Чем грозят подарки Китая Центральной Азии

Таджикистан считается лидером по китайскому экономическому присутствию в Центральной Азии. Но каковы будут последствия не только для таджикской экономики, но и всего региона? Стоит посмотреть на ситуацию со стороны, чтобы понять, чем обернется для Казахстана рекордный взлет товарооборота с Поднебесной. Хотя протестные потенциал населения пока невелик, некоторые исследователи убеждены, что вероятность революционных процессов в Таджикистане самая высокая в регионе.

Таджикистан считается беднейшей экономикой региона. Главным следствием гражданской войны стала привычка жить за счет субсидий и дотаций.

Правда, в последние годы таджикские власти дают понять, что есть некие минеральные ресурсы, подтвержденные еще советскими геологами, но потенциальным инвесторам предлагается самостоятельно провести дорогостоящую геологоразведку и поверить таджикским властям на слово, что горная страна несметно богата. Есть также весьма оптимистичные данные о запасах нефти и газа. Но если в советское время их объемы не превышали 1 млрд. тонн нефти, то теперь таджикские эксперты утверждают, что на самом деле эти объемы позволят Таджикистану стать вторым Катаром.

Правда, при этом умалчивается тот факт, что для получения коммерческой прибыли необходимо дорогостоящее современное оборудование и наличие профильных специалистов. Именно по этой причине даже «действующие» проекты с участием канадских и французских инвесторов, работающие с уже разведанным проектом Бохтар с доказанными запасами, были заморожены из-за неэффективного управления.

Таджикистан также пытается привлечь внимание инвесторов запасами лития и других редкоземельных металлов. Но проблема не только в отсутствии инфраструктуры, но и в коррумпированности власти. Все это останавливает даже самых рискованных инвесторов, наслышанных о том, что Душанбе легко меняет свои обещания, размахивая при необходимости мечом национализации.

Пожалуй, единственным, кто смог позволить себе рискнуть, оказался Китай, интерес которого к стране поначалу был обусловлен наличием гидроэнергетических ресурсов и мощностей, способных удовлетворить спрос на дополнительную электроэнергию в Западном Китае. Китай проявил интерес к модернизации Нурекской ГЭС, реконструкции Майнской ГЭС, восстановлению Душанбинской ТЭС и строительству каскада малых ГЭС на реке Зеравшан. В 2009 году Китай и Таджикистан договорились о строительстве ГЭС «Нурабад-1» и ТЭС в Душанбе с китайскими инвестициями в размере около 1 млрд. долл. Экспорт электроэнергии как способ погашения долга, вероятно, является одной из причин того, что в самом Таджикистане и даже в его столице Душанбе до сих пор периодически происходят отключения электроэнергии.

Однако вскоре китайский капитал плавно вошел в легкую, золотую и алюминиевую промышленность Северного Таджикистана, сохраняя в тайне все договоренности, достигнутые путем создания оффшорных холдинговых структур. В результате Китай стал основным кредитором Таджикистана. В период с 2005 по 2008 год объем торговли между двумя странами увеличился в 10 раз и достиг 1,5 млрд. долл. Этот рост был обусловлен увеличением поставок китайского импорта, представленного потребительскими товарами и продовольствием. В то же время и сегодня, когда речь идет о взаимной торговле, проведение достоверных оценок затруднено, поскольку собственная китайская статистика существенно отличается от статистики таджикских таможенных органов. Ясно одно: объем средств, вложенных Китаем, превышал объем средств, выделенных международными финансовыми организациями и другими странами.

Хотя китайские кредиты также часто раздавались китайским компаниям, таджикские власти не просчитывали реальные последствия таких кредитов. Например, Китай использовал своих заключенных для строительства дорог в Таджикистане, создавая очень мало рабочих мест для местного населения, а оплата за использование этих дорог взимается в пользу компании, зарегистрированной на Британских Виргинских островах. Таджикские политологи уже прогнозируют возможные проблемы для экономики, указывая на то, что китайские кредиты использовались для строительства правительственных зданий, которые трудно назвать коммерчески выгодными проектами. Тем не менее, в период с 2010 по 2020 год объем всех видов прямых китайских иностранных инвестиций составил 177 млн. долл. Или 69% от общего объема инвестиций. Вероятно, именно поэтому китайская компания CNPC в настоящее время является единственной иностранной компанией, наряду с местной компанией «Сомон-Ойл», имеющей лицензию на проведение геологических работ и поиск углеводородов в Таджикистане. Кроме того, есть информация о том, что из-за задолженности Таджикистана парламент страны де-юре перерегистрировал крупнейшее месторождение серебра в Горном Бадахшане на китайскую компанию, которая фактически начала добычу на этом месторождении за два года до официальной регистрации. Таджикистан также уступил Китаю золоторудное месторождение Верхний Кумарг на севере страны в счет погашения долгов за модернизацию ТЭС «Душанбе-2». По условиям соглашения, китайцы будут добывать золото до полного погашения долга Таджикистана (эти условия не разглашаются, но имеется информация, что китайская сторона оставляет за собой право потребовать дополнительной компенсации, если запасы золота на месторождении не будут соответствовать экономическим ожиданиям). Используемые в сочетании с другими финансовыми инструментами, подобные проекты помогают Китаю манипулировать мировыми ценами на золото и подрывать стабильность мировых рынков золота.

Уже в 2015 году, по данным Национального банка, официальный долг Таджикистана перед Китаем достиг 52,13% от общего объема государственного долга, что является рекордным показателем в Центральной Азии. Примечательно, что, согласно отчету Группы Всемирного банка и Национального банка Таджикистана, к концу 2022 года этот долг был снижен до 30,7%. Однако, даже при первом сопоставлении таджикских и китайских данных возникает много вопросов. Так, становится понятно, что сумма долга, отраженная на балансе Национального банка Таджикистана, приблизительно соответствует задолженности только одному Эксимбанку Китая и не включает другие виды задолженности. Учитывая, что экономика Таджикистана, по советской традиции, строится на доминировании государства, то есть максимально возможного государственного участия в крупном бизнесе, не ясно какие долги сложились в результате реализации инвестиционных проектов и являются квазигосударственными. Поэтому ситуация требует отдельной оценки с точки зрения определения источников погашения долга, а также информационной согласованности и достоверности как китайских, так и таджикских расчетов (как отмечается в отчете, власти Таджикистана не предоставили многие документы, затребованные Всемирным банком, а проводилась ли сверка данных Таджикистана и Китая при оценках и какие из данных действительны остается неизвестным).

Новый импульс таджикско-китайскому сотрудничеству и сближению двух стран был дан с выводом американского контингента из Афганистана. В то время много говорилось о нецелевом использовании американских средств в Афганистане и коррупции, связанной с деньгами США. В докладе Фонда экономического образования за 2020 год говорится, что только с 2009 по 2019 год было украдено или незаконно присвоено 19 млрд. долларов (30% всех средств, выделенных на поддержку афганской армии). Часть афганских беженцев (особенно тех, кто имеет американские паспорта или другие документы) мигрировала не только в США и другие богатые страны, но и в соседние государства Центральной Азии. При этом внимание общественности привлекали только гуманитарные программы. Сколько афганских денег было направлено в соседний Таджикистан и другие страны Центральной Азии, а затем в развитые страны, не рассматривалось, поскольку мир был больше сосредоточен на разворачивающейся гуманитарной катастрофе.

Одним из первых на все эти вызовы отреагировал Китай. Хотя готовность Китая занять нишу, оставшуюся после вывода Россией значительной части боеспособной 201-й дивизии для использования на Украине, в контексте построения системы безопасности региона заметна, трудно охарактеризовать эту реакцию как противодействие России в регионе. Напротив, в соответствии с российской политикой Китаю выгодно поддерживать авторитарные режимы в Центральной Азии и обеспечивать стабильность в регионе, а также сохранять китайские инвестиции и торговые пути в Европу. Во многих отношениях российские и китайские интересы в Центральной Азии остаются взаимодополняющими друг друга. В целях противодействия исламской угрозе Китай начал расширять не только прямое военное сотрудничество, но и внедрение практик, используемых в Китае для наблюдения и контроля за Синьцзян-Уйгурским автономным районом. Эти практики очень желанны практически для всех авторитарных режимов в Центральной Азии. Китай, считает Нива Яу, экспортирует в Центральную Азию свой стиль управления, который легко приспосабливается к авторитарным практикам. В этом смысле неудивительно, что, стремясь создать нужный имидж и избежать беспорядков, таджикское правительство продвигает версию, которая в большей степени одобряет грядущую зависимость от китайских инвестиций. Получая и распределяя среди правящей элиты миллиарды долларов китайских кредитов в качестве преференций, таджикское правительство нарушает права своих граждан и изгоняет из Таджикистана всех диссидентов, которые могут захотеть изменить политику страны. Описаны случаи принудительного возвращения и репрессий против тех, кто пытался повлиять на политический режим за рубежом. И хотя протестные потенциал населения пока невелик, некоторые российские исследователи убеждены, что вероятность революционных процессов в Таджикистане самая высокая в регионе.

Пока таджикское правительство продолжает решать свои экономические проблемы за счет экономической миграции, что, с одной стороны, позволяет снизить протестный потенциал страны, а с другой – выживать без проведения существенных экономических реформ.

• 86
• 39