилые люди обычно тратят сбережения и не работают, увеличение этой группы населения будет усиливать инфляционное давление, одновременно снижая потенциал роста экономики.

Постоянное политическое и экономическое недовольство иммиграцией в развитых странах также будет уменьшать предложение рабочей силы, создавая повышающее давление на зарплаты. Десятилетиями иммиграция помогала сдерживать рост зарплат в развитых странах. Но эти дни, судя по всему, уже прошли.

Новая холодная война между США и Китаем приведёт к широкому спектру стагфляционных последствий. Китайско-американский разрыв означает фрагментацию мировой экономики, балканизацию производственных цепочек, ужесточение ограничений в международной торговле технологиями, данными и информацией (а это ключевые элементы будущей структуры торговли).

Изменение климата тоже будет оказывать стагфляционное влияние. Засухи вредят выращиваемым культурам, уничтожают урожаи, толкают вверх цены на продовольствие, а ураганы, наводнения и повышение уровня моря разрушают капитальное имущество и нарушают экономическую деятельность. Ситуация усугубляется тем, что политика борьбы с ископаемым топливом и требования агрессивной декарбонизации привели к сокращению инвестиций в углеродные мощности до недостаточного уровня, причём ещё до того, как возобновляемые источники энергии достигли нужных масштабов для компенсации сокращения предложения углеводородов. В подобных условиях резкие всплески цен на энергоносители неизбежны. А на фоне роста цен на энергию «зелёная инфляция» («greenflation») ударит по ценам на сырьё, которое используется в производстве солнечных панелей, аккумуляторов, электромобилей и в других экологически чистых технологиях.

Ещё одним фактором, скорее всего, станет здоровье населения. Мало что делается для предотвращения следующей вспышки какого-либо инфекционного заболевания, а мы уже знаем, что пандемии приводят к сбоям в глобальных производственных цепочках и провоцируют принятие протекционистских мер, потому что государства торопятся запастись критически важными товарами, в том числе продовольствием, фармацевтической продукцией, средствами индивидуальной защиты.

Беспокойство у нас должно вызывать и кибероружие, которое может провоцировать серьёзные нарушения в производственной деятельности, что наглядно продемонстрировали недавние атаки на трубопроводы и мясоперерабатывающее предприятия. Со временем подобные инциденты, как ожидается, станут более частыми и суровыми. Если компании и правительства захотят защититься, им придётся потратить сотни миллиардов долларов на кибербезопасность, что увеличит издержки, которые будут перекладываться на потребителей.

Все эти факторы усилят политическое недовольство резким неравенством доходов и богатства, что приведёт к увеличению бюджетных расходов на поддержку рабочих, безработных, уязвимых меньшинств и «оставленных позади». Попытки повысить долю труда в доходах относительно капитала (какими бы благими ни были эти намерения) приведут к обострению трудовых споров и возникновению инфляционной спирали «зарплаты-цены».

Кроме того, есть ещё война России против Украины, ставшая сигналом возврата к великодержавной политике с нулевой суммой. Впервые за многие десятилетия мы обязаны учитывать риск начала крупномасштабного военного конфликта, который нарушит глобальную торговлю и производство. Кроме того, санкции, вводимые для сдерживания и наказания государственной агрессии, сами по себе носят стагфляционный характер. Сегодня Россия против Украины и Запада. А завтра Иран может обзавестись ядерным оружием, или Северная Корея – усилить ядерные угрозы, или Китай – попытаться захватить Тайвань. Любой из этих сценариев может привести к горячей войне с США.

Наконец, использование в качестве оружия доллара США, а это центральный инструмент контроля за соблюдением санкций, тоже является стагфляционным. Такие подходы не только создают серьёзные проблемы в международной торговле товарами, услугами, сырьём и капиталом, но и стимулирует соперников США диверсифицировать валютные резервы, сокращая долю активов, которые номинированы в долларах. Со временем этот процесс может резко ослабить доллар (что приведёт к росту стоимости импорта для США и усилению инфляции) и спровоцировать создание региональных валютных систем, то есть дальнейшую балканизацию мировой торговли и финансовой системы.

Оптимисты в ответ, наверное, заявят, что мы всё ещё можем положиться на технологические инновации, которые со временем создадут дефляционное давление. Это может быть верно, но технологический фактор количественно серьёзно превосходят 11 стагфляционных факторов, перечисленных выше. Кроме того, влияние технологических изменений на совокупные темпы роста производительности до сих пор не очень заметно в статистике, а разрыв между Китаем и Западом будет сдерживать внедрение более качественных и дешёвых технологий во всём мире, что увеличит издержки. (Например, западные системы связи 5G сегодня намного дороже, чем системы компании Huawei).

В любом случае искусственный интеллект, автоматизация и роботы не являются беспримесным добром. Если они будут усовершенствованы до такой степени, что смогут создать значимую дефляцию, одновременно они, видимо, радикально изменят целые профессии и отрасли, что расширит и так уже широкое неравенство богатства и доходов. Это станет приглашением для ещё более сильного политического отпора, чем мы наблюдаем сейчас, – со всеми вытекающими стагфляционными последствиями.

Нуриэль Рубини – почётный профессор экономики в Школе бизнеса им. Стерна при Нью-Йоркском университете, главный экономист Atlas Capital Team (финтех-компании по управлению активами, которая специализируется на хеджировании от инфляции и других хвостовых рисков).

Copyright: Project Syndicate, 2022. www.project-syndicate.org

• 165
• 183