«Декретницы» и разведенные как жертвы микрокредитов

Чтобы заполучить Розу-булочку (она же девочка Айгуль, она же — старуха Шапокляк) в свой фильм, режиссеры выстраиваются в очередь. А ведь лет пять назад, когда ее упросили сниматься в продолжении телесериала «25 километр», всенародная любимица, актриса театра и кино Газиза Абдинабиева перенесла инсульт.

От девочки Айгуль до старухи Шапокляк

— Соглашаясь играть, тряслась от страха. И не только потому, что еле передвигалась после болезни, просто я до сих пор плохо владею русским, — рассказывает актриса. — Когда много лет назад пригласили в сериал «Перекресток» на роль Розы-булочки, хотела даже отказаться из-за этого. Но ассистент режиссера сказала: «Апай, всего только один выход», а потом я и сама тоже подумала: «А чего это я отказываюсь, если другие мечтают сняться в первом казахском сериале?». Все говорят, что хорошо играла, но в окружении таких талантов, как Касым Джакибаев и Бикен Римова, поневоле приходилось быть на высоте. Касым-ага мне очень помог своими советами. «Ты, девка, говори членораздельно, — говорил он, и подчеркивал в тексте слова, на которых нужно было делать акцент.

А в «25 километре», к счастью, окружение попалось хорошее. Кино – это вообще коллективная работа. Поэтому когда приглашают на роль, я обычно досконально узнаю, с кем придется играть. В знаменитой картине «Гараж» Эльдар Рязанов сумел собрать блестящий ансамбль — Марков, Немоляева, Гафт, Мягков, Ахеджакова… На мой взгляд, казахское кино потому и уступает тому же российскому, что наши режиссеры, желая сэкономить, приглашают за копейки чуть ли не первого прохожего с улицы. Меня, как профессиональную актрису, очень коробит такой подход. Зритель потому и захотел увидеть продолжение «25 километра», что режиссер собирал хороших актеров. Партнеры — Саят Мерекенов, Сакен Ракишев и особенно Жанна Куанышева — очень помогли мне при раскрытии образа передовой доярки, депутата Верховного Совета Карлыгаш Наймановны.

— А вы, Газиза-апай, возраст скрываете?

— А чего скрывать? Слава богу, что дожила до 70 лет. Если не выгляжу на свои годы, будем считать, что силы мне дает работа.

— Сколько вам было лет, когда вы играли девочку Айгуль в передаче «Волшебные буквы»?

— Когда я там немножко заартачилась: «Сколько можно играть девчонок? Мне уже 60», редактор телеканала «Хабар» Серик Абасшах поправил: «Вам не 60, а всего 59,5». Я и стала экспериментировать: половину лица прикрыла пышными бантами, на шею — шарфик, на голову — беретик, натянула короткую юбчонку и получилась озорница Айгуль. Дети после той передачи подбегали ко мне на улице с вопросом: «Вы Айгуль?». После этого я сыграла бабушку Санжара и Кайсара в детском фильме молодого режиссера Ахата Ибраева. Немножко сумасшедшая, похожая по выходкам на старушку Шапокляк, только добрее, моя героиня словно бегает наперегонки со своими внуками. То она хочет стать писательницей, то научиться ездить на велосипеде, то, вспомнив о мечте юности – стать моделью, вместе с внучкой шьет девичьи наряды, которые сама же и носит… Таков был замысел режиссера и я его полностью приняла.

Актриса второго плана

— В кино вы играете только комедийные роли, а в театре – драму.

— Театр – это моя любовь. Играла Анну Андреевну в «Ревизоре», Аркадину в «Чайке», Моржан в «Каракоз» Мухтара Ауэзова, княгиню Мягкую в «Анне Карениной»… Ежедневные изматывающие репетиции в театре помогают быстрее вжиться в роль в кино, чего не скажешь о нетеатральных актерах. Последние, на мой взгляд, больше заняты обслуживанием роли, а не созданием образа. А в кино у меня в самом деле в основном комедийные роли. 

— А как вы стали актрисой?

— Сколько себя помню, всегда хотела ею быть. Я просто обожала Розу Багланову, которую все называли артисткой — с этого и началась мечта. Она моя землячка, а в наших краях много таких певучих. Первый мой выход на сцену состоялся 16 марта 1968 года. Я играла главную роль в спектакле Виктора Пусурманова «Почему не проснулась Махаббат?». Моя героиня, прощаясь, должна чмокнуть в губы уезжающего одноклассника и сказать ему: «Ну а теперь иди», а я — стесняюсь партнера! Все два месяца репетиций упрашивала режиссера: «Можно, я это сделаю завтра?». Готовая вот-вот упасть в обморок в день премьеры, пробормотала что-то парализованным языком. В чувство меня привел хохот публики. С того первого выхода прошла, кажется, целая вечность, а у меня все еще пересыхает во рту, когда выхожу на сцену. 

— А была роль, о которой мечтали, но не успели?

— В молодости я мечтала сыграть Баян и Актокты, но этих спектаклей не было в репертуаре Казахского ТЮЗа имени Габита Мусрепова. Консерваторский однокашник Нурганат Жакипбаев, слыша мои стенания, «успокаивал»: «Твое амплуа — острохарактерная актриса второго плана». Я обижалась, а теперь думаю, наверное, он был прав. В молодости я была очень даже ничего: смазливенькая мордашка, толстенные косы до колен, да и играла неплохо, а режиссер, покойный Виктор Пусурманов, ругал меня не переставая. Я, слыша эти, как мне казалось, несправедливые упреки, убегала с репетиции. Через некоторое время ищет меня: «Куда она ушла? Будет она работать или нет?». Вытерев слезы, мчалась на репетицию. Позже, когда преподавала в академии искусств, Виктор Станиславович, увидев меня, подшучивал: «Ну как дела у нашей профессорши и воистину народной артистки?». Я не оставалась в долгу: «Вот за что вы меня ругали? У меня ведь получалось не хуже, а лучше, чем у других». — «Я знал, что из тебя выйдет толк, поэтому мне важно было научить тебя работать, а ты все пыталась «выехать» на хорошеньком личике». Фундамент, созданный в те годы, очень помогает мне сейчас — от предложений нет отбоя. Когда в 2012-м серьезно приболела, режиссеры Игорь Пискунов, Эли Гильман и совсем еще молодой Ахат Ибраев, можно сказать, вытащили меня с того света. Они так и сказали: «Апай, хватит отлеживаться, пора на съемочную площадку». А потом проекты посыпались один за другим. «Санжар-Кайсар», «Кемпир», сериалы «Зауал», «Суйе бiлсен», «Бабушка-детектив»…

Папина дочка

— Какую роль в вашей карьере сыграло семейное воспитание?

— Мои родители были неграмотны, но это были люди высокой внутренней культуры. Когда я на кого-то обижалась, отец Абдинаби успокаивал: «Не опускайся до уровня завистников и сплетников». И я на недобрые взгляды отвечала доброжелательной улыбкой. Но таких взглядов было мало, в основном меня окружают хорошие люди. До перехода в театр имени Ауэзова 25 лет отслужила ТЮЗу, и, слава богу, до сих пор дружу с коллегами оттуда.

В детстве я и сестры носили фамилию Абишевы. Отец нам говорил иногда, что она не наша, но на все расспросы отделывался односложным: «Вам это знать ни к чему». Я хоть и родилась после войны, но знала, что наша семья, спасаясь от голода и репрессий, колесила по стране, родители успели пожить даже в Киргизии. В окрестностях Кзыл-Орды осели в 1939 году. Потом была война, отец попал в плен… Я его уважала безмерно, каждое слово моего коке было для меня как закон, и он был прозорлив необычайно. Бывало, взглянет на человека и тут же ставит диагноз: «Сглазили тебя, потому и сил нет глаза поднять». Прочитает молитву — и, глядишь, человек повеселел.

А мама была удивительно тихой и безропотной женщиной. Ни разу не осмелилась спросить у отца, куда он направляется или когда вернется. Я пошла не в нее: всегда была бойкой, поэтому отец, наверное, и выделял меня среди троих своих дочерей. Учил скакать на коне, а через Сырдарью — плыть против течения. За мои бесконечные расспросы дал прозвище: «Мынау не? Анау не?» — «Что это? А это?». Я за ним ходила хвостиком. Благодаря ему знала в «лицо» всех степных птиц и название каждой травинки. Я вообще очень похожа на него. Он никогда не гнался за богатством, и у меня тоже сейчас нет ничего лишнего, мои сыновья, пока были маленькие, разъезжали по пустой квартире на велосипедах. Коке говорил: «Мне важно, чтобы люди сказали, что дочь Абдинаби не опозорила имя отца. Если свернешь с пути, я и с того света все увижу». И я, стараясь оправдать его бесконечную веру, стремилась везде быть первой. 

У казахов ведь как? Даже имея 10 дочерей, люди чувствуют себя бездетными, если нет сына. Наша мама после долгой болезни умерла в 55 лет. Мы с сестрами (их у меня двое, обе старшие) решили, что нельзя отцу оставаться одному и старшая из сестер сосватала нашего коке. Нам всем очень хотелось, чтобы у него был наследник. Я уверена, мама не была бы против. Брат родился, когда отцу было уже 67. Он учился в пятом классе, когда нашего коке не стало.

— Артисты редко бывают счастливы в семейной жизни, а как у вас?

— Кем бы женщина ни стала – академиком, космонавтом или суперзвездой, главная ее миссия – продление рода. И если мой муж меня терпит уже 45 лет, значит, во-первых, мне попался неплохой парень, а во-вторых, я смогла совместить порывы души с ролью жены и матери. Наш друг, домбрист Рахим Тажибаев, собираясь нас знакомить, так и представил меня: «В нашей общаге есть не девушка, а огонь: и корову подоит, и печку растопит, и хлеб испечет». В те годы эти умения были очень ценились: приезд в аул к родителям был не только праздником, но и помощью по хозяйству. Муж к миру искусства не имеет отношения, но человек он надежный и понимающий мою работу. Терпеливо ждет меня с гастролей, создает условия, чтобы дома было уютно, а театральную жизнь знает получше меня. И родители его тоже были хорошими людьми. На «советы» доброжелателей «не баловать сноху», отвечали: «Газиза сама знает, как ей поступать». Теперь и я тоже стараюсь с пониманием относиться к своим невесткам.

— А ваши дети тоже актеры?

— Боже упаси! Нет никаких гарантий, что актерская профессия обеспечит верным куском хлеба. Потому многие и спиваются, что нет надежной почвы под ногами. Сумевших вырваться вперед — единицы, а быть одним из многих – незавидная судьба. Уж лучше быть хорошим рабочим, чем плохим актером. Оба моих сына окончили университеты, работают менеджерами в иностранных компаниях, женаты. Четверо внуков — самое высокое мое счастье.

иллюстрации из открытых источников 

• 90
• 90