Чем грозит Казахстану жара и засуха

Сильнейшая жара охватила практически весь Казахстан. Поступают сообщения об обмелении ряда рек, Каспий отступает, средства массовой информации и блогеры соревнуются в апокалиптических прогнозах на это лето. Апофеозом негативных новостей стали сообщения о пожарах в Абайской области, о трагедии, унесшей жизни людей. Все это взбудоражило казахстанское общество. Но что происходит на самом деле? Exclusive.kz обратилcя с этим вопросом к известному казахстанскому специалисту, доктору технических наук, профессору, директору «Международного исследовательского центра Water Hub КазНАИУ» Анатолию Рябцеву.

– Анатолий Дмитриевич, ситуация действительно угрожающая?

– У нас каждый год начинается с похожих проблем, но этот год чем характерен, что сейчас все соцсети заполнены сообщениями о каких-то природных катастрофах – исчезновении озер, пересыхании рек в Африке, Южной Америке, других регионах. В Италии потоп, в Испании – страшная жара и засуха… И все это наглядно… Это связано с глобальными изменениями климата на всей Земле, и удивительного в этом ничего нет.

Другое дело, что процесс этот идет в очень различных формах и очень растянут во времени и пространстве. Например, в нашем регионе он развивается очень неторопливо, и сказать о каких-то слишком уж резких изменениях мы не можем. Стоки наших рек, таких как Сырдарья, Или, Иртыш, Чу, Талас и других остаются в пределах многолетних значений. Больших колебаний объема стока из года в год мы не видим. Конечно, если брать в расчет эти показатели за тридцать-пятьдесят лет, то здесь изменения наблюдаются. Пятьдесят лет назад наш годовой поверхностный сток рек был порядка 120 кубокилометров. Сегодня эта цифра уменьшилась примерно на 20 кубокилометров. Конечно, этот показатель каждый год не считают, но примерные оценки таковы. Это не критично для нас и позволяет оптимистично смотреть на перспективы обеспечения страны водой.

Хотя проблема, конечно, существует. Наши реки, как внутренние, так и трансграничные, в большинстве своем основную часть своего стока формируют за счет таяния ледников. А ученые, в результате многолетних наблюдений пришли к твердому выводу: площадь ледников на планете, и у нас в том числе, сокращается. С гибелью Арала солепылевые выносы с его ложа достигают ледников и еще более усиливают процесс их таяния. Глобальные процессы смещения полюсов ведут к тому, что климат в Алматы, к примеру, становится жестче, а в Центральном и Северном Казахстане, наоборот, мягче. Теплее становится и в северных областях России, начинает таять вечная мерзлота там, где она не таяла. За счет смещения зоны тепла к северу, увеличился и сток северных российских рек – Оби, Лены, Енисея, которые сбрасывают свои воды в океан. И тут я не могу не сказать о проекте поворота северных российских рек на юг, которая активно обсуждалась в 1980-1985 годах. Если бы этот проект, над которыми работали сотни исследовательских и проектных институтов бывшего Союза, был осуществлен, мы вероятнее всего, спасли бы Арал, обеспечили водой миллионы гектаров пашни в Сибири и Средней Азии. И климат стал бы более предсказуем. Но…. История не знает сослагательного наклонения, что есть – то есть. Триллионы кубокилометров воды за эти годы бесполезно текут в Северно– Ледовитый океан, разбавляя его соленость. Тех экологов, которые протестовали против проекта, тех его противников, которые доказывали его вредность, давно уже нет, как нет и Арала.

– А можно как-то реанимировать эту идею сегодня?

– Возможно, технически это даже стало легче. Но политические, финансовые, организационные, межстрановые и межрегиональные проблемы и противоречия сегодня настолько велики, что об этом можно пока только мечтать. У нас был уникальный шанс сделать этот глобальный проект в пору одного государства, СССР. Теперь это гораздо сложнее.

Сегодня нам нужно учиться договариваться о воде с нашими соседями, учитывая интересы каждого. Это не всегда получается. Вот пример – Афганистан сейчас активно забирает воду для своего сельского хозяйства в верховьях Амударьи. Причем, совершенно не учитывая интересы той же Туркмении. А что такое отобрать хотя бы 5 кубокилометров стока из этой реки? Это ставит все сельскохозяйственное производство в Туркмении и Узбекистана на грань катастрофы! Почему? Как ни странно, но именно потому, что уровень орошаемого земледелия в этих странах гораздо выше, чем в Казахстане! Они ушли в этом отношении от нас так далеко, что нам придется годами «догонять» их. Я своим студентам на лекции всегда привожу пример: если у нас в стране площадь орошаемых земель по отношению ко всей пашне составляет примерно 5 процентов, то в Узбекистане так называемых богарных, то есть неполивных, земель вообще нет! Та же ситуация и в Туркмении – там все сельскохозяйственные земли поливные, потому что без полива ничего не вырастет. Естественно, они гораздо чувствительнее к любому сокращению стока воды из Амударьи, Сырдарьи, чем мы. Если завтра негативные изменения климата, какие-то возможные политические или экономические проблемы встанут перед нашими соседями, то я не уверен, получим мы от них воду или нет. Нельзя забывать, что мы находимся в конце стока рек, и получение воды во многом зависит от хороших отношений с нашими соседями и от их доброй воли.

Именно для того, чтобы уверенно смотреть в будущее, нам нужно сотрудничать. Альтернативы этому нет. Мы с нашими коллегами из соседних стран уже обсуждали идею создания международного водно-энергетического консорциума, который, на мой взгляд, мог бы сильно помочь нам всем.

В Кыргызстане формируется сток трансграничных рек, который зарегулирован каскадом сооружений Тогтогульской ГЭС; Таджикистан, который не имеет много орошаемых земель, но на его территории есть Кайракумское водохранилище, которое играет очень важную роль в период вегетации растений в соседних странах; Узбекистане и Казахстане, которые жизненно заинтересованы в поливной воде весной и осенью – именно в тот период, когда не в интересах наших соседей накапливать воду в водохранилищах. И консорциум помог бы увязать, за счет взаимных интересов и уступок, различные, даже противоположные интересы всех стран региона. Это сложно, это требует умелых переговоров, доброй воли, но другого пути нет.

– В мире есть опыт такого сотрудничества?

– Есть положительный международный опыт работы подобных объединений. Например, если одна страна в рамках консорциума несет потери при отдаче части своего стока соседям, последние компенсируют ей эти потери в финансовой или материальной форме. Например, мы могли бы компенсировать потери Кыргызстана и Таджикистана с помощью поставок им нефти, газа, продовольствия и прочего, или найти иные формы. Вся суть в том, чтобы консорциум в целом функционировал как единое коммерческое предприятие, а прибыль делилась бы поровну на все страну. Казахстан же, в рамках таких компенсаций, мог бы закупать у Кыргызстана в определенный период электроэнергию – тоже одна из форм регулирования баланса доходности. Словом, единая организация смогла бы наладить практическую работу, чтобы и энергетики, и сельские производители – потребители воды, получали свою прибыль.

И, кстати, такой механизм был, и неплохо работал. В бытность мою председателем Комитета по водным ресурсам мы поставляли по договоренности на Бишкекскую ТЭЦ карагандинский уголь – в счет поставок воды на юг нашей страны. И всем это было выгодно. В летнее время мы отключали южный регион Казахстана от Экибастузских станций и переключали на получение энергии Тогтогульской ГЭС. Для чего? Они в самое нужное для наших сельчан время давали нам воду, но она ведь не могла идти мимо турбин ГЭС. Значит – вырабатывалась электроэнергия, которую мы и покупали, чтобы наши соседи имели в этом деле свой интерес. И тогда уже, двадцать лет назад, мы задумывались о консорциуме. Сегодня же его создание жизненно необходимо, я считаю.

– В своих выступлениях вы постоянно подчеркиваете важность проблемы кадров в мелиорации, их современного обучения, подготовки и переподготовки, внедрения в производство новых технологий полива посевов. Как сегодня обстоит дело в этой сфере?

– Помните, я говорил, что у нас в Казахстане только 5 процентов от пашни – поливные земли, а в Узбекистане вообще нет неполивных земель? Вот вам и ответ на ваш вопрос, если кратко. По планам нашего правительства, к 2030 году мы должны довести площадь поливных земель до 3 миллионов гектаров, то есть увеличить их более чем вдвое. Задача необычайно сложная. И не в последнюю очередь еще и потому, что у нас физически нет такого количества специалистов – мелиораторов, материальных ресурсов и т.д. Да что там – мы и многие советские достижения в мелиорации за последние годы позабыли и растеряли.

– Для этого, как я понимаю, и был создан водный хаб…

– Водный хаб – это инициатива Аграрного университета для обучения и переподготовки специалистов мелиораторов на всех уровнях. В том числе внедрение современных технологий, инноваций в развитие современного аграрного сектора.

Например, в хаб входит Институт повышения квалификации инженеров-мелиораторов, Мы его создавали, потому что считали, что процесс обучения и переподготовки в этой сфере должен быть непрерывным. В советские время, если человек не прошел переподготовку и не подтвердил свою квалификацию, его не назначали на ответственную должность в мелиорации. И правильно делали, я считаю. Ведь сегодня фермеры и работники частных хозяйств зачастую даже не знают азов мелиоративного дела, а ведь это наука, это технологии, которые непрерывно развиваются! У нас сегодня до 50 процентов воды при поливе тратится впустую, потому что у фермеров нет знаний и умений…

Мы уже переобучили более 60 человек из разных регионов, из них 40 – из Казводхоза. Причем – самый показательный факт! – почти половина из них даже не являлись специалистами в этой отрасли, пришли работать в водной хозяйство, поскольку там была вакансия, и т.д. Конечно, здесь у него открываются глаза, он слушает лекции, едет на Большой Алматинский канал, где воочию знакомится с более чем ста самыми распространенными гидротехническими сооружениями, получает информацию у специалистов… Уже один этот мелкий сам по себе факт говорит об огромной кадровой проблеме в системе водного хозяйства. Государство, министерство должны, на мой взгляд, финансово поддерживать подобные программы переподготовки специалистов. Это небольшие деньги, 5-10 миллионов тенге, но от них зависит, как будут правильно использоваться миллиарды тенге, ежегодно направляемые на ирригацию земель. К сожалению, и здесь нет полного понимания во властных кабинетах, финансирование образовательных программ часто задерживается.

Сейчас мы хотим давать знания, готовить к современной работе не только специалистов водного хозяйства, но и фермеров. Очень часто бывает так: купил человек участок орошаемой земли, а что с ней делать – не знает. Не имеет понятия ни о технологиях, ни о севообороте, ни о агрокультуре. И мы готовы, в рамках нашего водного хаба, эти знания людям давать.

Кроме того, на базе нашего Аграрного университета скоро будет открыт филиал Ташкентского института ирригации и мелиорации. Наши узбекские коллеги накопили огромный опыт в сфере поливного земледелия и готовы щедро делиться им с казахстанцами и студентами других стран.

– Вы всегда, насколько я помню, стояли за орошаемое земледелие, отстаивали его преимущества перед практикой богарных технологий. Однако недавно вы сами высказались за некоторое сокращение площадей поливных земель… Почему?

– Посмотрите: тридцать лет назад у нас было 2 миллиона 300 тысяч гектаров поливных земель. Сегодня – 1 миллион 400 тысяч гектаров. Мы потеряли, вывели из оборота 900 тысяч гектаров. На 600 тысяч сегодня ведется реконструкция, их хотят вернуть в оборот за счет привлечения займов международных финансовых институтов. Этим занимаются министерство и другие правительственные организации.

 Другой вопрос – что мы можем получить от этих земель больший экономический эффект. Не вводить в оборот новые тысячи гектаров, а интенсифицировать работу по ирригации уже имеющихся земель. У нас огромный земельный фонд, но еще во многих регионах и хозяйствах используют допотопные методы полива, совсем не соблюдают агротехнику, не имеют хороших семян, мало используют удобрения… Поэтому я и сказал, что выведение из оборота части непродуктивно используемых земель, поглощающих гигантские объемы воды, но не дающих отдачи – правильное дело. Стремление как можно скорее ввести новые тысячи гектаров земель на поливе само по себе не гарантирует эффективности производства. А ведь в этом – главное! У нас урожайность практически всех культур в 2-3 раза ниже, чем в развитых странах! Вот на чем надо сосредоточить максимум усилий.

Ведь мы сегодня очень плохо используем современные способы полива – дождевание, капельное орошение и другие. Половина поливной воды, по нашим подсчетам, уходит впустую. Мы даже не достигли по этому показателю советского уровня, когда на полях работали тысячи дождевальных агрегатов – «Волжанок», «Фрегатов»… Конечно, и они сегодня устарели, но что пришло им на смену? Практически ничего – поливают напуском воды на поля, по бороздам и прочее, как делали наши предки сотни лет назад. Эту ситуацию тоже срочно нужно менять, переходить на современные методы полива и вообще на современную агротехнику. Этот процесс сейчас разворачивается, но крайне медленно. И не в последнюю очередь потому, что фермеры у нас очень часто не имеют хороших знаний о деле, которым они занимаются. А некоторые просто истощают землю, стремясь «сорвать» с земли прибыль любой ценой, не заботясь о будущем, о ее плодородии. Таких фактов тоже немало.

– Таким образом, как я вас понимаю, опасения казахстанцев насчет засухи и страшных неурожаев чрезмерно преувеличены….

– Да, главная опасность не в климате, который мы не можем изменить, но в нашей неготовности встречать сюрпризы погоды во всеоружии. Обладая современными знаниями, техникой, аграрными и мелиоративными технологиями, имея четкую и эффективную организационную структуру, налаженную постоянную связь между центрами принятия решений и аграрными производственниками на местах, мы будем способны очень быстро решать все возникающие проблемы. Тогда и фантомные страхи о аграрной катастрофе и надвигающемся природном коллапсе уйдут в прошлое.

• 129
• 70