Для чего Путин и Трамп встречаются на Аляске

Дипломатическая борьба Путина с Америкой развивается примерно по тем же законам, что и его война против Украины. Обе основаны на принципе «каждые следующие условия будут хуже предыдущих» и на стратегии постепенности.

Президент США Дональд Трамп сам поставил России ультиматум и сам его исполнил. Установил срок, сократил его, потом послал в Кремль спецпосланника Стива Уиткоффа, дал понять, что услышанное от российского президента Владимира Путина его заинтересовало, и назначил дату встречи.

Грядущая встреча временно отменила необходимость исполнять угрозы и вводить сокрушительные вторичные санкции против покупателей российской нефти, а в перспективе – поставлять Украине дальнобойное оружие. При этом Владимир Путин не выполнил главное условие ультиматума – не прекратил боевые действия против Украины. Напротив, дни ультиматума были среди худших за историю войны по числу гражданских жертв и картинам разрушений в городах. Лишь перед встречей на Аляске есть надежда, что Путин перестанет бомбить, чтобы не портить настроение и не ставить своего визави в совсем уж неудобное положение, да и тут нет гарантий.

Остается совершенно неясным, что именно Трамп услышал от оптимиста Уиткоффа, а он – от Путина. Источники самых информированных СМИ противоречат друг другу. Судя по некоторым известиям, Уиткофф в полной мере разделил желание российских чиновников порадовать своего начальника, и его интерпретация обещаний Путина оказалась гораздо щедрее оригинала. В любом случае ничто не мешает Путину сказать при встрече Трампу не то же самое, что Уиткоффу, и на высшем уровне запустить торг заново.

Революционная архаизация

Сама идея провести саммит на Аляске – территории, которая является географическим и историческим мостом между Россией и США, – вполне революционна. При этом она – консервативно-революционна, что должно импонировать встречающимся. Оба лидера зациклены на славном прошлом. Для России Аляска символизирует пик экспансии, когда российская континентальная империя единственный раз, подобно европейским, перешагнула через океан. Для США – золотой век расширения, когда вчерашние скромные колонисты покупали и забирали огромные территории у соседей. Вот и Россия продала – чем не пример упрямым канадцам и датчанам. Аляска для Трампа – пример выгодной сделки, но и пример уступки со стороны России: смотрите, продали, но не утратили же величия.

Поэтапно-частичному, растянутому во времени подходу Путина Трамп намерен противопоставить свою революционную архаизацию. Поможет сама земля, которая помнит, как страны меняли территории на деньги и на другие территории. Только что в духе революционной архаизации Трамп взял на 99 лет в американское управление Зангезурский коридор, словно какие-нибудь британцы – Гонконг, – и получил сырьевую концессию в Украине, подобно старым немецким промышленникам. Если украинцам трудно отдать земли, да еще с городами и людьми, можно продать или обменять. Разве не так возникли современные границы Польши, Финляндии, Греции, Болгарии, Турции, Словакии, Румынии – из обмена территориями или территории на мир?

Идея обмена высказана, но неясно, на что менять. В первые дни президентства Трамп исходил из неизбежного проигрыша Украины и несомненного желания Путина завоевать ее всю, поэтому вариант «мир на территории» мог казаться ему успешной сделкой. Судя по всему, он скорректировал первоначальные представления.

Несложное решение напрашивается само собой. Россия может отдать захваченные земли в регионах, на которые она официально не претендует, – в Харьковской, Сумской и Днепропетровской областях. Однако неравенство такого обмена очевидно: общие завоевания России в этих областях – вряд ли больше 1500 кв. километров, и единственный город там – безжизненные руины Купянска. В Донецкой области Россия не контролирует 6500 кв. километров – с вполне живыми крупными городами и важнейшими укреплениями. Даже если добавить к этому Кинбурнскую косу, с которой Россия перекрывает бухту Николаева и угрожает всему украинскому судоходству, обмен не выглядит эквивалентным. Если Трамп может планировать обмен территориями как символический жест, спасающий лицо украинского руководства, само оно и европейские союзники пока готовы обсуждать только полное арифметическое равенство квадратных километров.

Революционно-архаизирующее предложение Трампа может принять любую форму из прошлого: выкуп каких-то территорий Россией – или, напротив, Европой для Украины; совместную эксплуатацию Запорожской АЭС; или излюбленную им передачу чего-то проблемного на долгие годы под американский контроль – как это произошло с Зангезурским коридором; было предложено поступить с Газой, Панамским и даже почему-то Суэцким каналом; принять формы международных сил, контроля и кондоминиумов. Юридическое оформление может быть предложено отложить на те же символические хоть 50, хоть 99 лет. Остальные вопросы – от НАТО до выборов и санкций – тоже раскладываются по чашам весов. Не вполне обычный звонок Путина президентам Беларуси, Казахстана, Узбекистана, Китая, Индии и Южной Африки после того, как Трамп созвонился с европейцами и Зеленским, – возможно, не просто желание показать, что Россия тоже не одна, но и предварительный разговор на тему возможных совместных форматов и эрзац-контроля (казахстанские силы вместо российских в каких-то точках – тоже своего рода революционное решение).

Парадокс агрессора

Соглашаясь на встречу тет-а-тет по Украине до прекращения огня, Трамп уже уступил, поэтому рискует больше, чем Путин. У него, как он сам любит говорить, не так много карт. Если Путин не согласится на прекращение огня, российская торговля нефтью подпадет под сокрушительные вторичные санкции, в эффективности которых сам же Трамп сомневается. Придется и дальше помогать Украине оружием, пусть и за европейские деньги, а то и дать ей дальнобойные ракеты – а это шаг к прямому конфликту с Россией без гарантии перелома в войне в пользу Украины. Уехать с саммита ни с чем Трампу будет некомфортно, а это, волнуются союзники, может подтолкнуть его к согласию на разные уловки Путина.

Положение Путина накануне встречи выглядит выигрышнее. Диктатуры устроены так, что сам факт прямого контакта с легитимным демократическим лидером, особенно с президентом США, – для них уже дипломатический успех, тем более – приглашение к нему в гости. Пораженной в правах диктатуре такая встреча возвращает своего рода дипломатическое равноправие.

К тому же агрессор самим фактом нападения уже опрокинул дипломатическую рамку: в дипломатии ему терять нечего, а приобрести он, по Марксу, может весь мир. Отсюда – некоторое парадоксальное преимущество агрессора: когда он, предлагая снизить градус, не потерпев военного поражения, начинает выглядеть кем-то вроде миротворца.

Выбранный формат – тоже успех Путина. Как во время февральского звонка Трампа Путину и первой встречи в Саудовской Аравии между делегациями МИДа и Госдепа, разговор об Украине пойдет между лидерами США и России – без Украины и Европы. Саму тематику встречи российская сторона постарается расширить, добавив в нее уже знакомые соблазны для Трампа – от выгодного сотрудничества в Арктике (не зря же всё на Аляске) и «торговли» большими буквами до совместного укрощения Ирана. Более того, по недавним известиям, Зеленский тоже может быть на Аляске, но не с начала встречи, а ждать, когда позовут одобрить или отвергнуть уже согласованное. Тогда риски отказа с Трампа перейдут на Зеленского и тех, кто его поддержит, а американский президент пойдет умывать руки.

Подбор ключа

В последние месяцы в России начали чувствовать войну. Она приходит под разными видами – случайных гражданских жертв, горящих нефтебаз, уничтоженных бомбардировщиков, закрытых аэропортов, перебоев со связью и сетью. Украина сумела сделать войну заметной для большого числа людей в России – это ее нынешний актив.

Долгосрочная стратегия Путина при отказе от соглашения может обернуться слишком краткосрочным триумфом. В моменте позиция Путина на переговорах сильнее. Но если он откажется от необходимых для сделки уступок, ему останется продолжить затяжную, крайне дорогую войну под крепнущим санкционным давлением, «стачивая» полк за полком ради бесполезных руин безвестных поселков и превращая досадные помехи мирной жизни в долгосрочные лишения. Хоть Мединский и грозил перспективой десятилетней, да хоть тридцатилетней войны, военные тоже теряют терпение, когда не видят ясного финала. На четырнадцатый год вполне успешных колониальных войн португальские офицеры свергли свой режим именно за то, что он не нашел «политического решения».

Любой переговорный исход не устроит российских милитаристов, зато порадует более деловую и прагматически настроенную часть российской элиты. Милитаристы-патриоты – важная опора в военное время, но экономисты котируются у режима едва ли не выше: они выигрывают свою войну убедительнее остальных.

Растянуть настроение «мягкого патриотизма» помогла бы новая локализация войны – чтобы, как до мобилизации, эта СВО происходила где-то далеко, нас бы не касалась, да еще одновременно с переговорами, которые скоро закончатся на выгодных условиях. На это нацелены российские идеи частичного перемирия (например, только в воздухе) или поэтапного прекращения огня.

Лишь одна интерпретация целей войны Путина позволит Трампу сформировать предложение, которое не сводилось бы к территориальным уступкам Украины и, соответственно, не было бы отвергнуто. При том что Путин и его подчиненные предложили множество противоречивых объяснений агрессии, проще всего сказать, что они сражаются за отмену итогов холодной войны – за возвращение признанного положения великой державы, как они ее понимают: со сферой влияния и правом ставить условия. Важнейшие ключи от признания по-прежнему находятся в Вашингтоне и других западных столицах; ни Китая, ни целого БРИКС для этого недостаточно.

Проблема еще и в том, что образ этого самого признания статуса столь же растяжим, как и образ победы. Не исключено, что за время войны оба наложились друг на друга, и материальным выражением такого признания в Москве видят исполнение набора своих военных требований. Выяснение соответствующих подробностей может привести к тому, что встреча вообще будет подвешена или отложена, – тут надо следить за подготовительными перемещениями. Однако даже если она состоится, участники не обязательно выйдут из помещения с результатом. В свой первый срок Дональд Трамп трижды встречался с Ким Чен Ыном в надежде обменять признание на прекращение атомной программы, но так и не подобрал код, и встречи остались просто ритуалом.

Полная версия здесь.

Александр Баунов