Американская эмуляция Китая призывает к новым правилам

О напряженности между США и Китаем принято думать, как о неизбежном результате резких разногласий между двумя странами. В Соединенных Штатах полностью капиталистическая рыночная экономика, тогда как китайское правительство крепко держит руку на рычаге своей экономики. Несмотря на все свои недостатки, США – это демократия, тогда как Китай – это однопартийный режим, не терпящий никаких политических вызовов. Хотя США остаются самой могущественной страной в мире, растущая экономическая и геополитическая мощь Китая угрожает американской гегемонии.

Но, хотя все это верно, многие конфликты между США и Китаем обусловлены их растущим сходством. Относительный спад в Америке привел к тому, что она почувствовала себя более неуверенно, что побуждает ее проводить политику в области экономики и национальной безопасности, напоминающую китайскую стратегию, в которой на протяжении десятилетий приоритет отдается национальной экономической мощи и обновлению, а не требованиям открытой, “либеральной” мировой экономики. Как это не парадоксально, но по мере того, как США подражают стратегиям, которые весьма хорошо себя зарекомендовали в Китае, напряженность в двусторонних отношениях возрастает.

Даже несмотря на то, что после 1978 года Китай повернулся к рынкам и провел значительную либерализацию своей экономики, политика Коммунистической партии Китая отражала нечто большее, чем просто стремление к экономическому росту. Она была частью национального проекта омоложения, направленного на восстановление Китая в качестве крупной державы. Следовательно, Китай играл в глобализацию по своим собственным правилам, защищая и продвигая свою собственную промышленность, одновременно используя внешние рынки. Государство никогда не стеснялось вмешиваться и субсидировать свои отрасли, которые оно считало стратегическими (как с точки зрения коммерческой деятельности, так и с точки зрения национальной безопасности).

Однажды я слышал, как китайский политик описал эту стратегию как “открыть окно, но установить на него решетку”. Китайская экономика получит свежий воздух – иностранные технологии, доступ к мировым рынкам, важнейшим ресурсам – но при этом она избежит таких вредных элементов, как дестабилизирующие краткосрочные потоки капитала, чрезмерная конкуренция, которая может нанести ущерб ее зарождающемуся промышленному потенциалу или ограничения способности правительства проводить промышленную политику.

Феноменальный экономический рост Китая в итоге стал большим благом для мировой экономики, поскольку он создал большой рынок для компаний и инвесторов других стран. Более того, ее “зеленая” промышленная политика внесла существенный вклад в глобальный переход к низкоуглеродным технологиям за счет снижения цен на солнечную и ветровую энергию.

Безусловно, другие страны жаловались на интервенционистскую и меркантилистскую практику Китая. В итоге стремительный рост китайского экспорта – так называемый “китайский шок” – нанес экономический и социальный ущерб пострадавшим производственным районам и отстающим регионам западных стран, создав благодатную почву для прихода к власти правых авторитарных популистов, таких как Дональд Трамп. Однако до тех пор, пока политика стран с развитой экономикой определялась потребительской, рыночно-фундаменталистской логикой, эти последствия не приводили к серьезному напряжению в отношениях с Китаем.

Напротив, многие представители интеллектуальной и политической элиты считали западный и китайский подходы к экономике взаимодополняющими и взаимоподдерживающими друг друга. Историки Найл Фергюсон и Мориц Шуларик придумали термин “ЧаинАмерика”, чтобы описать кажущиеся симбиотические отношения, в которых Китай субсидирует свою промышленность, а Запад с радостью потребляет дешевые товары, которые посылает ему Китай. Пока на Западе господствовала эта концепция, рабочие и общины, потерявшие работу, не получали ни помощи, ни сочувствия; им говорили, что нужно переквалифицироваться и переезжать в районы с лучшими возможностями.

Но ситуация была неустойчивой, а проблемы, вызванные исчезновением хороших рабочих мест, растущим региональным неравенством и усилением иностранной зависимости от стратегически важных отраслей, стали слишком большими, чтобы их можно было игнорировать. Американские директивные органы стали уделять больше внимания производственной стороне экономики, сначала при Трампе, а затем более систематически при Джо Байдене, чья администрация приняла другой набор приоритетов, отдавая предпочтение среднему классу, устойчивости цепочки поставок и зеленым инвестициям.

Новая стратегия опирается на промышленную политику, которая не так уж отличается от той, которую Китай уже давно практикует. Субсидируются новые технологии и передовые виды обрабатывающей промышленности, а также технологии использования возобновляемых источников энергии и экологически чистые отрасли. Поощряются местные поставщики и отечественный контент, тогда как иностранные производители подвергаются дискриминации. Инвестиции китайских компаний в США подвергаются тщательному контролю. В соответствии с доктриной “маленький двор, высокий забор” США стремятся ограничить доступ Китая к технологиям, которые считаются критически важными для национальной безопасности.

Если эта политика приведет к созданию более процветающего, сплоченного и безопасного американского общества, то от этого выиграет весь остальной мир – точно так же, как китайская промышленная политика принесла пользу торговым партнерам, расширив китайский рынок и снизив цены на возобновляемые источники энергии. Из этого следует, что новая политика и приоритеты не требуют углубления американо-китайского конфликта, но они требуют нового набора правил, регулирующих эти отношения.

Для начала каждой из сторон стоит отказаться от лицемерия и признать схожесть своих подходов. США продолжают критиковать Китай за то, что он якобы проводит меркантилистскую и протекционистскую политику и нарушает нормы “либерального” международного порядка, в то время как китайские политики обвиняют США в том, что они отвернулись от глобализации и ведут экономическую войну против Китая. Ни одна из сторон, похоже, не осознает иронии: Китай установил решетку на открытое окно; США возводят высокий забор вокруг маленького двора.

Вторым важным шагом является обеспечение большей транспарентности и улучшения информированности о целях политики. Во взаимозависимой глобальной экономике является неизбежным, что многие стратегии, направленные на обеспечение национального экономического благосостояния и решение внутренних социальных и экологических приоритетов, будут иметь некоторые нежелательные побочные эффекты для других. Когда страны проводят промышленную политику, направленную на исправление серьезных сбоев рыночных механизмов, их торговые партнеры должны проявлять снисходительность и понимание. Такие меры следует отличать от тех, которые носят явно выраженный характер “разори соседа” (то есть они приносят выгоду внутри страны именно потому, что наносят ущерб другим).

В-третьих, важно обеспечить, чтобы ограничительная политика в области национальной безопасности была целенаправленной. США характеризуют свой экспортный контроль как “тщательно адаптированные” меры в “узком сегменте” передовых технологий, которые вызывают “прямую” озабоченность с точки зрения национальной безопасности. Эти самопровозглашенные ограничения заслуживают похвалы, но возникают вопросы о том, соответствует ли реальная политика в отношении полупроводников этому описанию, и о том, как могут выглядеть дополнительные меры. Более того, США склонны определять свою национальную безопасность в слишком широких терминах.

США по-прежнему будут ставить на первое место свои экономические, социальные, экологические проблемы и проблемы национальной безопасности, а Китай не откажется от своей экономической модели, основанной на государственном управлении. Сотрудничество не будет в повестке дня. Но оно может стать немного проще, если обе страны признают, что их политика не слишком отличается и не обязательно вредна для другой стороны.

Copyright: Project Syndicate, 2024. www.project-syndicate.org

• 30
• 27