Есть ли у казахов индустриальное будущее

У нас завышенные ожидания по зарплате и заниженные требования к своей компетенции, – считает владелец ТОО «АВЗ» («Алматинский вентиляторный завод») Марат Баккулов. Он не только одним из первых начал активно использовать роботов, но и обучать своих работников правильно ими управлять. Хорошая новость в том, что, по его мнению, казахи открыты к инновациям. Индустриальное развитие – не просто этап, это вопрос выживания. А учитывая нашу восприимчивость, гибкость и смелость – у нас есть шанс пройти его быстрее, чем другие.

– Как вы пришли к идее роботизации производства и что из этого получилось?

– Европейские предприятия роботизированы уже давно. Но человека нанять легко, он стоит недорого первоначально, а вот робота надо купить. 5 лет назад один робот стоил вместе с внедрением около 150 тысяч евро. Сейчас Китай ломает все традиции. Роботы подешевели почти в 5-10 раз, т.е. условно за 20 тысяч долларов вы можете взять полный комплекс. Но проблема в том, что ими еще надо уметь пользоваться.

– Но зато робот не заболеет, не запьет, не просится на свадьбы… Как к этому отнеслись ваши работники?

– У нас два месяца назад была забастовка сварщиков. Раньше у меня на этом участке работало 20 человек, а теперь всего трое. Когда появились первые роботы, настроение у работников изменилось, потому что их объем работы машина выполняет всего за 2−3 часа. В остальное время мы их включаем специально для гостей. Раньше это делали люди, раз в пять медленнее, качество было хуже. Конечно, сотрудникам это не нравится.

– Сколько у вас работало людей, когда вы начали?

– В прошлом году было 250 человек, сейчас 80.

– То есть, практически в 3 раза сократилось количество рабочей силы. Если считать в долгую, то получаются роботы выгоднее?

– Роботы сейчас намного выгоднее. Они окупаются в среднем за три года, а иногда и за год. К тому же за них не надо платить налоги.

– На рынке труда сейчас происходят довольно парадоксальные вещи. С одной стороны, не хватает рабочих рук, а с другой – все жалуются на безработицу. Что происходит на самом деле?

– Что такое безработица? Это значит, человек не может найти работу полгода, у него дома практически нечего есть. У нас такого нет. Мы ездили в штат Карнатака (Индия), друг набирал себе рабочих. Там десятки тысяч безработных людей дрались, чтобы попасть на эту работу. У нас фактически безработицы нет как таковой.

– Значит, безработицы нет, а есть проблема низких доходов?

– У нас завышенные ожидания по зарплате и заниженные требования к своей компетенции. Человек просто хочет получать больше. В 90-е у нас не было выбора и мы брались за все потому, что это был вопрос буквально выживания. Сейчас такого нет. Люди могут позволить себе искать работу по душе работу или более высокооплачиваемую.

– К вам приходят люди с техническим образованием?

– Обычно это 11-летнее образование. Технари приходят крайне редко. Мы их сами обучаем.

– Сколько в среднем работают у вас люди?

– Есть те, кто по десять лет, но в основном, конечно, 2−3 года.

– Рабочие не требуют повышения зарплат?

– Нет, всё достаточно стабильно. Операторов роботов мы обучаем, они получают новые компетенции. Один оператор может работать сразу на четырёх роботах – это совсем другой уровень квалификации по сравнению с теми, кто варил вручную. И, конечно, уровень оплаты выше.

Раньше для работы с роботами требовались отдельные программисты, системные интеграторы. Сейчас – всё иначе. У нас есть американские роботы (сборка в Китае) – им просто показываешь рукой, что делать, и они повторяют. Современные системы стали гораздо проще в управлении.

Но надо понимать, что роботизация – это не «включил и всё работает», как в фильмах. Нужно перестроить весь процесс. Если человек мог подогнать, «на глазок» исправить, то робот – нет. Поэтому сначала один робот варит, потом другой проверяет. Так выстраивается целая цепочка. Мы начали этот путь 5 лет назад. Первого робота купили три года назад, и почти два года учились с ним работать. Теперь таких специалистов мы обучаем сами.

– Вы планируете расширять роботизацию?

– Да. У меня чёткий план – каждые три месяца запускать нового робота. Не только потому, что больше заказов, а потому что это стратегически оправдано. Я это понял после пандемии. В Европе коллеги жаловались: заводы простаивают, а платить людям надо. А робот? Выключил и всё. Он не требует содержания.

– Кто обслуживает роботов?

– Наши специалисты. В Казахстане все машиностроительные предприятия имеют техников, которые сами обслуживают оборудование. Ждать специалистов из Европы – это двое суток простоя. Поэтому мы научились делать всё своими силами. Сейчас у меня шесть механиков, которые обслуживают и станки, и роботов.

– Получается, вы сокращаете рабочие места. А что с социальной миссией?

– Скорее, мы трансформируем рабочие места в более качественные. Если бы мы отказались от станков, взяли людей с отвёртками и скручивали всё вручную – мы бы вылетели в трубу. Предприятие должно быть конкурентоспособным. Я не просто сокращаю рабочих – я создаю инженеров, операторов, наладчиков. Кто-то из сварщиков уходит – и зарабатывает на стройке хорошие деньги. Кто-то остаётся – и растёт. Например, сварщик по нержавейке может получать до миллиона тенге в месяц.

– Вы вкладываете в обучение, а потом люди уходят. Не жалко?

– Нет, мне в кайф. Один уровень – когда человек зарабатывает 150–200 тысяч и выживает. Другой – когда он получает 600–700 тысяч. У него появляется мышление, планирование, творческий подход. А мне нужны такие сотрудники. Мои IT-специалисты, например, не просто поддерживают системы – они начинают заниматься автоматизацией коммерческих предложений, снабжения, рутинных задач в офисе. Это и есть внутренняя программная роботизация. Я хочу, чтобы инженеры не занимались «дурной» работой, а решали творческие задачи.

– А если он уходит в крупную компанию или открывает свой бизнес?

– Это нормально. Если сотрудник перерастает мой завод – он должен идти дальше. Кто-то уходит в крупные компании, кто-то – открывает своё дело. Это жизнь. Контрактами на «неуход» мы не ограничиваем. Наш способ удерживать человека – создать условия, где ему будет интересно расти.

– Все говорят, что искусственный интеллект – это не только возможности, но и угрозы. Какие вы угрозы видите от роботизации?

– Угроза есть. Вы соединяете все единые системы, их могут взломать, сломать. Это уже следствие. Самое главное – оставить творчество человеку, рутину отдать машине.

– Вы знаете, кто-то метко написал в Facebook: «Нам обещали, что искусственный интеллект займётся рутиной, а мы – творчеством. А пока всё наоборот: ИИ занимается творчеством, а мы – рутиной».

– Да, всё с точностью до наоборот. Но, во-первых, это вопрос ожиданий. Во-вторых, есть опасения, что завтра все останутся без работы. Не всё так просто. Я, например, был на нескольких заводах на Филиппинах – там вообще нет роботов. Потому что это дорого.

– Когда дешевая рабочая сила – роботы невыгодны?

– Именно. Если рабочая сила дешёвая и доступная, как раньше в Китае, внедрение роботизации становится экономически нецелесообразным. Я бывал на китайском заводе с перерывом в лет десять между поездками. Раньше там рабочие трудились почти беспрерывно, можно было грубо разговаривать, потому что за воротами стояла очередь. Сейчас всё иначе. Работники уверены в себе, уже не готовы работать за еду. Если раньше не было даже базовой техники безопасности, то сейчас ситуация изменилась – и это хорошо. Важно понимать: автоматизация требует не только денег, но и компетенций. Искусственным интеллектом нужно уметь пользоваться.

– То есть в странах с дешёвой рабочей силой роботизация бесперспективна?

– Не совсем так. Она не бесперспективна, просто её сложно себе позволить. Например, в том же Бангладеш, где люди шьют за 10 долларов, робот просто не окупится.

– Но у нас ведь не такая высокая стоимость труда?

– У нас – ни дёшево, ни дорого. Мы не платим 10 долларов в месяц, но и не предлагаем западные зарплаты. Например, соседи в Кыргызстане сильно продвинулись в лёгкой промышленности – шьют одежду для Zara, в том числе на российский рынок. И теперь они нанимают бангладешцев! Потому что те готовы работать по 10 часов в день и отсылать каждый цент домой. А у нас такого нет. Люди жалуются, что нет работы, но когда я предлагаю: «Приходи, зарплата от 150 до 300 тысяч», – никто не приходит.

– Считается, что промышленные страны и регионы более открыты к инновациям и обучению. Как объяснить эту разницу в ментальности?

– Это связано с родом деятельности. В индустриальной культуре всё завязано на точность, педантичность и дисциплину. Мы имеем дело со станками, с измерениями в миллиметрах и долях миллиметра. Каждая операция рассчитывается по секундам – мышление формируется соответствующее. Если нарушить правила на производстве, можно не только сломать оборудование, но и получить травму. Поэтому индустриальное мышление – это мышление, ориентированное на соблюдение регламента, точность, уважение к времени и технологии.

– То есть это мышление формируется через практику? Как у ребёнка, у которого развивается мозг, когда он что-то делает руками?

– Да, это верно и для взрослых. У людей формируется законопослушная и дисциплинированная модель поведения – потому что иначе просто нельзя. А в сельском хозяйстве всё по-другому: фермер зависит от погоды, от сезона. Посадил весной – осенью собрал, как повезёт. Там меньше предсказуемости, меньше контроля.

– Я была в Китае лет 10–15 назад и видела, как они копировали всё подряд. Качество было ужасным, но зато дёшево. А теперь Китай – креатор. Как произошёл этот скачок?

– Они по-прежнему копируют, особенно в массовом производстве. Но ключевое – они стали инвестировать в образование и скупать мозги по всему миру. Я покупал станки у китайского завода, который делает их на немецких станках – в этом вся суть.

Интеллектуальная собственность? Скажем так, отношение к ней до сих пор гибкое. Но просто копировать уже недостаточно – технологические ограничения дают о себе знать. И вот здесь Китай сделал скачок: начал развивать свои технологии. Они покупают компании не для прибыли, а ради технологий и специалистов. Возьмём, к примеру, Volvo – китайцы купили бренд, но вместе с ним и доступ к европейскому опыту. У моих партнёров в Корее, кстати, та же история – они начали как филиал датской фирмы, потом выкупили её и забрали технологии себе.

– То есть сегодня за инновациями стоят не только китайцы?

– Да, часто ключевые разработчики – не китайцы. Но Китай умеет организовывать, масштабировать, интегрировать. И в образовании они сделали огромный рывок. Сейчас зарплаты в Китае растут, это уже не та страна, где за чашку риса работают. Я помню, лет 15 назад в Урумчи мой знакомый пил стакан воды с рисом – это был его обед. Сейчас всё иначе. Китайцы активно внедряют роботов. Я видел цеха, где всё автоматизировано. Не стерильно, как в фильмах, но серьёзная техника.

– Вы используете в производстве как китайские, так и более дорогие европейские или американские роботы. Что в итоге перевешивает при выборе – цена или качество?

– Изначально у меня были только китайские роботы – просто потому, что на другое не было денег. Это было вынужденное решение. Например, китайский лазерный станок стоит около 50 тысяч долларов, а аналогичный итальянский – 700 тысяч евро. Разница – в десятки раз.

Но разница не только в цене, но и в качестве и надёжности. У меня два немецких станка работают уже десять лет – без единой поломки. У европейцев – точность, технологии, надёжность. Но позволить себе такое оборудование можно только после того, как ты уже заработал на чём-то более доступном.

Правильнее, конечно, сразу покупать топовое оборудование. Но в реальности всё начинается с доступного. Китайские станки – это старт. У них есть и премиум-сегмент, но стоят они тогда столько же, сколько и европейские. А раз так, я предпочитаю брать европейские: проще общаться, менталитет ближе, англоязычная техподдержка.

– Значит, китайские станки – не такие надёжные?

– Китайцы очень креативны, быстро всё делают, но не всегда успевают протестировать. Иногда оборудование работает, иногда ломается – как повезёт. В производстве это большая проблема. Я даже покупал два одинаковых китайских станка на случай, если один сломается – так вот, оба вышли из строя одновременно. После этого решил перейти на серьёзную технику: в сентябре жду автомат из Италии.

– А вы общаетесь с другими промышленниками, делитесь опытом?

– Конечно. У нас даже есть своя «индустриальная тусовка». Завидуем друг другу, хвастаемся. Вот я недавно писал, как Ламборгини из-за спора с Феррари начал делать спорткары. Так и у нас: кто-то купил оборудование – и другие подтягиваются. У меня – один, у него – уже седьмой. Это живой процесс.

Да, нас пока немного, но я вижу, как ребята начинают свой путь, глядя на мой. Кто-то приходит ко мне, говорит: «Нет денег, с чего начать?» Я рассказываю: бери китайское, учись, зарабатывай, потом переходи на б/у европейское, а потом – на новое. Сам так делал. Поэтому и делюсь этим – чтобы другие не шли вслепую.
Недавно продавал станок – купил его парень, который нашёл меня через Facebook. Дал ему рассрочку. Сейчас он работает, развивается. На последней презентации ко мне пришло человек двадцать – все из соцсетей. Читают, интересуются, начинают.

– Как вы думаете, есть у нас – у казахов – индустриальное или постиндустриальное будущее?

– Для начала надо пройти индустриальное. Постиндустриального не бывает без индустриального. Это как пытаться перескочить лестницу сразу на десять ступеней. Сначала – станки, производство, цеха, дисциплина. Роботы – это тоже часть индустриального этапа.

Это мечта – быть как Стив Джобс: придумал айфон, собрал его в Китае за 100 долларов, продал за тысячу. Но Джобс-то знал, как всё работает. Он в теме, он понимал, что делает. Многие бренды, которые якобы «ничего не производят», на деле выросли из производственных подразделений – как у Toyota, например. Нельзя управлять производством, не пройдя его руками. Невозможно создавать продукт, не понимая, как он устроен.

Я работалв Казани, там – всё строго по ГОСТу, по инструкции, менталитет чувствуется. Консервативность, осторожность. Новое принимается с трудом. А у нас – наоборот. Мы восприимчивы. Посмотрите, как у нас взлетел Кaspi. Кто-то задумался о кибербезопасности, когда начал пользоваться? Нет. Все скачали, установили, отправили деньги другу, заказали такси.

– То есть казахи – открыты к экспериментам?

– Очень. Я люблю работать с нашими, потому что у нас один подход: «Давай займемся!». Зачем? Пока не знаем. Но начнем. И это нормально. В этом огромный потенциал. Посмотрите на китайцев – скопировали, запустили, пошло – не пошло, неважно. Но попробовали. И мы такие же.

Да, иногда «колесо отвалится», как говорится, но зато мы быстро. Время такое – кто первым сделал, тот и успел. Нефть рано или поздно закончится. И вот тогда станет вопрос: а что дальше? Если мы не научимся работать руками, запускать свои производства, ошибаться и пробовать заново – мы останемся без фундамента.

Именно поэтому я считаю, что индустриальное развитие – не просто этап, это вопрос выживания. А учитывая нашу восприимчивость, гибкость и смелость – у нас есть шанс пройти его быстрее, чем другие.

▶