Независимость судьи – это независимость государства

Первая часть материала по ссылке: Казахстан дорого заплатит за ошибки в образовании

Создание законов – это только вершина айсберга. Более серьезный процесс – это правоприменение. Самый прекрасный закон не принесет пользу, если он не будет правильно применяться. И уповать на развитие цифровых технологий явно недостаточно. Об этом в продолжении дискуссии казахстанского юриста, профессора Эдуарда Мухамеджанова и докторанта Университета Пассау (Германия) Оксаны Гельфгат.

– Насколько казахстанское общество готово принимать концептуальные основы в юриспруденции без опоры на точное буквальное следование нормам закона? Обеспечивает ли единообразие в понимании норм права буквальное толкование закона?

– Большим упущением нашего законодательства является, то, что в нем вопрос официального толкования норм права не нашел четкого своего разрешения. Сегодня официальному толкованию подлежат только нормы Конституции. Их толкует Конституционный Совет РК. Что касается официального толкования норм законов, то оно осуществляется, но через своеобразные и опосредованные процедуры. Например, в Конституции нет прямого указания, что официальное толкования законов осуществляет Парламент, но как орган, их принявший, он очевидно может давать аутентическое толкование, через право издания нормативных актов. Поэтому Парламент РК, даже если и не дает толкование своих законов по собственной инициативе, то по логике, он должен осуществлять их разъяснение по запросам или представлениям других органов.  Если говорить о толковании нормативно-правовых актов правительством, то в РК это вытекает из Конституции, в которой сказано, что правительство обеспечивает исполнение законов. С этой целью в своих актах правительство может конкретизировать отдельные положения законов, давать разъяснения, обязательные для подведомственных органов.

– Независимость судебных органов – это один из вопросов, которые ставятся ОЭСР по поэтапному выполнению Казахстаном рекомендаций этой организации.  Однако указывается, что рекомендации ОЭСР во многом продолжают оставаться невыполненными. Если суммировать замечания, то природа вопроса кроется в неполном обеспечении независимости и прозрачности при назначении судей. Предполагается, как я понимаю, обращаясь к предыдущему вопросу, независимость от других ветвей власти и политики. Кроме того, а может быть, вследствие этих недочетов, известны случаи, когда казахстанская фемида склоняется при принятии решения то в одну, то в другую сторону, в зависимости от политического вектора. Есть ли эта проблема влияния политической составляющей на решения в суде? Были ли какие-то действительно интересные предложения по решению этой проблемы в Вашей практике?

– Меня очень заинтересовал Ваш подход, по оценке независимости органов прокуратуры и правосудия. Вы очень точно подметили их флюгерное состояние. В своих публикациях я на это тоже обращаю внимание, например, после внесения 4 декабря 2015 года в Конституционный закон Республики Казахстан от 25 декабря 2000 года «О судебной системе и статусе судей Республики Казахстан» очередных изменений и дополнений, масштаб которых можно отождествить с проведением очередной судебной реформы.

Предпосылкой проведения этой реформы стала инициатива главы государства, изложенная в Плане нации «100 конкретных шагов — современное государство для всех». Одиннадцать шагов этого плана касались совершенствования деятельности судебной системы и ориентирования её на поэтапное развитие по общепринятым мировым стандартам.

Надо отметить, что круг вопросов, который подвергся реформированию, был достаточно широк. Благодаря нововведениям законодатели полагали сделать правосудие более оперативным и приближенным к международным стандартам. Один из пунктов судебной реформы, который обращает на себя внимание — это порядок совершенствования отбора и назначения судей.

Изменения и дополнения, внесенные в Закон «О Высшем Судебном Совете Республики Казахстан» и в Конституционный закон «О судебной системе и статусе судей Республики Казахстан», способствовали пересмотру требований к кандидатам в судьи и изменению механизма их отбора на судейские должности.

Принятие такого решения, по мнению законодателя, должно было повысить качество не только кандидатов в судьи, но, и обеспечить эффективный доступ к правосудию граждан, отвечающих требованиям, закрепленным в ст.29 Конституционного закона «О судебной системе и статусе судей Республики Казахстан».

Я тогда обращал внимание на требования к профессиональному опыту кандидатов, предъявляемые законодателем, которые ведут к нарушению не только принципа равенства всех перед законом, но и к дискриминации «по любым иным обстоятельствам», а именно по стажу работы по юридической профессии.

Возникает вопрос, почему при наличии одинакового базового юридического образования, отдается предпочтение одним специалистам перед другими. Не поддается никакой логике посыл, что лицо, работающее, например, секретарем судебного заседания будет иметь больший опыт юридической работы, чем лицо, работающее юрисконсультом в акционерном обществе или консультантом в юридической компании.

Данные требования могут повысить коррупционность этой нормы. Ведь известно, что Казахстан относится к числу высоко коррумпированных стран и поэтому любые отступления от базовых правовых принципов приводят, если не к правовым, то к морально-нравственным нарушениям. В рассматриваемом случае спрос на занятие рабочих мест секретаря судебного заседания, консультанта (помощника) суда, прокурора будет значительно больше, чем на работу юрисконсульта, а, как известно, в коррумпированном обществе, где выше спрос, там и коррупционная составляющая на несколько порядков выше. А между тем, сегодня лица, работающие в правоохранительных органах и аппаратах судов, могут претендовать на занятие должности судьи при стаже работы 5 лет, а специалисты, работающие юристами в других сферах (ВУЗах, ТОО, АО и т.п.) должны иметь стаж работы 10 лет.

Нельзя обойти молчанием и обучение в специализированной магистратуре. Предполагается, что специализированная магистратура открывает альтернативный путь для занятия судебной должности. Казалось бы, в чем состоит опасность данной альтернативы? Она состоит в том, что специализированная магистратура функционирует в составе Академии правосудия при Верховном Суде Республики Казахстан. Таким образом, у Верховного Суда гипотетически появляется возможность влиять на подбор кадров для обучения в данной магистратуре, что также может быть сопряжено с коррупционными правонарушениями. Оппоненты могут возразить, что это вполне нормальная практика, когда возглавляющий систему орган, на базе своих учебных заведений готовит соответствующих специалистов.

Спору нет, если речь идет о специализированной магистратуре, например, Национального банка или Академии МВД и т.п., но в данном случае мы говорим об органе, который возглавляет одну из ветвей власти, а именно судебную, которая априори должна быть независима. Здесь следует уточнить, что, на наш взгляд, Академия правосудия при Верховном Суде должна заниматься научными исследованиями, сравнительным правоведением, повышением квалификации судей и сотрудников аппаратов судов и другими вопросами, но она не должна готовить через магистратуру кандидатов в судьи. Не соблюдение этого положения может создать предпосылки для зарождения кастовых основ, семейственности, кумовства в системе судебных органов, а отсюда уже не далеко и до появления сословной розни между судьями, пришедшими в систему на общем основании и через Академию.

Учитывая, что судебная власть хоть и обладает спецификой, сильно отличающей её от двух других ветвей, но порядок ее формирования, как на высшем, так и на низовом уровне должен быть удален от нее самой. В основу ее формирования должны быть положены не только конкретные требования к кандидатам в судьи, но и создание равных условий для всех кандидатов, что позволило бы осуществить их отбор на основе принципа меритократии, который предполагает равный доступ на занятие судебных должностей. Соблюдение принципа меритократии направлено на обеспечение отбора наиболее достойных кадров, их профессионального и карьерного продвижения на основе признания личных заслуг. Внедрение данного принципа означает обеспечение уверенности судейских кадров в объективной оценке их труда и заслуг на ниве правосудия, а также обеспечение доверия населения к судебной власти.

Дает повод задуматься и процедура поручительства судей. Речь идет о том, что судьёй областного суда может быть гражданин, имеющий стаж работы по юридической профессии не менее пятнадцати лет, из них стаж работы судьей не менее пяти лет, а также получивший заключение пленарного заседания соответствующего областного суда и поручительство в письменной форме двух судей вышестоящего суда и одного судьи в отставке.

Поручительство не может быть дано судьёй, подвергавшимся дисциплинарному взысканию в течение двух лет до дачи поручительства.

При даче поручительства судья обязан быть объективным, руководствоваться известными ему достоверными данными. При даче поручительства судьей учитываются установленные критерии:

— период времени, в течение которого судья знаком с лицом, в отношении которого им дается поручительство, а также обстоятельства знакомства;

— опыт совместной работы с лицом, в отношении которого им дается поручительство (при наличии такого опыта);

— известные судье сведения о профессиональных и коммуникативных навыках, личных и деловых качествах лица, в отношении которого им дается поручительство;

— иные сведения и данные, достоверно известные судье.

Как видно, изложенная процедура очень сильно напоминает систему приёма кандидата в члены КПСС. Там также два коммуниста, с большим партийным стажем, давали свои рекомендации соответствующему кандидату. В те времена эта процедура была понятна, поскольку, во-первых, она перекочевала в устав КПСС из подпольного партийного прошлого, когда коммунистическая партия, а точнее РСДРП, действовала нелегально. Поэтому, появление новых лиц, в партийной организации, требовало поручительства за них. Во-вторых, она способствовала созданию сплоченной политической организации, основанной не только на политических взглядах, но и на корпоративных связях ее членов. А в наши дни, какую нагрузку несут рекомендации судей?

На мой взгляд, в этих рекомендациях больше отрицательного, чем положительного. Здесь просматриваются коррупционные моменты, а именно у поручителей появляются основания для влияния на своего выдвиженца, да, и у последнего перед ними тоже появляются обязательства. А если учесть, что поручители в свое время тоже получали от других членов судейского сообщества аналогичные рекомендации, то внутри судебной системы появится когорта судей, связанных друг с другом поручительством и иными отношениями. Кроме того, не ясно, а какую ответственность будут нести поручители, если их поверенный совершит правонарушение.

Думается, что данное нововведение, на практике в лучшем случае превратится в формальную процедуру, а в худшем — в судейской среде породит тесные, предусматривающие все, вплоть до мелочей, правила поведения и соподчинения, а, в конечном счете, общие, коллективные установки по оценке тех или иных социальных явлений. Такая обстановка в судебных коллективах вряд ли будет работать на авторитет судебной власти.

Что же нужно сделать, чтобы суд стал органом обеспечения качества и независимости судебной системы, защиты принципа верховенства права и прав человека, а выносимые им решения вызывали доверие в обществе?

Полагаю, и писал об этом, что критерием занятия любой судебной должности, в том числе и областного судьи, при соответствии претендента всем необходимым требованиям закона, должен быть только результат соответствующего экзамена и его положительный послужной список. При этом объективность экзаменов должен гарантировать соответствующий государственный орган, который не будет иметь прямого отношения к судебной системе, например, тот же Высший судебный совет при Президенте РК, но без присутствия в его составе любых представителей судебной власти. Иными словами, представители судебной власти не должны принимать участия в её формировании, как не участвуют в своем формировании две другие ветви власти. Парламент избирает народ, а правительство формирует, в зависимости от формы правления, либо президент, либо парламент.

Реально независимым судья станет тогда, когда каждое звено судебной системы в административном плане будет автономно друг от друга, когда судьи самостоятельно будут избирать председателей районных, областных судов, когда взаимоотношения между различными звеньями судебной системы будут строиться, на основе апелляционного и кассационного контроля. При этом контроль над качеством правосудия и морально-этическим обликом судей будет осуществлять сторонний орган, например, не Судебное жюри, а Высший судебный совет, но с измененными и расширенными полномочиями и может быть с соответствующими представительствами на местах.

– Один из дополнительных вопросов – это увлечение новыми технологиями, вместо концептуальных изменений. Например, разработка специальных программ по обеспечению единообразия в судебных решениях. Я имела беседу с представителем Генеральной прокуратуры, который сказал, что эффективность применения такой программы очень высокая и судьи стремятся ее использовать в работе, что не может не радовать столь значительному прогрессу. Однако позже, в ходе другой беседы, судья одного из областных судов в отставке посетовала, что такими программами судей превращают в статистов, рассмотрение дел затруднено тем, что на базе одной программы невозможно учесть все нюансы рассматриваемого судей дела. Я предполагаю, что такие «нововведения» могут попросту ограничивать независимость судей, предусмотренную Конституцией и возможны к применению только по ограниченному кругу действительно «статичных» дел, например, административных — непредоставление налоговой отчетности (например, ответственный субъект был болен, подтверждающий документ — справка из медицинского учреждения и т.д.).

Что можно прокомментировать по этому вопросу с точки зрения обеспечения независимости суда в рамках борьбы с коррупцией?

– Что касается увлечения новыми технологиями в юриспруденции, то здесь надо быть очень осторожным. Дело в том, что сегодня не могут обеспечить защиту цифровых данных не только крупные коммерческие структуры, но и государственные органы. Поэтому применение новых технологий в судебной деятельности, на мой взгляд, оправдано только в той части, которая относиться к их информационным ресурсам, например, статистике, архивам, движению дел и т.д. Так, уже сегодня в судах получили внедрение целый ряд технических нововведений: сервис «Судебный кабинет», форум «Талдау», системы электронного извещения участников судопроизводства «Торелик», системы видеконференцсвязи между судами «Точка-Точка» и работающего в пилотном режиме совместного с Генеральной прокуратурой проекта «Зандылык».

Но я не разделяю мнения тех юристов-практиков, которые ратуют за внедрение в уголовной процесс цифровых технологий, а именно ведение уголовных дел в цифровом формате как на следствие, так и в суде. При этом следует отметить, что из 197 стран мира, в цифровом формате ведут уголовные дела только две страны – Южная Корея и Сингапур. Возникает вопрос, мы, что по уровню экономического, политического, демократического, правового, технического развития их уже догнали? Не родится ли из такого заимствования очередной монстр?

• 96
• 82