В Узбекистане чиновников оштрафовали на 200 тысяч долларов за вырубку деревьев

Предложенные поправки в печально знаменитую 174-ую статью УК РК никак не меняют ее сути, а оставленные без изменения ее неоднозначные термины подчеркивают не только социальную, но и правовую разделенность общества.  И все это на фоне событий последней недели, заставляющих общество говорить о возвращении «37-го года», попирании конституционных прав и увеличении пропасти между народом и полицией. Насколько верны эти суждения? К чему может привести дальнейшее нагнетание обстановки? И насколько сама власть оценивает эти риски?

Де-юре

Информационных поводов для поднятия этой темы в последнее время предостаточно. Но начнем с самого свежего. Обещанные и анонсированные президентом Касым-Жомартом Токаевым поправки в одну из наиболее репрессивных статей Уголовного кодекса стали приобретать более четкие очертания. Так на обсуждение был вынесен законопроект «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам уголовного и уголовно-процессуального законодательства», который касается очередного редактирования пресловутой статьи 174 УК РК. Вся суть «изменений и дополнений» сводится замене слова «возбуждение» на «разжигание» (так уже было в УК редакции 1997 года, между прочим) и к облегчению (типа, гуманизация) наказания. Однако своей репрессивной сути эта статья, которая не без основания называется правозащитниками политической, не меняет.

Но речь сегодня не об этом, а об одном термине, присутствующем в статье. Там, кроме национальной, религиозной, социальной и родовой, говорится о некой сословной розни. Многие не обращают на это внимание, но следует напомнить, что сословие, согласно словарю Ожегова, «сложившаяся на основе феодальных отношений общественная группа со своими наследственными правами и обязанностями, закрепленными обычаями или законами». Есть там еще упоминания о «дореволюционной России», но однозначно, что это слово устаревшее и, мягко говоря, непринятое в современном цивилизованном обществе. Мы уже не говорим о принципах демократии и равных правах граждан – с этим в нашей стране «напряженка», но тут смысл в том, что власти изначально заложили правовое неравенство в отечественное законодательство.

В прежней редакции Уголовного кодекса понятие «сословия» не было, но оно сюда попало не просто так, а перекочевало из Конституции РК. Открываем статью 5 пункт 3, буквой которого запрещается сеять всяческую рознь, в том числе и сословную, создавая для этого соответствующие группировки. В пояснительной записке премьер-министр Аскар Мамин приводит ее в пример, но опять-таки не «сословиям», а по «диспозиции» и различиям в русском звучании. Таким образом, по мнению правительства и его главы, УК становится конституционным. На самом же деле, данный пункт противоречит большинству статьей самой Конституции и нормам международного права. Впрочем, это тоже не удивительно.

Кстати, понятие «сословие» на государственном языке и в Основном законе, и в УК представлено как «тектiк-топтық», что ближе к понятию «родового клана». Тем более, филологи и простые носители языка больше склоняются к термину «тап». Впрочем, особо не важно, как у нас не законы противоречат друг другу и самим себе – на русском языке или на казахском.

Де-факто

Но все это теория и материал для обсуждения правоведов и правозащитников. Перейдем к практике и нашей же повседневности. Пять лет назад, после принятия нового Уголовного кодекса председатель Комитета по конституционному законодательству сената Серик Акылбай пояснил нашим коллегам из «ТенгриНьюс»: «Сословная рознь исходит из социального положения. Есть малоимущие, есть богатые, есть очень богатые. Под сословием имеются в виду эти положения. Когда люди хотят расшатать социальную стабильность в обществе, ссылаясь на чье-то богатство или чью-то бедность — это разжигает вражду так же, как революция 1917 года».

Можно было бы поспорить с этим «профессионалом» своего дела, ныне возглавляющим РОО «Казахстанский союз юристов», заметив, что это легко входит в понятие «социальная рознь», однако здесь дело намного глубже. Дело в том, что наше общество уже давно де-факто поделилось на сословия и социальное положение, то бишь, наличия «много денег» не достаточно для входного билета во власть. Де-факто сложилась некая каста «неприкасаемых», но в отличие от кастовой иерархии Индии, она находится на самом верху и никакой закон их не может коснуться. Это, наверное, те самые «тектiк-топтық», кланы, собранные по родовому и территориальному принципу. Называть их сейчас не стоит – они и так известны, а лишнее упоминание может вызвать сословно-классовую и родовую розни.

Но у нас существуют несколько больше сословий, чем «власть имущие» и «просто народ». Между ними есть большая прослойка, выделяющаяся социальным статусом и наличием связей наверху. Однако никакие связи не могут в полной мере простому миллионеру занять позицию «царь горы». Более того, не каждый аким или министр может похвалиться причастностью к «неприкосновенным» – чаще они состоят у них на службе, хоть и разительно отличаются от всех остальных. Их можно было назвать «средним классом», но это понятие значительно шире – туда входят и бизнесмены разного уровня, и интеллигенция, и те, кто считает себя интеллигенцией.

Следующее сложившееся сословие – это правоохранительные органы. Сюда хоть легче попасть, но все же идет жесткий отбор и не каждого носящего погоны можно в полной мере причислить к этой касте. Наиболее «крутыми» здесь являются носители судейской мантии, куда тоже случайный человек не попадет и практически каждый связывается некими обязательствами, которые не допускают принятия невыгодных для высшей касты решений и приговоров. Далее идут сотрудники прокуратуры и МВД. Особое положение, конечно же, у КНБ и Агентства по противодействию коррупции. Все они плотно держат свою нишу, временами враждуют между собой, продвигая свои интересы и интересы кланов-кураторов.

Полиция без нравов

Но самая большая прослойка – это полиция. Как и другие «силовики» они стоят на страже закона и, в конечном итоге, «неприкасаемых», так как их надо защищать не только юридически, но и физически. В последнее время они, так сказать, оказались на острие. И это тоже не просто так.

С одной стороны, это не логично – ужесточать действия после смерти Дулата Агадила в «полицейских застенках». Правильнее было бы сделать все, чтобы смягчить обстановку и хотя бы сделать вид, что расследование будет тщательным и справедливым. Однако задолго до его окончания, когда даже не были готовы результаты независимой экспертизы, полицейское и прокурорское начальство поспешило умыть руки, в чем им помог и сам президент, заявив о «сердечной недостаточности».

Складывается ощущение, что кто-то сознательно нагнетает обстановку, как бы измеряя уровень кипения недовольства общества по шкале протестности. В принципе, это так и есть. Но власти у нас никогда не делают что-то только по одной причине. Сейчас они пошли «ва-банк», окончательно доказав, что Казахстан является полицейским государством со всеми его признаками и «достопримечательностями».

Но здесь есть еще один фактор. Идет активное стравливание между собой казахстанских сословий – особенного низшего (народонаселения) и полицейского, воспитанного в духе ненависти к «простолюдинам». В принципе, доказательства этому представлялись всегда – всегда в недрах полицейских участков гибли люди, практически всегда виновные уходили от ответственности, всегда безнаказанность порождала и порождает новые преступления. Таким образом полицейское сословие получило от верховной власти некую индульгенцию, дающую право (по ходу) заниматься «нетрудовыми доходами».

Кроме этого, безнаказанные убийства, будь то смерть в ИВС или расстрел в Жанаозене, дают почувствовать «вкус крови», что скрепляет узы между режимом и так называемыми «цепными псами» больше, чем кредиты и ипотека вместе взятые. То есть, не только безнаказанность порождает безнаказанность, но этот процесс все больше втягивает простых носителей погон, и даже если они начнут понимать, что являются простыми исполнителями и могут запросто сами стать «жертвами режима», то прорвать порочный круг им становится тяжелее и тяжелее. С каждым разгоном митинга, с каждой силовой операцией или «сердечной недостаточностью».

Это прекрасно понимает и власть. Поэтому можно с уверенностью говорить, что Акорда (и «библиотека» Совбеза, конечно) прекрасно осознают все риски и оценивают последствия. Более того, ситуация нагнетается вполне сознательно. Уже появились первые (новые) жертвы среди полицейских, что протестной частью населения было воспринято если не с радостью, то с констатацией «заслужил». Но самое страшное, что кровь и с этой, и с другой стороны может еще пролиться по чьему-то злому сценарию, на чем собирается собрать диведенды один из «тектiк-топтық»…

• 162
• 152