Почему Герольд Бельгер не переводил Мухтара Ауэзова

30 октября, 2020

1929

Герольд Бельгер: «Было время, когда каждый московский переводчик считал своим долгом досочинять оригинал книги казахского писателя по своему разумению. Автору оставалось только удивляться: «Апырмай! У меня герой был положительным, а в переводе он стал отрицательным. А этого персонажа не было совсем».

Герольду Бельгеру 28 октября исполнилось бы 86 лет. Прозаик, переводчик, литературовед, эссеист, совесть нации, последний казах…. Это все о нем.

Он не то что был обласкан жизнью (пока Москва не признала его как переводчика, он победствовал изрядно), но казахи его готовы были носить на руках. Ведь казахский язык, который он называл удивительно богатым и выразительным, он знал лучше многих его носителей. То, что самые известные казахские писатели доверяли ему свое творчество, говорит о многом. В день его похорон прозвучала скорбная фраза: «Ушел последний казах».

— Правда, меня поначалу долгие годы держали в черном теле, то есть использовали как подстрочникиста, — рассказывал писатель при жизни. — Я переводил очень много Абдижамила Нурпеисова, Абиша Кекилбаева, Беимбета Майлина, Дукенбая Досжана, Оразбека Сарсенбаева, Тынымбая Нурмаганбетова, но не все из переведенного мною вышло под моим именем, хотя, к примеру, третья книга трилогии «Кровь и пот» была переведена на французский именно с моего подстрочника, а не с художественного перевода Юрия Казакова. Но в те годы я был начинающим литератором, который себя еще никак не утвердил. Надо было как-то держаться на плаву, другого заработка у меня не было. Вот и вынужден был пройти через суровую поденщину. Мои подстрочники отправлялись в Москву, там находился какой-нибудь именитый пробивной «обработчик», который художественно правил текст, после этого гнал книгу под своим именем. Некоторые из них, правда, работали честно, но большинство — тяп-ляп.

Подстрочникистом я был до тех пор, пока не утвердился в Москве. Получилось так, что роман Дукенбая Досжана «Шелковый путь» в моем переводе года три пролежал в издательстве «Советский писатель». Там, даже не читая рукопись, говорили, что в Казахстане есть всего два переводчика – Герт и Симашко, «фамилию Бельгер мы не знаем». И намекнули, что если рядом будет стоять имя одного из двух этих переводчиков, то роман тут же выйдет. И «Шелковый путь» вышел в переводе Симашко и Бельгера, но зато сразу в двух издательствах одновременно, а потом и в Германии. После этого мне была открыта дорога и в «Советский писатель», и в «Художественную литературу», и в «Молодую гвардию», и в «Детскую литературу», да и в Казахстане стал более востребованным.

Переводчик о писателях

Переводя большей частью по-настоящему талантливых и одаренных писателей, он в своих эссе о каждом из них оставил неповторимые штрихи. Об Абише Кекилбаеве, Бельгер писал, например, что тот настолько богат, щедр и неистощим в языковом отношении, что позволяет себе порой излишества.

— У него и мать была такая: она, подобно казахским биям, говорила только речитативом – богатым, сочным, складным языком, — рассказывал он. — Я, когда перевожу его, то порой несколько ужимаю в пределах абзаца и фразы. Скажем, роман состоит из 36 печатных листов, я делаю из него 32. Кекилбаев обычно читает перевод, делает кое-какие замечания, но он и сам широкой и большой, и душа у него щедрая. В силу этого у него нет привычки придираться к каждому словечку и предложению.

— Романтическая, вдохновенная душа, он хоть и держался в жизни ярко и броско, но несколько особняком от пишущей братии, — вспоминал он об Оралхане Бокееве. — Много писал и много издавался. Ко мне он с просьбами о переводе не обращался, этим занимался его близкий друг — Анатолий Ким. Была в Оралхане некая недосказанность, он так и ушел из жизни с какой-то загадкой, не успев полностью раскрыться и как писатель, и как человек. Кроме того, что он был очень талантлив, Оралхан был красивым человеком. Почему-то запомнилось его пристрастие к хорошей одежде, в особенности к обуви. Это ведь о многом говорит. Мне не нравятся занудливые, запущенные, аулбайские, расхристанные мыркымбаи, но во мне самом, выходце из аульной глубинки, это отчасти, увы, есть. Кекилбаев однажды в шутку назвал меня даже мамбетом.

Школа Абдижамила Нурпеисова

Герольд Карлович признавался, что тяжелее всего ему было работать над подстрочным переводом трилогии «Кровь и пот».

— Это была адская школа, но я горжусь тем, что прошел через нее. Ни один из казахских писателей не относится так строго к переводу, как Абдижамил Нурпеисов. Изматывает он переводчика страшно, да и себя тоже. Никто с ним, кроме меня, не выдерживал такого многолетнего мытарства, но он научил меня, как нужно работать со словом. А к примеру, тот же Габит Мусрепов заранее соглашался с тем, что перевод будет далеко несовершенным. Когда он мне предложил сделать подстрочный перевод романа «Пробужденный край», я ему сказал: «Габе, очень много на русский язык просто не переводится». Он сказал: «Тастап кетерсiн» – «Выбрасывай». Но это, во-первых, было не в моих правилах, во-вторых, слишком уж ничтожной была в ту пору плата Союза писателей за подстрочный перевод, поэтому я не согласился. У Мусрепова, кстати, была такая странность. Он внимательно слушал перевод, согласно кивал, просил читать помедленнее, а потом говорил: «Здесь надо усилить!» Что значит «усилить»? Как «усилить»? Сам он о том не заботился, не подсказывал, не думал. Вместо этого он утешал: «Найдете, сможете».

У Нурпеисова – по-другому. Одно слово он может искать целый год по разным источникам. О том, как это происходило, я приведу отрывок из своей книги «След слова».

«… Долго думает. И вид у него несчастный. Я молчу. Вдруг он спрашивает: «Ну, так как — напишем «все же» или «все-таки»?

— А-а, мне все равно, — отвечаю я, еле сдерживаясь.

— Да-а, «все же- все-таки, все же- все-таки», а? Что лучше?

Это идет целый час. Жует губами и думает вслух: «Все же» или «все-таки»?».

Потом Абе долго смотрит в лист бумаги и читает: «С тех пор, как начальство … э-э-э» (пауза).

— «С тех пор как начальство… а-а-а» (пауза)

— «С тех пор как начальство … и-и-и» (пауза).

Я начинаю ерзать.

— «С тех пор как начальство … м-м-м» (пауза).

— «С тех пор как начальство … о-о-о» (пауза).

— Слушай! А что, если мы поставим впереди «и»?

— «И»? Ну пусть будет «и», если вам так угодно, — голос мой отчего-то дрожит.

— Да! Вот слушай. «И с тех пор как начальство…». Другое дело! — и он счастлив.

Или вот. Уткнувшись в страницу перевода, Абе без конца бормочет: «Одно лишь, только лишь, лишь одно, лишь только, только-только…».

Вот так у нас с ним шла работа. Сколько раз мы с ним расходились. Несколько дней не разговаривали, потом снова садились за перевод. Кстати говоря, именно Нурпеисов заразил многих писателей тем, чтобы требовать от переводчика ответственного отношения к оригиналу. А раньше переводили настолько спустя рукава, что Абу Сарсенбаев сказал однажды: «Апырмай! У меня ведь герой был положительным, а в переводе он стал отрицательным. А этого персонажа не было совсем. Откуда он взялся?». То есть было время, когда каждый московский переводчик считал своим долгом досочинять оригинал по своему разумению. Такой оскорбительный этап был в казахской литературе вплоть до 60-70 годов.

Мухтар Ауэзов и Бельгер

Из великих Герольд Бельгер не переводил разве что Мухтара Ауэзова. Известно, что когда готовились к изданию 200 томов мировой литературы, то член редколлегии Абдижамил Нурпеисов предлагал сделать новый перевод «Пути Абая» Сатимжану Санбаеву и Герольду Бельгеру, но восстала дочь классика. Ляйла Мухтаровна Ауэзова заявила, что отец был доволен первым переводом, который сам редактировал. Я думаю, что она просто не хотела портить отношения с переводчиками отцовской эпопеи, которые были еще живы в ту пору. Вообще переводы же, по мнению Герольда Бельгера, время от времени надо обновлять, потому что они устаревают. Как пример он привел «Анну Каренину» Льва Толстого, которую в Японии перевели 9 раз! И это, по его словам, практикуется не только там: классиков переводят вновь и вновь во всем мире. Что касается «Пути Абая», то сейчас появился новый перевод, сделанный московским прозаиком Анатолием Кимом.

На вопрос, взялся бы ли он за перевод ауэзовской эпопеи, Герольд Бельгер в канун своего 75-летия ответил отрицательно.

— Я уже усталый человек, и сейчас должен успеть написать свои вещи. Вообще за свою жизнь я перевел примерно 650 печатных листов художественной прозы. Если перевести это в объемы, то около 25-30 ленинских томов. Согласитесь, это немало. К тому же я издал еще 22 свои книги и написал около тысячи статей. Конечно, кое-что можно было и не переводить, потому что это толмачество делалось ради заработка. Сейчас я получаю твердую пенсию, к тому же я госстипендиат, так что могу позволить себе иногда переводить только то, к чему лежит душа. Сейчас я, например, перевел с удовольствием, я подчеркиваю, с удовольствием, книгу Дильды Матай-кызы. Не знаете? Я тоже не знал. Это мать Имангали Тасмагамбетова. Все подумали, что я хочу понравиться большому человеку. Но зачем? Когда «Размышления о воспитании» (так называется книга в казахском переводе, в русском я ее назвал «Исповедь матери») случайно попала мне в руки, я удивился. Какой сочный незамутненный язык! Какие меткие наблюдения! Какое знание жизни! Какой воспитательный заряд! Свое житейское видение автор ярко и убедительно изложила на бумаге. В книге Матай-кызы рассказывается о казахских обычаях, нравах, о том, как воспитывать детей (в частности, дочерей), как сберечь честь и достоинство. Когда я прочел ее, она мне показалась настолько трогательной, полезной, общественно значимой, что я понял: то, что изложено в этих «Размышлениях», должны знать не только казахи, но и русские.

Есть еще один перевод, который я сделал с удовольствием, это рассказы о казахских биях. Материал для нее я собирал в разных источниках, сам составил книгу и сам ее перевел. «Рассказы о биях» я снабдил предисловием об институте бийства и бийском реестре.

Вообще, в казахской литературе есть много чего достойного и любопытного, что русский читатель должен был бы знать. Но, увы! Переводчикам заниматься делом, которое себя материально не оправдывает, не интересно. Они предпочитают зарабатывать деньги в иной сфере. А поскольку казахов на русский язык не переводят, то их не переводят и на иностранные языки. Так что казахские писатели вынуждены вариться в собственно соку…