Если нет питьевой воды, то это только безалаберность власти

Прошлым летом Кыргызстан остановил подачу поливной воды в Казахстан. На это наложилась аномальная жара, и в результате фермеры южных регионов лишились своего урожая – общий ущерб составил около 3,5 миллиардов тенге. В шести районах Жамбылской области тогда объявили режим ЧС природного характера. В этом году удалось достичь соглашения, но решает ли это проблему, пока не ясно. Ждать ли засуху в этом году? Что делают власти, чтобы избежать катастрофы? Как аномальная жара связана с паводками? И причем тут изменение климата? Об этом мы поговорили с Анатолием Рябцевым, директором Международного центра Water Hub Казахского национального аграрного университета.

– В Казахстане только закончился сезон паводков, а многие уже говорят, что нужно готовиться к сезону засухи. В чем причина таких резких природных изменений?

– Из-за паводков действительно сложилась очень серьезная ситуация. И она, как известно, коснулась не только Казахстана, но и России – тех регионов, где мы вместе с Российской Федерацией используем воду трансграничных рек. Это реки Тобол, Урал, Ишим. Расход воды (объем воды, который проходит через водохранилища, дамбы, ГЭС за определенное время, – прим. ред.) достиг максимума за последние сто лет.

Скажу однозначно – и это подтверждается не только моими выводами, как специалиста по водным ресурсам, но и экологами, гидрологами и многими другими, – что причиной таких высоких паводков стало изменение климата. Это один из основных факторов.

Что предшествовало паводкам? В первую очередь – влажная осень, которая сопровождалась обильными мокрыми осадками в тот период времени, когда осадки уже должны быть сухими, то есть снегом. Дожди шли из-за того, что в октябре и ноябре были плюсовые температуры. На севере в ноябре уже обычно снег ложится. Дожди пропитали большой слой земли, более метра. А после ударил мороз. В результате земля промерзла – в районах, где были паводки, глубина промерзания составила более двух метров. Поверх этого промерзшего слоя лег снег, а на севере и западе Казахстана снега было довольно много.

При активном таянии даже небольшой слой снега несет определенную угрозу. Если бы таяние было медленным, то вода бы постепенно впиталась в почву. Но получилось так, что почва не приняла эту воду, которая сформировалась сверху. У нас огромная территория и при этом с небольшим инженерным обустройством. Соответственно, эта площадь собрала огромные потоки воды, которые покатились в поймы рек.

То есть все это факторы, связанные с изменением климат. И мы должны быть к ним готовыми. Цифровизация может помочь в этом. Заместитель премьер-министра поручил сделать модель, которая могла бы предсказывать эти вещи и заранее предупреждать население и местные исполнительные органы, которые управляют инфраструктурными объектами. Паводки нанесли большой экономический ущерб, многие люди остались без жилья, очень много пострадало инфраструктуры – дорог, коммуникации и так далее. Это все мы должны, конечно, предусмотреть в будущем, чтобы избежать подобной трагедии.

Может ли изменение климата спровоцировать новую катастрофу – засуху?

Сейчас в центральноазиатском регионе идет смещение теплого пояса с юга на север. То есть сейчас наиболее благоприятные условия жизни, даже в зимнее время, будут на нашей северной территории. Когда-то летом там не хватало тепла, а зимой были жестокие морозы, а сегодня уже наблюдается это смещение.

Южные области – это Южно-казахстанская, Кызылординская, Джамбульская – все больше подвергаются засушливым явлениям.

Поэтому не должно быть сомнений, что после весенних подтоплений летом нас ждет жара, может быть, даже ограниченные осадки. Сумма температур и осадков в течение года не сильно колеблется. Если судить, например, по Алматы и области, за май-июнь выпало довольно много осадков. Но эти осадки должны были выпасть в июле-августе, а теперь мы можем прогнозировать, что в эти месяцы будет очень сильная жара. Это вполне реально, это надо ожидать, и это обязательно произойдет.

Мы должны быть готовы к этому, и особенно работники сельского хозяйства. А значит, своевременно провести посевы. Как специалист-водник, хочу сказать, что мы должны как можно эффективнее использовать поливную воду для вегетационных (в период роста растений, – прим.ред.) поливов. В том числе с использованием водосберегающих технологий. Иначе мы оставим без урожая очень многие наши регионы.

– Эксперты неоднократно отмечали, что только около 50% воды, предназначенной для сельского хозяйства, используется эффективно – остальная часть не доходит до полей и теряется по пути из-за плохого состояния гидротехники. Как можно рационализировать использование воды? Делается ли что-то сейчас в этом направлении?

– Да, эффективное использование водных ресурсов – это сейчас один из компонентов, которые позволят нам избежать влияния температурных колебаний на урожайность сельскохозяйственных культур. И, на мой взгляд, шаги, которые предпринимаются нашим правительством по поручению главы государства, очень правильные. Почему?

Первое – в прошлом году было создано новое министерство водных ресурсов и ирригации. Это очень хороший положительный шаг. До 1991 года у нас было министерство мелиорации и водного хозяйства, а сразу после обретения независимости мы его преобразовали и утратили. Сейчас его восстановили. То есть теперь есть орган, который целенаправленно, каждодневно занимается этим вопросом.

Второе – сейчас принята дорожная карта по использованию водных ресурсов. Она содержит первичные шаги, которые позволяют сегодня планировать финансовые и человеческие ресурсы, чтобы использовать воду эффективнее. В чем они заключаются?

Я вам приведу две цифры. Сегодня из 2,3 миллионов гектаров урожайных земель поливается 1,45 миллиона. Из них только 290 тысяч поливается с использованием водосберегающих технологии. То есть с использованием капельного орошения, почвенного орошения, дождевания. И вот теперь поставлена задача ежегодно по 160 тысяч гектаров земель переводить на эти технологии.

Это, я хочу сказать, очень амбициозная цель. На мой взгляд, она даже не выполнима. В среднем, чтобы перевести один гектар с бороздкового полива, который считается неэффективные, на водосберегающий, нужно минимум 3000-3500 долларов. Если умножить эту сумму на 160 тысяч, станет понятно, какие это огромные деньги. Поэтому вряд ли, конечно, государство их найдет за короткое время. Но задача есть, я думаю, власти будут стремиться ее выполнить, и это уже очень хорошо.

Есть еще вопрос кадров. Я являюсь директором Международного центра Water Hub Казахского национального аграрного университета, мы готовим специалистов водного хозяйства. В этом году будет открываться филиал Ташкентского института механизации и ирригации сельского хозяйства. То есть мы уже работаем вместе с нашими узбекскими коллегами, чтобы готовить кадры для всех этих программ.

Для Узбекистана вопрос водных ресурсов важен еще вот почему. Сейчас в центральноазиатском регионе происходит важное событие – Афганистан начал строить канал, который почти 15% заберет из реки Амударья. Это серьезная угроза для обеспечения водой земель в Узбекистане и Туркменистане, потому что они получают воду в основном с Амударьи.

– А нас это касается?

– Да, потому что у нас основной источник воды – Сырдарья. Она сегодня обеспечивает четыре государства – Кыргызстан, Узбекистан, Таджикистан и Казахстан. Сырдарья формируется в горах Кыргызстана, проходит через их энергетические объекты, потом она попадает в Ферганскую долину Узбекистана, в Кайраккумское водохранилище Таджикистана, через узбекские плантации орошаемых земель попадает на территорию Казахстана в Шардаринское водохранилище.

Поэтому каждый год наши специалисты в области водного хозяйства заключают компромиссные соглашения, в первую очередь, с Кыргызстаном. Например, мы закупаем в летнее время энергию у Кыргызстана, только чтобы оросить свои поля. Хотя летом много энергии не нужно, и мы даже отказываемся от энергии с Экибастузской станции себе в ущерб. Сырдарья проходит в Кыргызстане через 5 электростанций – понятное дело, им нужно куда-то девать эту энергию.

Другие важные источники воды – это реки Чу и Талас, которые тоже идут к нам из Кыргызстана. Почти половину всей воды мы получаем из этой республики. И в большей степени это касается юга Казахстана.

– Вы и многие другие эксперты долгие годы говорите о необходимости создания центрально-азиатской комиссии по координации общих усилий для решения водного кризиса. Сейчас эта инициатива как-то развивается?

– С 2002 по 2009 год я был председателем комитета по водным ресурсам. Он тогда выполнял роль теперешнего министерства и управлял водным фондом страны.

Уже в тот период мы серьезно занялись поиском компромиссов между двумя диаметрально противоположными направлениями: энергетикой и ирригацией. Энергетикам вода нужна в зимнее время, когда потребление энергии растет. Для ирригации вода нужна в летнее время.

Каскад Токтогульских ГЭС в Кыргызстане был построен в советское время, чтобы вода, которая идет, в первую очередь, на ирригацию, попутно приносила энергию. Это разумно. Плановая экономика позволяла обеспечить Кыргызскую республику значительными топливными ресурсами, а накопленные потоки воды шли на орошение Таджикистана, Узбекистана, Казахстана и немного самого Кыргызстана. То есть эта была налаженная система.

Чтобы и сейчас найти определенный компромисс в использовании ресурса реки Сырдарья, мы планировали создать водно-энергетический консорциум. Сейчас для решения этого вопроса каждый год подписываются отдельные компромиссные договоры. У нас нет долгосрочных документов и соглашений по этому поводу, потому что условия каждый год меняются. Но нам необходим орган, который на регулярной основе занимается распределением водных ресурсов между центральноазиатскими странами. Пока такого органа нет.

Я надеюсь, что в ближайшее время будут предприняты какие-то конкретные шаги. Частично это уже происходит в рамках Международной координационной водохозяйственной комиссии (МКВК), когда министры водного хозяйства четырех государств (или их представители) собираются ежеквартально и обсуждают наличие водных ресурсов, как их использовать в конкретный период времени.

Но комиссия собирается только временно, а консорциум должен работать постоянно и должен быть на правлен на обеспечение взаимной коммерческой выгоды от использования общего водного ресурса. А в случае, если воды будет недостаточно, – делить неприятные последствия, которые отразятся и на энергетике, и на сельском хозяйстве. Но важно, чтобы это было справедливое распределение.

Учитывая ситуацию с каналом в Афганистане, их тоже нужно приглашать к сотрудничеству. Может быть в рамках того же МКВК. Там сложная политическая ситуация, но, когда дело касается воды, политика должна отойти на второй план. Здесь должен быть разумный, компромиссный подход.

– Дефицит водных ресурсов может сказаться только на сельском хозяйстве? На питьевую воду это не повлияет? В Казахстане, особенно на западе, проблемы с водой случаются довольно часто.

– Питьевая вода в общем водозаборе Казахстана составляет всего около 1,5% и это небольшой объем. Когда не хватает питьевой воды, или она плохого качества, это больше зависит от организационных неразберих или какого-то другого фактора. Значит, плохо работали местные власти, что людей оставили без воды. Это безалаберность. Любую воду можно сделать питьевой. Нужно эффективно ее очищать, своевременно подавать, чтобы водопроводные сети были нормальные, незагрязненные, и так далее. Вопрос объема воды для питьевых целей вообще не должен стоять. Ущерб для орошаемого земледелия – да, для экологической ситуации – да. Но не для питьевых целей.

– Что сейчас нужно делать, чтобы улучшить ситуацию с использованием водных ресурсов?

– Основная задача, которая сейчас стоит перед водохозяйственной отраслью, – начать эффективно использовать воду. Какие факторы этому мешают? В первую очередь, нужно, конечно, привести в порядок всю мелиоративную силу, то есть каналы. Мы теряем 40% воды при доставке от источника до орошаемого поля. Это плохие необлицованные каналы. Это плохие сооружения, которые уже построены 50-60, иногда и 70 лет назад, – их надо сегодня реконструировать, приводить в порядок. Нужно освоить современную дождевальную технику, капельное и почвенное орошение, чтобы избежать потерь воды.

Только за счет экономии воды мы можем расширить орошаемые земли от 1,4 миллионов до 3 миллионов гектаров, то есть примерно в два раза. А это значит, мы удвоим получение валового продукта сельского хозяйства.

Сейчас наша урожайность составляет 50% от той, которую получают в развитых странах. Если мы хотим приблизиться к их показателю, нужно подходить к сельскому хозяйству более грамотно: хорошо и своевременно обрабатывать землю, вносить достаточно удобрений, соблюдать режимы орошения и севооборота, сеять семена высокой продуктивности, высокого качества, а не что попало.

Еще важно – хорошо организовать сельскохозяйственные кооперативы водопользователей, чтобы они объединялись. У нас почти 80% орошаемых земель разбито на площади отдельных хозяйств примерно по 10 гектаров. Из-за этого эффективное использование воды усложняется. Современная дождевальная машина кругового действия поливает 70 гектаров. А у этого человека 5 гектаров, например. Как он будет поливать? Он же сам не купит эту дождевальную машину, которая стоит более 200 тысяч долларов. Он должен объединиться со своим соседом, создать кооператив и вместе приобрести эту технику. Тем более государство сегодня выделяет субсидии – с этого года можно вернуть 80% стоимости от покупки мелиоративной техники. Это очень хороший стимул.

Я работал в разных водохозяйственных организациях еще в советское время – тогда государство тоже уделяло внимание этому вопросу, было несколько больших программ. И, кстати, в Казахстане больше миллиона гектаров орошаемых земель тогда ввели в эксплуатацию. Но я хочу сказать, что сейчас мы постепенно выходим на прежний уровень, а он был очень серьезным.

• 59
• 43