О шизофрении, и не только

Алексей Корнилов

Чем и как лечат граждан Казахстана?

У наших соседей, в России, тема фальсификаций на рынке фармацевтической продукции звучит в последние годы все чаще и громче. Попадают в связи с этим в скандалы даже весьма известные фамилии, звучат просто устрашающие цифры количества подделок на рынке лекарств. Что же у нас, в Казахстане? Есть ли эта проблема, и если да, то какова она в местном исполнении? Как она пересекается с проблемой госзакупок в медицинской сфере? Эти вопросы на условиях анонимности журналу согласился осветить эксперт, хорошо знающий проблему изнутри.

— Актуальна ли уже проблема фальсификации на рынке медицинских препаратов для Казахстана? И что это вообще такое – подделка лекарств?
— К сожалению, да, актуальна. Надо различать как бы две тенденции в подделке медицинских препаратов. Первая, когда полностью воспроизведена упаковка, весь внешний вид препарата, но он не содержит того химического вещества, которое оказывает лечебное действие данного лекарства. Вторая тенденция в поделках — когда копируется известный бренд и копия содержит в том или ином количестве должное химическое вещество. Но тут тоже есть варианты. Либо это вещество содержится в нем не в достаточном количестве, либо субстанция с действующим веществом попадает на рынок с уже фактически истекающим сроком годности. И к тому времени, когда лекарство приобретается покупателем, от него уже нет никакого толка.

— В последнем варианте – какой смысл производителю-фальсификатору делать эту подделку?
— Он покупает субстанцию у ее производителя по заметно более низкой цене, чем обычно – ведь ее срок годности вот-вот истечет. Затем делает препарат, но реальный, то есть уже истекающий срок его действия на упаковке-то не проставлен, там указывается, что лекарство будет действенным еще долго. И цена его при продаже такая, как у настоящего, «долгоиграющего» препарата. А разница между ней и себестоимостью такого, по сути, фальсификата, достаточно велика, чтобы стимулировать такой бизнес. Фактически это бывает возможным в результате сговора между производителем и аптечной сетью, так как последняя не может не понимать, что оригинальный препарат столь дешево, как его ей предлагают, стоить не может.
Другой путь выхода контрафактной продукции на рынок – через дистрибьюторов, когда те закупают препараты, заранее зная, что берут их не от производителя. И так она попадает на рынок.
Подделывают, как правило, хорошо раскрученные бренды, то, что популярно у потребителя. И в большей мере то, что можно приобретать без рецепта. Ну, например, но-шпа, сумамед, эссенциале.

— Вспоминаются не столь уж далекие времена, когда буквально у входа в аптеку, на улице, к покупателям подходили какие-то люди и из-под полы предлагали лекарства…
— Проблема мешочников сейчас все же стала отходить – раньше выгоден был реэкспорт импортных препаратов, например, в Казахстан из той же России. Сейчас в связи с изменением законодательства это усложнилось – например, с введением требования содержания инструкции по применению лекарства на русском и казахском языках. И если раньше мешочник мог купить в России дешевле препарат и привезти сюда, то сейчас не каждая аптека такой препарат примет.
Но в целом проблема контроля за состоянием рынка лекарств остается острой. Ну, одно только можно сказать: на рынке встречаются даже препараты, не зарегистрированные в Казахстане, – если на него есть спрос, то его можно найти. Это может быть нормальный препарат, но – это нарушение законодательства.

— А поддельные лекарства – насколько легко или сложно их «вычислить»? Как вообще потребитель «попадается» здесь?
— Тут тоже масса вариантов. Есть явные подделки, просто бьющие по глазам, когда покупатель, просто держа в руках упаковку, уже заметит, что это подделка. А есть примеры наоборот – сам производитель не сможет отличить, где его продукция, а где «левая».
Производители пытаются защищаться с помощью различных методов технического прогресса, голограмм, например. Но это действует только на короткий период.
Сейчас у нас подумывают о введении акцизных марок на лекарства. Но, во-первых, это в принципе не решит проблему – с алкоголем уже известно, что вышло. А во-вторых, такая мера сразу приведет к удорожанию импортных лекарств, которых у нас на рынке абсолютное большинство. И третье: в технологическом процессе производства лекарств по стандарту GMP просто негде включить наклейку акцизных марок, так как с конвейера препарат уже выходит в коробочках, запаянных в полиэтилен. Значит, надо разрывать полиэтилен, а это запрещено по правилам GMP. Это нарушение технологии производства. Либо производителю надо будет закупать какое-то дополнительное оборудование, которое бы позволяло это делать. Но объем казахстанского рынка для иностранных производителей не столь велик, чтобы специально ставить такую линию. Поэтому такое новшество не решит проблемы, а только приведет к удорожанию медикаментов и снижению их качества. Конечно, это было бы на руку местным производителям, так как «потеснило» бы их иностранных конкурентов, но они, местные, не покрывают сколько-нибудь серьезного объема потребностей на нашем рынке.

— А какова она, отечественная ниша на казахстанском фармацевтическом рынке?
— Точную цифру назвать не возьмусь, но никак не больше 10%. Причем сюда входит все, включая, к примеру, и зеленку, и настойки. А если брать ниши серьезных препаратов, то там и того меньше.

— Вопрос, может быть, наивный, но все же – а каков он, вред от поддельных лекарств? Отравиться ими можно?
— Отравиться – скорее нет. Но если препарат не оказывает эффекта при применении, болезнь прогрессирует, приводит к осложнениям, обретает затяжное течение. И это уже не только проблема конкретного человека, но и государства: увеличивается число времени, когда он нетрудоспособен, а это уже экономическая проблема. Ну и естественно, что этот поддельный товар минует налоговые сборы.

— Откуда идут на наш рынок поддельные лекарства? И как с этим бороться?
— Откуда подделки? Сложно сказать. Есть информация, которая идет из уст в уста, что их уже и в Казахстане делают. Называют также Индию, Пакистан, Узбекистан, Россию. Очень сложно проследить источник. Да и не в этом главный путь борьбы с этой проблемой. Надо бороться с этим на внутреннем рынке.
Вообще контролировать это сложно – ни одна контрольная служба не в состоянии наладить тотальный и постоянный контроль за реализуемыми на рынке лекарствами. И не секрет, чем часто заканчиваются любые проверки…
Это проще делать самому потребителю: при покупке лекарства надо требовать сертификат и сравнивать его содержание с тем, что написано на вкладыше. Если вам в аптеке не могут предоставить сертификат, то это повод насторожиться…

— То есть во многом эта проблема – результат состояния информированности населения?
— Да. Если каждый будет так поступать, то ее актуальность, во всяком случае, сильно снизится.
Эта проблема стоит во многих странах. Пытаются бороться – отслеживают серии, изымают из продажи сомнительные лекарства. Но… Чем меньше коррупции в государстве в целом, тем успешнее эта борьба.

— Вступление в ВТО как отразится на данной проблеме? Усилит ее?
— Нет, прямого воздействия, вероятно, вообще не будет. Но оно, надеюсь, поможет нам улучшить качество местных, казахстанских, лекарств. Сейчас отечественный их производитель имеет определенные преимущества перед зарубежным: 20% скидки от государства, преимущества при проведении тендерных закупок. Надеюсь, что, если все эти административные рычаги исчезнут по вступлению в ВТО, им придется больше обращать внимание на качество своей продукции. Сейчас оно заставляет желать лучшего. Один лишь штрих — наши фармацевтические заводы не сертифицированы по международному стандарту GMP.

— А система госзакупок лекарственных препаратов для больниц, для льготников? В ней тема контрафактной продукции как-то звучит?
— Там и без нее целый оркестр проблем «звучит». Все время получается, что явно лоббируются интересы компаний-производителей тех или иных препаратов. А это приводит к очень странным и даже забавным результатам.
Если посмотреть перечень стационарных закупок препаратов, то, как думаете, что будет на первом месте? Рисперидон, из группы нейролептиков. Применяется, в частности, для лечения шизофрении. Из чего следует сделать вывод, что основное заболевание, которым страдает население Казахстана, это психические расстройства.
Следующий перекос. Существует так называемый список жизненно важных препаратов, определяемый минздравом. Он несовершенен, и это объективно в принципе. Но тем не менее уж очень явно в него порой попадают препараты, которые были пролоббированы их производителями. А дальше получается, что стационар не имеет права закупить препарат, который не входит в этот список.
Или в стандартах лечения и списке жизненно важных препаратов указывают не действующее вещество, что было бы правильно, а конкретную торговую марку, которая может оказаться не лучшим препаратом. Порой в этом списке лоббируются вообще конкретные препараты: указывается определенная дозировка с конкретным количеством таблеток в упаковке. Другая компания производит такой же препарат, но с другим количеством таблеток – все. Его уже нельзя закупать.

— То есть в итоге больницы получают благодаря системе госзакупок то, что им не нужно, а купить то, что нужно, они не в состоянии?
— Совершенно верно. Но история на том еще не заканчивается. Что дальше? Вот закупили на тендере препарат, который в таких больших количествах не нужен. Он лежит на складе клиники, и главный врач начинает давить на своих подчиненных: «назначайте, назначайте, выписывайте…». И пошло…

— А частные клиники свободны от этих коллизий?
— Не совсем. В частной клинике задача – заработать деньги. И если она имеет свою лабораторию, свое оборудование, то, когда пациент приходит туда (как и в платных отделениях муниципальных стационаров), его начинают направлять на разные исследования и анализы – нужны они ему или нет. А если при клинике есть аптека, которая зачастую принадлежит тому же владельцу клиники, то пациент получает рецепт на тот препарат, который есть в этой аптеке.

— Нередко врач сразу дает свой именной рецепт и отправляет в конкретную аптеку…
— Это крайне некорректная форма маркетинговой политики тех, кто реализует лекарства, когда за выписанный рецепт врач получает проценты. Здесь для потребителя тоже есть основания насторожиться.
Возвращаясь к проблеме тендеров, надо вспомнить и про медицинское оборудование. С ним та же ерунда творится, что и с лекарствами. Вот конкретный пример.
Есть так называемый большой хирургический набор, куда входит масса различных инструментов. И компания, которая производит его, регистрирует большой хирургический набор. Но не все входящие в него инструменты используются с одинаковой интенсивностью. Например, какой-нибудь скальпель на каждой операции, а зажим – один раз на десять. Естественно, что скальпель быстрее выходит из строя. Но закупить его отдельно больница не может, так как зарегистрирован целиком хирургический набор. Надо закупать его целиком. Это маразм.
Тендеры проводятся на местах, но прозрачнее от этого они никак не стали. С одной стороны, вроде бы меньше должно бы быть коррупции, коль скоро это децентрализовано. Но…

— Если опять вспомнить проблему поддельных лекарств, то в каком объеме можно оценить эту проблему?
— Любая оценка здесь будет более или менее умозрительной. Ну, примерно можно так оценить: рынок лекарственных средств в этом году, наверное, исчислялся порядка 600 млн. долларов. И подделок на нем, думаю, порядка 10-20%.

• 87
• 82