Под чьим руководством и до какой степени влиятелен наш парламент?

В последнее время мы наблюдаем рост активности мажилиса. То, с какой избирательной «принипиальностью» депутаты поднимают злободневные темы вызывает настороженность. Что же происходит на самом деле?

Формула власти глазами Касым-Жомарта Токаева, как известно, выглядит так: «Сильный президент – влиятельный парламент – подотчетное правительство». По большому счету, она точно и честно определяет структуру вертикали власти в Казахстане. Во-первых, из нее видно, что «Вторая Республика» (ксати, официальная пропаганда почему-то перестала использовать это словосочетание) не собирается отказываться от «суперпрезидентства». Во-вторых, влиятельность паралмента и подотчетность правительства – это, вообще-то, само собой разумеющиеся вещи, а не достижения демкоратии по-казахски.

Но, как известно, в Казахстане теория всегда расходилась с практикой. Особенно, если это касается демократии. Поэтому складывающуюся ситуацию следует рассматривать именно с этих позиций – в том числе, с той, для чего именно Акорде понадобилось переизбирать паралмент, обновив на свой лад обе его палаты. Токаев сам не раз акцентировал внимание на том, что после выборов в мажилис завершилась структурная подготовка к кардинальному переустройству страны. Коротко говоря, вряд ли он и его Администрация пустили на самотек формирование нижней палаты парламента (верхняя у них под полным контролем), чему мы стали свидетелями в период избирательной кампании, в день голосования и поствыбрный период.

Чтобы понять, насколько мажилис может быть влиятельным, нужно вспомнить о его основных функциях и насколько они соответствуют реальности.

Депутатские запросы

Наверное, мы не ошибемся, если скажем, что наибольший резонанс в обществе вызывают депутатские запросы. Они такие же разные, как и реакция на них. Например, критику вызвало заявление Константина Авершина о необходимости призывать в армиию тех блогеров, которые эту армию критикуют – мол, пусть на своей шкуре посмотрят, что такое служить Родине, изучат ситуацию изнутри, так сказать. Хотя, как мы видим, критика в соцсетях и СМИ в основном направлена на руководство министерства обороны. По этой логике, критиканам надо дать возможность поработать в министерстве (и не только обороны). Впрочем, понятно, что в большей степени этот запрос Авершина призван защитить «защитников» вместе с их министром Жаксылыковым.

То же самое можно сказать о законопроекте об онлайн-платформах. Депутат Сергей Пономарев заявил о необходимости ужесточения ответственности блогеров за их высказывания в соцсетях, намекнув на то, что им нужно трудится. В итоге на прошлом пленарном заседании проект закона об онлайн-платформах был принят в первом чтении, вызвав при этом сравнительно бурные обсуждения.

Отдельно следует выделить депутатские запросы Ермурата Бапи и некоторых других независмых (или относительно независимых) мажилисменов. Любопытно, что на них стала обращать внимание республиканская пресса, включая даже «Казахстанскую правду», причем, называя конкретные имена – «Народный банк», Кайрат Шариипбаев, Нурали Алиев и другие. Как говорится, при Назарбаеве такого не было.

Зная специфику нашей власти, складывается впечатление, что верховной власти выгодны подобные инициативы отдельных депутатов, хотя некоторые из них даже не очень удобны Акорде или, по крайней мере, преждевременны. Например, как нам кажется, это относится к призыву того же Бапи пересмотреть дела в отношении политзаключенных Даната Намазбаева и Маргулана Боранбая, а также неиссекаемый интерес Азата Перуашева и его партии к засекреченным нефтяным контрактам.

В любом случае, жанр депутатских запросов – это не только удобно и выгодно для «Нового Казахстана», но и некий элемент шоу для обеспечения пристойной квазидемократической картинки. Кроме этого, он может использоваться в качестве давления на правительство и отдельные его ведомства.

Законодательная инициатива

Но все же главная функция парламента – не запросы, а законодательная инициатива. Но за все эти годы страна привыкла, а точнее, смирилилась с тем, что мажилисменам (как, впрочем, и сенаторам) приходится только обсуждать законопроекты, спущенные из министерств и ведомств, но немногие точечные изменения не меняют их сути, заложенной правительством.

Мы не откроем большого секрета, если скажем, что многие казахстанские законы, мягко говоря, не отвечают интересам общества. Если это норматично-правовые акты, касающиеся экономики, то в них часто прослеживается лобби определенных сруктур или финансовых граппировок. Если же дело касается общественно-политических взаимоотношений, то все построенно на контроле и (или) запретах. Примерами тому служит, скажем, закон о мирных собраниях, поправки в законы о выборах или же законопроекты о средствах массовых коммуникаций и онлайн-платформах.

В результате, нередко подготовленный правительством законопроект содержит десятки контролирующих норм, но парламент доблестно сокращает их на треть, не меняя их запретительно-регулирующий характер.

Вместе с тем, по разным данным, только десятая часть законопроектов рождается непосредственно в парламенте. Или, точнее, рождались, если иметь в виду полный законотворческий процесс – начиная от зачатия будущего закона и заканчивая его принятием. Новый парламент за два месяца своей работы пока в этом смысле никак не проявил. Почему?

Это можно было бы объяснить еще слишком небольшими сроками его работы, но ведь в его составе есть и «опытные» депутаты прошлого созыва? Хотя бы те, кто инициировал и продвинул закон об утрате силы конституционного закона о первом президенте? Или же, опять-таки, кураторы из Акорды пока не дали на это «добро»?

Хотелось бы увидеть именно в этом созыве мажилиса появления «именных» законов, как это происходит в США, когда конгрессмен несет практически персональную ответственность за законопроект. Например, закон Бапи о реабилитации политических заключенных. А то у нас на памяти только поправки Сарыма-Закиевой, которые сводятся к контролю за соцсетями.

Это другое

Есть у парламента и другие функции и возможности. Например, о проведении парламентских слушаний. Ни предыдущие, ни, тем более, нынешние депутаты этим правом особо не пользовались, если не считать редких заслушиваний докладов правительства. Исключением из обозримого прошлого можно считать парламентские слушания по поводу Январских событий, на которых с докладом перед депутатами и избранными общественниками выступил генпрокурор Берик Асылов. Но этот случай был выгоден властям – нужно было изложить их позицию, но без каверзных вопросов со стороны СМИ и представления альтернативного варианта независимыми общественниками.

Поэтому, как нам кажется, пора в полной мере использовать возможность проведения таких слушаний, хотя даже в самом законе о парламенте есть существенные ограничения для их инициирования. Коротко говоря, отдельным депутатам это будет сложновато сделать без определенной поддержки со стороны коллег.

Есть еще теоретическая возможность оправить в отставку правительство или даже выразить вотум недоверия самому президенту. Второе, конечно, из области фантастики, а первое с ходу отбрасывать не стоит – такой ход будет вполне логичным и несет в себе сразу несколько выгод. Это избавление от кабмина руками «народных избранников», получение политических дивидендов депутатами и даже Акордой, включение принципа «влиятельный парламент» со всеми вытекающими обстоятельствами.

Таким образом, повторимся, нынешний созыв полностью соответствует краткосрочным планам Акорды о перестройке старого Казахстана в новый. Но что касается планов долгосрочных, то тут никто не сможет предугадать, чем все это закончится. Для верховной власти существует минимальный риск того, что мажилис может выйти поз-под контроля и проявить свою влиятельность именно к ней, а не только к правительству. Ведь у сильного президента, кроме прочего, все еще есть две мощные кнопки – это наложение вето на законы, которые теоретически могут не понравиться Акорде, а также роспуск этого самого парламента.

• 60
• 89