Провожая Год Свиньи,

Детство, отрочество…
Как оценивались в Казахстане итоги каждого из прошедших годов нового века? То есть в период исключительно позитивных процессов в экономической и социальной жизни страны. Кто бы ни ставил перед собой задачи подытожить развитие Казахстана в то совсем еще недавнее время, был ли это оппозиционный, или провластный эксперт, не мог  уйти от главного: констатации стабильной позитивной динамики экономической, а значит, и социальной сферы. Самые ярые критики существующей системы власти не могли игнорировать в эти годы безусловных успехов в развитии государства. И не суть важно, в каком именно году этого десятилетия объем экономики независимого Казахстана сравнялся с экономикой Казахской ССР к моменту развала Союза. Главное, что это произошло. Другой вопрос, за счет чего. Но — произошло. Для анализа в первом приближении тенденции социально-экономической динамики этого достаточно. Но для максимально возможно объективного  ретроспективного взгляда  на развитие страны необходимо более внимательно просмотреть разные этапы последних шестнадцати лет.
 Что представлял собой ее «младенческий возраст»? Весьма незавидную участь. Социальная и экономическая деградация по всем направлениям, развал всей  привычной системы функционирования общества. До сих пор достойно большого удивления и сдержанного восхищения то, что в то время все социальные и иные «детские болезни»  Казахстана не обрели опасно острый и даже необратимый  характер. И все это происходило на фоне ускоренного создания новых форм отношений в обществе, передела собственности! Нам всем очень повезло тогда…
Переход Казахстана из раннедетского   состояния в отроческое прошел достаточно невнятно. Примерно в середине 1990-х официальная экономическая статистика начала фиксировать, провластные эксперты озвучивать, а тогда же возникшие профессиональные политические пиарщики – «раздувать» утверждения, что появились «явные позитивные тенденции». Якобы экономическое падение вниз было остановлено, и есть даже некие позитивные тренды. Уже тогда эта точка зрения вызывала сомнения и даже критику у ряда известных экспертов. Например, Валентин Макалкин, Канат Берентаев отмечали следующее:  если бы с 1995 года начался действительный рост экономики, как это утверждает официальная статистика, в этом году должно было бы произойти нечто особенное, необычное, масштабное.  Однако ничего такого не было; может быть, просто замедлились темпы экономического падения, начавшегося еще в самом конце 1980-х. Кризис явно продолжался, например, в 1994 году объем капиталовложений в Казахстане снизился до 29,5% от уровня 1991 года («Финансовые известия», 14.03.1995). Автор этой статьи в те годы не раз становился свидетелем публичной дискуссии упомянутых экспертов и их сторонников с провластными оппонентами. Никто никого не переубедил. Но, помнится, что мои родственники-бюджетники после 1995 года испытывали такие же проблемы со стабильностью выплат зарплат, как и в 1993-м.
Вообще теперь, с высоты накопленного опыта, кажется, что тот экономический «рост» середины 1990-х был первой системной и масштабной пиар-кампанией власти, проведенной для «внутреннего употребления». И власть в целом как система, и тогдашний премьер очень нуждались, чтобы у народа возник хотя бы мираж «света в конце туннеля». Ведь надо было еще многое успеть сделать в сфере беспрецедентной в мировой истории приватизации, а терпение у народа явно приближалось к концу. Помните, как карагандинские шахтеры, еще те – способные к самоорганизации и активные, хотели приехать толпой на заседание Верховного Совета в Алматы, чтобы выразить свое недовольство экономической ситуацией? Я помню, как из-за обилия кордонов омоновцев проблемно было гулять по скверу вокруг Старой площади.
Глядя сейчас в те времена, особенно в период между 1995-м и 1998-м, трудно оценить реальные перспективы тогдашних процессов в экономике страны. На самом деле это был самый трудноанализируемый период ее развития. Что могло бы из него получиться, если бы не мощное, и даже более того —  определяющее воздействие внешних факторов? Бог его знает…  В отличие от всех остальных постсоветских республик Казахстан всегда обладал целой «цепочкой» специфических черт. В некоторые моменты они создавали угрозу возникновения серьезных проблем, как, в частности, в сфере этнических взаимоотношений в период распада Союза, но чаще давали власти  хорошую возможность для широкого маневрирования. Известнейший американский эксперт Борис Румер пишет по этому поводу:
«Примем к сведению и объективные, и изначально заданные предпосылки экономических успехов Казахстана – страны с территорией более чем 2,7 млн. квадратных километров при численности населения лишь около 15 млн.; из которых по переписи 1990 г. 90% имело среднее и высшее образование, страны с впечатляющими запасами нефти, газа, урана, золота, руд, черных и цветных металлов, со сложившимися аграрным и строительным комплексами, с развитой по евразийским стандартам  транспортной инфраструктурой, с доставшейся в наследство от Союза многопрофильной научно-образовательной системой и соответствующими кадрами».
По уровню стартовых условий для модификации экономики советского периода в постсоветскую другой такой же страны в Евразии не было, пишет автор («Центральная Азия и Южный Кавказ. Насущные проблемы», под ред. Б. Румера, М.,2007).
Поскольку история, как известно, сослагательного наклонения не терпит, нет смысла задаваться вопросом, к чему могли привести те экономические и социальные процессы, которые шли во второй половине 1990-х, не вмешайся резко внешние факторы. Но сделать какие-то предположения можно и полезно. Скорее всего, резкий экономический кризис первых постсоветских лет сменился бы «вялотекущей хроникой». В социальной сфере нарастало бы обострение, так как стабилизировавшие ее факторы исчерпывались. Наверное, чтобы представить себе, во что могла бы превратиться наша страна, не будь неожиданной «революции цен» на энергоносители на мировом рынке в последние 8 лет, стоит взглянуть на наших соседей –  Киргизию. Многие мои знакомые спорят с такой точкой зрения, но не будь потока нефтедолларов в казахстанскую экономику – можно было бы найти  десять принципиально-позитивных отличий? Вопрос спорный.

Кризис переходного возраста
Незаслуженно забыт и обществом, и многими экспертами 1998 год. А ведь мы тогда проскочили «над пропастью»…
Критически низкий, самый маленький за всю историю сельского хозяйства в Казахстане урожай зерновых. Повторись он на следующий год, и пришлось бы не продавать, а импортировать зерно. В том же 1998  году – пик выплат по внешним заимствованиям государства. Притом, что резервов оставалось уже крайне мало, ведь основные привлекательные объекты промышленности уже были приватизированы, а наращивать внешний долг становилось уже политически опасно, что ярко демонстрировал на своем примере ельцинский режим. И над всем этим резко упавшие цены на нефть. Помню, как на одной международной конференции в Алматы ее иностранные и наши участники на полном серьезе обсуждали вопрос о возможности выхода себестоимости добываемой в стране нефти на уровень нерентабельности. Вспоминается также и другой пример тогдашней, очень сложной, ситуации: на остановке дрались, буквально в кровь, два молодых парня — автобусный контролер и «заяц»…
В мире уже раскручивался кризис сырьевых рынков, выражавшийся в резком снижении цен на нефть и металлы, а в отечественном экспертном сообществе, а тем более среди чиновничества, был полный «эмоциональный штиль». Помню, что только покойный Марат Кенжегузин сразу откликнулся на наше предложение прокомментировать в СМИ возможность влияния мирового кризиса на экономику Казахстана. Было это в начале осени 1998 года. Вскоре рухнули финансово-экономические системы стран Юго-Восточной Азии, России, большинства стран СНГ, крупнейших экономик Южной Америки. За исключением США, стран Западной Европы и Китая, то есть «грандов» мировой экономики, кажется, только казахстанская финансовая система оставалась незыблемой.   Объяснять это было принято некоей моделью экономического развития, якобы найденной и удачно реализованной в Казахстане. Тенге сохраняло по отношению к доллару удивительную стабильность, особенно на фоне девальвации всех валют СНГ. Официальное объяснение этому давалось традиционное: уникальный отечественный опыт.
Между тем эта стабильность очень дорого обходилась стране, платежный баланс складывался резко не в пользу Казахстана. Кажется, даже по официальным данным, отрицательное сальдо внешней торговли составило 700 млн. долларов. Реально, конечно же, больше. Ряд экономистов выступали за скорейшую девальвацию тенге, но услышаны не были. Из-за этой абсурдной ситуации на валютном рынке в страну стало выгодно везти извне буквально все. Обращусь снова к собственным воспоминаниям (этот публицистический «инструмент» обычно критикуется учеными экспертами,  но порой он более информативен, чем «цифирь» статистики, часто очень ангажированная). Так вот одни мои знакомые неплохо зарабатывали тогда тем, что возили из Узбекистана (!) простую пластмассовую посуду, вплоть до собачьих мисок. Честное слово!
   Под давлением собственных производителей тогдашнее правительство Казахстана вынуждено было пойти на беспрецедентный шаг: ввести ограничения на импорт из России целого ряда товаров. Кстати, кажется, это был единственный в нашей истории случай, когда их консолидированное мнение было быстро услышано властью. Эффективность этой меры, конечно, была низкой, но ничего другого ждать тогда не приходилось.
Тот кризис наиболее поучителен тем, что в очень большой мере он стал «рукотворным»; власти не только не предложили хотя бы относительно ясных методов борьбы с вызовами экономике, но и усугубили их. Как отмечали некоторые эксперты, «политика властей выступила в качестве одного из главных факторов экономического кризиса» («Центральная Азия: новые тенденции в экономике». Под ред. А. Динкевича, М., 1998).
В апреле 1999 года премьер-министр Нурлан Балгимбаев объявил в телеобращении о девальвации национальной валюты. Тенге за день «подешевел» в два раза. Опять же воспоминания из личного опыта: ощущение  растерянности, подавленности, почти физически висело в автобусах, магазинах…
Казахстанцы вспоминали телевизионные кадры паники в Москве после падения рубля восемью месяцами ранее. Ведь принято было считать, что у нас такого быть в принципе не может!
 Совсем недавно, нынешней осенью, один из высших руководителей одной из экономических структур государства в своей статье удивлялся, почему казахстанцы не несут свои деньги в банки, несмотря на стабильность последних и растущие процентные ставки. Чиновник объяснял это дефицитом экономического мышления у сограждан. На самом деле, на наш взгляд, ответ в том, что многие еще помнят «апрельский шок» 1999-го.
Весной того же года я написал в газете «Панорама» статью о том, что мировые цены на нефть продолжают оставаться низкими. Рефрен того материала повторял вопрос, висевший в воздухе, – что делать? Ни одного варианта ясного ответа на него никто в стране не предлагал. Буквально через несколько недель цены на нефть пошли, а потом и рванули, вверх…