«Ничего страшного…»

Санат Урналиев, Уральск, специально для Exclusive

Утро понедельника в редакции затеялось, как всегда. Отрешенные лица коллег, имитирующих бурную деятельность. Телефоны молчат. Новостей никаких. Все приходят в себя после тяжких хмельных выходных. Мы — государственная газета, посему это естественно. Руководство в этот день, впрочем, как и в остальные дни, ждет разнарядки  сверху. Тем более было странно, что меня вызвала к себе замредактора.
— Слушай, проверь, пожалуйста, в выходные,  кажется, что-то вроде землетрясения было. Люстра шаталась в доме, посуда гремела. Сначала подумала, что техника какая-то проехала тяжелая… Но ты проверь на всякий случай.
— А вы на Пасху не это… не принимали ? – ляпнул я.
В ответ последовал укоризненный взгляд.
Так и есть, в ЧС подтвердили, что в субботу 26 апреля примерно в полседьмого по местному времени в Западно-Казахстанской области произошло землетрясение силой в 5-6 баллов. Эпицентр в с.Рыбцех Теректинского района.
Оживившись от мысли, что не придется весь день сидеть в душном кабинете и видеть коллег, я вломился к редактору.
— В Рыбцехе землетрясение произошло…  в ауле все дома обвалились… надо ехать немедленно, — затараторил я.
В ответ долгая пауза. Сосредоточенный взгляд редактора. Затем она выдала:
— Это же почти сто пятьдесят километров от города! Половина пути по бездорожью. Думаешь, стоит?
— ???
Прочитав недоумение в моих глазах, она добавляет.
— Если, конечно, казахи (казахская редакция) дадут «Ниву», то, пожалуйста, езжай.
В следующую минуту  я уже бежал вниз по ступенькам ко второму редактору.
— Баке, дайте машину, надо ехать. Если есть свободные корреспонденты, поедем вместе, — говорю. И вам материал будет, — добавил я почему-то. 
Он вызвал к себе девушку-корреспондента и водителя.
— Осындай жагдай болып жатыр (Тут такое дело произошло). Ну что, поедете?
Коллега утвердительно кивнула, водитель заныл. Бензина нет и все такое.
Я побежал к финансовому директору нашей конторы. Выбил у него положенные сорок литров бензина. И мы рванули…

Забытые Богом
Сколько ехать от Уральска до с. Рыбцех, точно не знает никто. Официально примерно сто пятьдесят километров. Есть несколько способов попасть туда. Через села Ерсары и Анкаты  или через аул Шалкар. Последний маршрут подразумевает помимо ухабистых степных дорог еще километров восемнадцать на лодке через озеро. Это мы узнали, когда уже приехали в Шалкар. Местные посоветовали нам не ехать через их село, так как озеро придется переплывать на обычных лодках. А это затянется на несколько часов. Мы решили не рисковать и поехали вдоль озера.  Но перед тем как пуститься по незнакомой  дороге, решили заехать в Анкаты к местному главе округа с просьбой, чтобы кто-нибудь сопроводил нас до Рыбцеха. Амангельды Кенжегалиева мы на работе не застали. Аким был дома. Ехать с нами он отказался, сославшись, что «поедет позже». Почему он не захотел с нами, стало понятно позже. (Обычно сельские и районные акимы встречают государственные СМИ на ура.)
Сопровождать нас поручили бухгалтеру, который рассказал по пути, что всего в Рыбцехе свыше ста домов. Точнее — саманных мазанок. Все без фундамента. Население свыше пятисот человек в основном живет рыбным промыслом, на пенсии и пособия. Еще полчаса безумной тряски  по дороге, огибающей  озеро Шалкар, и мы в Рыбцехе.
Въехав в село, мы увидели несколько десятков жителей, собравшихся возле местной школы. Поняв, что к ним приехали очередные журналисты, женщины,  перебивая друг друга, рассказали о том, что случилось.
— Это началось примерно в шесть вечера. Я была на улице, в доме находились муж и сын. Вдруг  поднялся сильный гул. Я увидела, как дом зашатался, поднялся сильный ветер. Я зажала уши и присела. Было страшно, — рассказывает Жанслу Мамбетова.  По словам пятидесятиоднолетней женщины, муж выбежал на улицу, подумав, что их дом сбил трактор или грузовик.
Со слов местных жителей  всего за несколько секунд через село прошло два мощных подземных толчка. Подобное, но менее ощутимо, жители Рыбцеха пережили ровно двадцать лет назад в 1988 году. Тогда ученые зафиксировали там небольшое землетрясение силой в 2-3 балла. 
Двухэтажная сельская школа, построенная полвека назад, пострадала больше всех. Внутри  появились трещины вдоль стен. Всюду раскиданные опилки и кирпичи. Длинная трещина четко обозначила границы между стенами и потолком.  Директор школы с унылым видом показывает последствия землетрясения и на без того ветхом здании.   По его словам, 116 учащихся в данное время освобождены от занятий на неопределенное время.
Пока мы осматривали школу, женщины терпеливо ждали нас на улице. Как только мы вышли, они обратились к нам  с просьбой  пройти в их дома.
Сельчане  в один голос утверждают, что аким сельского округа приезжал к ним после случившегося, что-то пообещал, но, несмотря на просьбы, в дома так и не зашел.
— Аким говорит, что снаружи домов все нормально, но домой он не заходит. Не хочет смотреть, что творится внутри. Если бы не это землетрясение, наверное, и вовсе не приехал бы к нам, мы никому не нужны, айналайын, — говорит Жанслу.
— Ну об этом можно не писать,- вмешалась местный библиотекарь Куляш Сапаргалиева.
— А чего ты боишься? Что с нас взять? Думаешь, последнее платье отберут, — резко перебила ее Жанслу. — Мне лично бояться нечего. У меня ничего нет. Всем наплевать на нас. У меня сын обжегся зимой. Из-за сугробов дороги не было видно. Его не успели довести до больницы. Он умер.

Нищета у рыбных запасов
Мазанка Халиевых состоит из двух комнат. После землетрясения здесь не снимают обувь. Везде обсыпавшаяся глина и штукатурка. Печь обвалилась полностью. Одна из комнатушек служит спальней для девятерых членов семьи, другая заменяет им кухню. На полу разложена скатерть, за которой сидят малолетние дети. Перед ними сковородка с картошкой. Вокруг разбросана мелкая сушеная рыба.
— У меня семеро детей. Получаю пособие за них 13-14 тысяч тенге. Этого еле хватает на одежду и школьные принадлежности. Нам говорят, нужно повышать рождаемость, а на что и как жить в таких условиях? — говорит хозяйка дома Жания.
Когда-то озеро кормило все село. Сегодня рыбы меньше не стало, вот только ловить ее нельзя. По словам мужа Жании Динжана, ловить рыбу в озере разрешено лишь двум бригадам, остальных штрафуют.
— Чуть  что сразу вызывают в административный суд,- говорит он.- Приходится нарушать закон, чтобы прокормить семью.
Один за другим мы обошли около шести домов. Везде  обвалились стены и разрушены печи.  Осыпавшаяся штукатурка и кирпичи. Внутри домов и раньше было убого. А после землетрясения дома и вовсе выглядят уныло. Разуваться не надо – предупреждают нас в сенях очередной мазанки. Ни  в одном доме нет новой мебели. Всюду ветхая утварь. На столах к обеду различные кулинарные вариации из макарон и картошки. Почти в каждом доме к этому гарниру прилагается сушеная рыба. Это единственное, что напоминает о том, что село носит название Рыбцех. 

Других средств заработка в Рыбцехе нет. Просоленная и глинистая земля не родит ничего, кроме ковыля и полыни. Разводить огород нет смысла. Люди держат скотину, но и она кормит хозяев кое-как. Наличные деньги в Рыбцехе – это пенсии стариков и пособия малолетних детей. И то и другое мизер. С этого мизера удерживается два процента за доставку (в Рыбцехе нет почтового отделения), и еще некоторая сумма удерживается  на подписку государственных газет. То, что осталось,  распределяется на еду, оплату электричества, поездки к врачам в райцентр и в город (в поселке нет медпункта).

Не у дел
Когда мы засобирались уезжать, подошел мужчина лет сорока. Представился  Женисбай Апанаев.
— Поедемте ко мне домой, увидите, в каком он состоянии,- попросил он. Мы последовали за ним. По дороге Женисбай рассказал нам, что до него дошли слухи, что его пострадавший дом не внесли в список аварийных. А дома соседей почему-то признали непригодными для жилья.
— Он ведь у нас сам по себе неразговорчивый,- отзывается об акиме мужчина.- Приехал, посмотрел на наши дома и уехал. Мог бы и поинтересоваться, как мы здесь после случившегося поживаем,- говорит он с обидой. 
Аул разделяет на две части речка шириной   15-20 метров. Дом Апанаевых в той части села, где всего тридцать шесть домов. До этого года, чтобы перебраться на противоположный берег, сельчанам приходилось браться за весла. Но недавно своими силами  они  соорудили мост из ржавого металла и досок. Пока не доберешься до самого моста, приходится идти по топкой дорожке из соломы и навоза. При этом обувь на половину проваливается в жижу. За спиной осталась большая часть аула.
Перебравшись на другой берег, мы пересели в старенькую «Ниву» Женисбая. Подъехали к дому. Во дворе бегали двое его малолетних детей.
Условия  в жилище Апанаевых ничем не отличаются от сегодняшнего быта остальных сельчан, но, заглянув в одну из  комнат, которая особенно сильно пострадала, я увидел на полу завернутую в махровое полотенце спящую малютку. В холодной комнате, пахнущей сажей и пылью, малышка дышала учащенно и прерывисто.
Как рассказала жена Женисбая Айгуль, она только вчера выписалась из больницы с грудным ребенком. Девочку, которой исполнился всего месяц, назвали Назерке. Она у них пятый ребенок.  
Отвозил нас к мосту сын Женисбая, семиклассник Нуркен. Ноги тринадцатилетнего пацана еле доставали до педалей, но водил он спокойно и аккуратно.
— Я ловил раков с мальчишками на речке. Вдруг наша лодка сильно закачалась. Послышался сильный гул. Вода вокруг запузырилась. Длилось это не больше минуты,- рассказал Нуркен.
Когда мы возвращались, возле школы народ еще не расходился. Подтянулись новые люди.
— До вас приезжали с телевидения. Поснимали наши дома снаружи, а внутрь не заглянули. Да и нас не стали слушать. Это правильно?- спрашивает у нас женщина тридцати пяти лет — Шара Шутиева.
Что мы могли ей сказать. Врать не хотелось. Пришлось промолчать.
—  На ваши газеты деньги удерживают с наших пособий.  Будет несправедливо, если не напишите о нас, — крикнул кто-то нам в след.
Мы написали о них. Естественно, редакторы вырезали последнее предложение.