Агрессия мужчины – это результат его зависимости от женщины

Если в здании разбито одно окно и его не ремонтируют, вскоре будут разбиты и остальные окна. Причем это правило действует как для благополучных, так и для неблагополучных районов — оно называется «теорией разбитых окон». По мнению аналитического психолога Айгуль Садыковой, то же самое можно сказать о всплеске насилия в нашей стране: кто-то первый начал – и ему сошло с рук, то есть не было никакого осуждения, как общества, так и законодательно – и пошло-поехало. От пощечины — до убийства.

– В последнее время мы чуть ли не ежедневно становимся свидетелями проявившихся трагедий. И если долгое время считалось, что, чем выше социальный статус семьи, тем меньше она подвержена такому явлению, как бытовое насилие, то теперь мы все видим — ничего подобного. Поэтому мой первый вопрос очень простой и очень, наверное, женский: что не так с нашими мужчинами?

– На мой взгляд, эта проблема была всегда. Другой вопрос, что сейчас будто набралась «критическая масса». Так происходит с любыми процессами в обществе: какое-то количество переходит в новое качество. Под качеством в данном случае мы подразумеваем возможность говорить об этом, потому что обычно мы не знаем того, что творится внутри семьи, за стенами квартир – а теперь это просто это стало явным. И если бы не этот вопиющий случай, возможно, и не было бы такого резонанса. И, конечно, расхожее мнение о том, что такое происходит только в маргинализированной среде – оно неверно, и специалисты-психологи это знают, потому что мы слышим эти истории в своих кабинетах, но не можем говорить о них публично: у нас есть обязательства этического плана, конфиденциальности. Но на самом деле этих историй много, и сейчас женщины как будто бы «получили разрешение» их рассказывать. У очень многих эта страшная ситуация вызвала ретравмирование. В психологии ретравма — это когда человек будто опять переживает то, что с ним было когда-то давно. И могу сказать о своей работе: сейчас фактически со всеми женщинами и даже с мужчинами идёт обсуждение этого вопроса, кому-то даже стало очень плохо – а это все люди, которые имеют возможность оплачивать свою психотерапию, то есть они имеют определённый социальный статус. Так что это было всегда, просто набралась критическая масса, когда один, второй, третий начинают говорить, – а значит, и я могу.

– Я пытаюсь понять, почему, почему мужчины хотят доминировать? Что является триггером? В конце концов, мы живём в XXI веке, в эпоху Интернета, называем себя информационным обществом. И при этом существует такой – даже не архаизм…

– …Это архаизм. Мне бы очень хотелось, чтобы все, что я сейчас скажу, рассматривалось не с точки зрения обвинения женщин и что «не все так однозначно», потому что есть то, что однозначно: бить нельзя, насиловать нельзя, психологически издеваться над человеком тоже нельзя. Но есть определённые процессы психического плана — бессознательные, которые могут отражаться на том, что происходит. И я вижу здесь как минимум две составляющие.

Первая, которая связана с актуальным моментом – это общий фон тревожности. Можно сказать, что он начал сильно увеличиваться даже в конце существования СССР, когда стало понятно, что все шатается. И вот это состояние неопределённости, оно всегда вызывает тревогу. Но когда этой тревоги много вообще в принципе в обществе, то тогда определенные психические аспекты человека, которые раньше могли сдерживаться, допустим, понятным будущим, стабильной зарплатой, выходят наружу. И вы помните, как в 1990-х годах женщины (потому что это их природная основа — что бы ни случилось, они заботятся о своих детях и семье, они не могут поставить детей на паузу, «заморозить» их, и потом, через какое-то время, когда появится ресурсность, ими заниматься), зажав все, что можно, из последних сил находили возможность работать и зарабатывать, содержать семью. То есть там, где женщина пойдёт убирать туалет — мужчина не пойдёт. И вот этот уровень тревоги настолько большой, что мужчины его не выдерживают, и тогда «разрядка» у них идёт через агрессивные выпады. Некоторые мужчины в трезвом состоянии могут сами ужасаться, что они сделали, будучи пьяными. Алкоголь, наркотики, игромания, лудомания – всего этого сейчас стало очень много, и это все тоже снижает тревожность. Но еще они снимают какие-то «заглушки» нравственного плана, и тогда появляется вот такая распущенность.

Вторая часть — про архетипическое. Это то, как человек в зависимости от того, кто он — мужчина или женщина, все-таки по разному воспринимает на бессознательном уровне этот мир и своё место в нем. Большая разница между мужчиной и женщиной в том, что мужчина никогда не сможет рожать, вынашивать и давать новую жизнь. Он в этом смысле зависим от женщины. И эта зависимость на очень глубинном уровне может вызывать тревогу и агрессию. Я понимаю, что это звучит, может быть, странно, дико, но когда женщина как будто бы начинает заполнять его мир — то есть эти чувства, которые он испытывает при влюблённости — получается, что он от нее зависим. И тогда любой намёк, что она может им управлять может вызывать эту агрессию.

И ещё очень важно понимать, что мужчина не думает об этом — это неосознанные тенденции. Есть казахское выражение «весь мир в ногах у матери». Мы его рассматриваем с позитивной коннотации: мать — это та, кто даёт жизнь, тёплый, хороший человек, самый главный в жизни. Но у всего есть и теневая сторона: если эта же мать удушает ребёнка своей заботой, видит в нём слабого (а это удивительно, но наши матери все время говорят «ой, не трогай то, не делай это» — вплоть до того, что он не может сам себе чай налить), то бессознательно получается, что она его видит хрупким и слабым. И вот эта трансляция — она невидимая, это как воздух, которым мы дышим. Но если в воздухе есть токсичные вещества — да, мы можем их не почувствовать, но они влияют на организм и каким-то образом перестраивают наше здоровье — также и в психической области. И токсичная сторона казахского выражения, к сожалению, может выражаться в том, что, раз мир в ногах матери, то тогда вся агрессия идёт на не-мать, а не-мать рядом всегда, это супруга, любимая женщина, или дети — дочери, например.

Я понимаю, что, может быть, это звучит как оправдание мужчин и обвинение женщин. Я очень прошу понять: это о каких-то процессы — как внутри организма идут какие-то процессы, мы не можем говорить, что это неправильно или правильно — это есть. И это абсолютно не значит, что мужчина имеет право так себя вести. То есть это показатель очень низкой осознанности современных мужчин в отношении женщин и близких, семьи.

– Первое, с чем я совершенно согласна — это об уровне тревожности. Действительно, страх перед будущим — это то, что мы чувствуем уже на протяжении, наверное, 30 лет. Но с другой стороны, мы недавно провели исследование молодёжи (от 18 до 35 лет) и выяснили, что уровень депрессивности нашей молодёжи выше общемирового в шесть раз. Это, к сожалению, подтверждают и другие исследования, в том числе и международные. То есть понятно, когда наше поколение, выросшее на сломе двух эпох, тревожится за своё будущее. А что с молодёжью? Ведь это первое поколение, которое выросло вне СССР, в достаточно благополучных условиях. Почему у неё этот уровень тревожности такой высокий?

– Я бы опять рассмотрела это с двух позиций. Первое — говоря о внутренних процессах, что происходят в психике каждого, и коллективных процессов.
Начнём с коллективных.

Молодёжь видит: везде двойные стандарты. И тогда смысловые основы, которые важны для человека, чтобы он чувствовал себя полноценным, теряются. Проблема морали и нравственности тоже очень сильно может влиять на то, как себя чувствуют люди.

Молодежь узявима. А теперь — почему она уязвимая? Все мы знаем: чтобы чувствовать себя хорошо физически, нужно заниматься, тренировать мышцы, ходить и т.д. Если не даёт нагрузку на тело — тело не будет крепким. В психике то же самое: когда «все под рукой», мышцы не качаются, не качается способность выдерживать нагрузку, напряжение, которое приносит человеку жизнь — начиная от самых простых, когда пошёл в магазин и нет товара, до более сложных — решения каких-то проблем. И у таких детей, у которых все есть, психика как будто бы не становится взрослой. Потому что для того чтобы выдерживать то, что привносит мир, у ребёнка к определённому возрасту должно развиться некое умение выдерживать то, что мир не идеален, не все появляется по мановению волшебной палочки, где-то нужно напрягаться. Например, начнем с самого простого: ребёнок начинает ползать — и вот перед ним порожек. Тревожная мать не даст ему перейти – «ой, упадет». А достаточно хорошая мать (есть такое понятие) решит, что ребенок должен сам преодолеть этот порожек и не будет его трогать. И в тот момент, когда он переполз через порог, что произошло? Условная «психическая мышца» чуть подкачалась. И таких примеров много. Заметьте, как воспитывают девочек и мальчиков в казахских (по крайней мере) семьях, где мальчики, извините, вообще как будто инвалиды, а девочки могут все — готовить, убирать и так далее. Конечно, есть семьи, где девочек тоже как кукол растят – и такие девочки тоже не выдерживают. То есть это очень важно: чтобы ребёнок, несмотря на то, сколько у его родителей денег, какой у них социальный статус и т. д., не был бы завален благами и заботой так, чтобы не мог сам пошевелиться.

– Возвращаясь к нашему исследованию. Статистика говорит, что за эту высокую тревожность мы будем расплачиваться ростом зависимостей. Но уже сейчас мы видим, что в основном зависимостям подвержены мужчины — наркомании, алкоголизму, лудомании, я бы даже к этому отнесла склонность брать кредиты. Почему именно мужчины?

– Так это и есть следствие. Кому-то кажется, что если мужчина в 20 лет начал пить, то эта проблема именно тогда и началась — это не так. Проблема началась намного раньше. Это про то, что они уходят в мир грёз, если говорить языком аналитической психологии. Это вообще-то мир такой утробы, можно сказать, материнской, где все за него автоматически делается, и ему не надо напрягаться, там будто нет мысли — только чувствование. И вот за этой иллюзорностью они туда и идут. Понятно, что там они не становятся тупыми, но они отупляются.

– Как будто бы некая форма ухода от реальности.

– Да, это форма ухода от реальности, и это показатель, во-первых, высокого напряжения, и, во-вторых, что мужчины не справляются с с этим напряжением. Ведь, с другой стороны, от них есть ожидания, что они – мужчины и должны обеспечивать семью и т.д. И каждый мальчик все равно это знает.

– Но разве это не нормально? Я очень часто слышала от мужчин: «я устал быть постоянно кому-то должен». «Я должен быть сильным. Я должен жене. Я должен матери. Я должен детям. А я? Когда мне жить?». И вы знаете, я не знала, что им ответить.

– Это другая часть мужского мира. Страдают вообще-то все. Я не хочу сказать, что все женщины – жертвы, а мужчины все агрессоры. Там, где есть пара агрессор – жертва, почему мужчина делает эти агрессивные акты? Получается, что не в состоянии по-другому решить этот вопрос. Как женщина может быть угрозой ему, он же физически сильнее? А он видит в ней угрозу, и значит, он в этот момент, в бессознательном становится жертвой. Опять же, я не хочу сказать, какие они бедные и их надо пожалеть — не про это. Я про психическую динамику. Потому что спроси любого такого мужчину — он же скажет, что она сама виновата, она меня довела. Если довела — тогда кто ты, такой несчастный, что не можешь выдержать это? Это очень похоже на то, как в Средние века инквизиция женщин сжигала. Ведь в принципе суть осталась та же, только в другой форме. Когда ищешь причину того, что происходит со мной, в другом человек. Если взять простой пример: монах увидел красивую независимую женщину – и у него эрекция: «она ведьма, она управляет моим телом, её надо уничтожить!». Я привожу, может быть, обобщённый пример, но это про сам принцип. Так и в случае с насилием — она виновата. Она управляет моими эмоциями. Она меня довела. Вот так она его ограничила в чем-то, а в чем — не поймёшь. Это и есть проекция, механизм психологической защиты или проективная идентификация. Когда то, что во мне, мне невыносимо, я как будто вкладываю это в другого — и тогда зло там.

– Но, с другой стороны, чего я не могу понять. Когда мне мужчины жалуются на то, что они всем должны, я им часто говорю: ну тогда разделите со своей женой обязанности, и пусть она работает. Я знаю очень много семей, где мужчина сидит с детьми, женщина работает, и мне кажется, что это совершенно нормально. Но, с другой стороны, такой мужчина говорит: ты представляешь, как ко мне относятся друзья? Из чего я делаю вывод, что у нас новые социальные роли – после того, как женщина получила право на работу, на образование и т. д. – не перераспределились. Старые уже сломались — женщина больше не сидит дома, она не домохозяйка, а новые ещё не народились. И в итоге эти супружеские пары пытаются встроиться в эту, там уже не разрушенную, а здесь ещё не построенную социальную модель общества.

– Я с вами полностью согласна. Мы находимся в переходном историческом периоде. Мне раньше казалось, что мы живём в цивилизованном мире, но на самом деле у нас есть лишь атрибуты цивилизованного мира — то есть комфортные какие-то вещи, которые нас окружают и помогают нам улучшить нашу жизнь, но что касается ментальности — она вся, к сожалению, патриархальная. И по большому счёту я лично считаю, что мы сейчас находимся в таком периоде, когда идет невидимая борьба между новым и старым. А старое просто так не отдаст место – может быть, ещё и поэтому такое обострение бытового насилия, потому что мужчины в некотором роде в отчаянии, что мир меняется, а они не успевают за этим.

– Насколько мне известно, в казахском обществе, которое было патриархальным, не существовало проблемы бытового насилия. По крайней мере, в таких масштабах, как это происходит в нашем квазицивилизованном современном обществе. И тем более обидно, когда сегодня говорят, что бить женщину — это «казахская традиция», «традиционалистские ценности». Ничего подобного. Нет такой ценности — насилия. Вообще ни в одном обществе нет такой ценности насилия. Я потом подумала: может быть, к нам это пришло вместе с российской колонизацей, тот самый домострой, «да убоится жена мужа своего». И мы импортировали эту проблему бытового насилия к себе. Но с другой стороны, прошло уже столько лет, почему, если это неорганично для нашей ментальности, мы не можем от этого избавиться? Почему насилие так легко вошло в наш быт?

– Первое, что сразу хочу отметить: на мой взгляд, когда говорят, что нам это свойственно, что «всегда били» — это лукавство, это оправдание того, что сейчас происходит. Второе, про домострой: я не уверена, что он каким-то образом прижился. У нас домострой является просто формой, и я не уверена, что мы его импортировали и интегрировали себе. Третье: по поводу того, что было раньше. С одной стороны, я думаю, что все-таки мы идеализируем, с другой — я не говорю, что это неправда: нас было намного меньше, был кочевой образ жизни, где все друг друга видят и был этот авторитет старших, когда, если ты сделаешь что-то очень плохое, тебя могут подвергнуть остракизму.

А сейчас, если говорить про цивилизацию (только условно, потому что ещё неизвестно, кто цивилизованнее, если рассматривать с этой точки зрения), мы живём в квартирах или в домах, где все закрыто и не видно, когда вокруг двойные стандарты и кому-то можно все – какие-то ориентиры и ценности, если они не были интегрированы по-настоящему, если они слабые — они исчезают. Это как принцип разбитых окон: если где-то разбили одно окно, потом второе, то значит, дальше все уже. Это примерно так же, как первый начал — ему сошло с рук, то есть не было никакого осуждения, как общества, так и законодательно – и, опять же, дальше уже все, у всех стопы срываются. Это проблема общества, и, мне кажется, больше современная, а не потому, что был домострой или что-то такое.

– Ваша рекомендация как психолога для женщины: как выглядят первые признаки возможности бытового насилия? Где та грань, где должна быть нулевая терпимость к любому виду насилия? Или все-таки нужно как-то ею управлять, регулировать?

– Вы сейчас говорите про красные флажки, которые должны замечать девочки, девушки, женщины, и не игнорировать их. Первый и самый главный: если он хотя бы один раз поднял руку, то вот это «прости» не работает. Может быть, можно простить, но только до следующего раза — и уже все. Я помню, мне когда-то мама говорила, что есть правило: если на тебя один раз подняли руку — и не ответить, то это не прекратится. Но начинать нужно с самых простых флажков и с самого начала. Если во время конфетно-букетного периода парень игнорирует интересы девушки или навязывает ей, какие у неё должны быть желания и интересы. Если ограничивает в общении с тем миром, с которым она общалась раньше – нельзя общаться с подружками, контроль за её гаджетами, связью с внешним миром – это категоризируется как психологическое насилие, хотя, может быть, девочке, кажется: «он меня так любит, он все время со мной находится!». Если у него переменчивое настроение, может вдруг измениться из-за какой-то мелочи – не так сказала, не так посмотрела. Если он не умеет разговаривать, то есть быть в диалоге. Вот это очень важные звоночки, которые нужно для начала прояснять. А почему тебе важно, чтобы во всем меня ограничивать? Что происходит? Конечно, можно сразу развернуться и уйти, но если все-таки есть возможность разговаривать, можно разговаривать, потому что, может быть, на самом деле человек неплохой, просто он подвержен каким-то общим стандартам, и он может их пересмотреть. Потому что на самом на самом деле, я знаю, в семьях мужчины меняются: даже те, которые были абьюзерами по молодости, с годами становятся другими, но это, к сожалению, очень дорого обходится женщинам. То есть в мужчинах есть этот потенциал — быть в нормальных партнерских отношениях, чувствовать эмпатию к женщине. Просто, возможно, были какие-то обстоятельства, когда они не выдерживали. В целом я считаю, что нулевая терпимость должна быть к любому виду насилия, потому что это забота мужчины – справляться с собой. Пусть делает что-то с собой, а не с женщинами, и не говорит «мынау катын жаман, другую найду» — которая будет покорная, что ли? Что это такое?

– А есть корреляция между уровнем развития демократических институтов и вообще демократии в обществе и уровнем бытового насилия?

– Я могу сказать только своё мнение, потому что, если говорить о науке, я никогда не занималась этими исследованиями. Но, на мой взгляд, есть, потому что когда ребенок растет в демократическом обществе, в этих правилах, у него по-другому складывается менталитет, его представление о том, кто есть кто. И насколько я понимаю, в демократических институтах главное — первенство закона и отправление закона, то есть система наказания. Если ты нарушил, оно действует так, как положено, нет такого, что тебе можно, потому что ты из определённых кругов – нет, ты будешь сидеть по полной, понятно, что никто это напрямую не говорит, но все это видят. И в демократическом обществе есть сменяемость власти – человек не может сидеть на одном месте 100 лет и, соответственно, наращивать свою власть.

– И там, в конце концов, есть свобода сми. И, самое главное — есть культ взаимной ответственности и культ взаимных прав, то есть это совершенно другая система ценностей.

– Да, потому что права человека все-таки в демократическом обществе является приматом, насколько я понимаю.

– Именно поэтому, наверное, наши женщины так любят выходить замуж за европейцев, потому что они знают, что возможность быть подвергнутыми насилию как минимум ниже.

– Абсолютно с вами согласна. Но там равенство — это равенство, то есть не рассматривается инфантильная женщина.

– Да, она тоже должна работать, нести ответственность и т. д. Мне кажется, это главный итог нашей беседы: что насилие — это не только проблема отдельного мужчины или отдельной женщины — это проблема общества во всех смыслах этого слова.

• 264
• 317