Досым Сатпаев: Токаев может превратиться из «президента разочарований» в «президента надежд»

Вадим Борейко и канал «Гиперборей» поговорили с Досымом Сатпаевым о транзите власти в эпоху коронавируса. Политолог считает, что расслабляться не стоит – впереди возможен супер-вирус. В случае его появления ситуация на глобальном уровне будет еще хуже.

— В 2016 году на конференции по риск-менеджменту я делал доклад о семи «черных лебедях» — главных рисках для Казахстана. И шестым риском указал пандемию. Когда изучал материалы по супер-вирусу, тогда многие вирусологи высказывали предположение, что он объединит в себе быстроту распространения, как у коронавируса, и высокую смертность, как у Эболы. Они говорили, что в случае появления супер-вируса — это будет катастрофа вселенского масштаба.

— Чем транзит власти в эпоху ковида отличается от первого года президентства Токаева?

— В первую очередь, этот транзит показал деформацию вертикали власти. А эпидемия COVID-19 продемонстрировала управленческую импотенцию всех госорганов. Кризисная ситуация с коронавирусом в очередной раз убедила всех в том, что настоящую власть, кроме Акорды, имеет неэффективный, циничный, коррумпированный бюрократический аппарат. Он показал себя во всей красе. Но самое страшное, что этот кризис показал, как мы потеряли так называемый независимый Казахстан. Более того, некоторые эксперты в отношении Казахстана начали использовать термин failed state — недееспособное государство. Такую дефиницию обычно используют к слаборазвитым государствам, зависимым от кого-то. Этот кризис все обнулил. А фейерверк 6 июля это обнуление закрепил. Мы сейчас находимся у разбитого корыта. Я считаю, что 30 лет мы, по сути, потеряли. И кризис это чётко показал.

— Мы видели немало случаев в этом году, когда правительство игнорировало поручения президента. Один из самых ярких — это когда в конце января Токаев поручил кабмину разработать к середине мая новый экономический курс. Этого сделано не было. И тема НЭПа всплыла только 23 июля на встрече президента и премьера. Тогда Токаев сказал, что этот курс войдет в послание. Как ты объясняешь такую забывчивость премьера?

— Скорее всего, было две причины. В первую очередь, когда Токаев ещё в начале года, ещё до всех битв с вирусом, начал говорить о НЭПе, наш бюрократический аппарат находился в состоянии эйфории: начинался новый год, все ожидали, что цена на нефть скоро вырастет и мы опять станем надувать большие мыльные пузыри, в которые будем закладывать большие бюджеты. А потом всё накрылось медным тазом. Получается, новая экономическая политика, о которой говорил Токаев, и то, что уже сейчас нужно разрабатывать антикризисную политику, — две разные вещи. Одно дело, когда ты разрабатываешь мифический документ, а таких у нас много, особенно во времена, когда есть деньги, возможность эти деньги контролировать и пихать их в разные проекты. Другое дело — делать это во время кризиса. Вот тут у правительства возник ступор, потому что они так не умеют. Надувать мыльные пузыри легко, а конкретно что-то делать тяжело. Более того, нужно что-то делать в условиях нехватки денег. Дефицит бюджета в этом году будет колоссальный: налогооблагаемая база сократится сильно. Денег нет практически. Хотя если прочесать офшоры, там будет пять нацфондов. Но пока этим никто не занимается.

— 10 июля Токаев на заседании комиссии дал правительству две недели, чтобы исправить ситуацию с ковидом. Угрожал даже его распустить. 23 июля он встретился с премьером, Аскар Узакбаевич нарисовал красивые цифры про снижение пандемии. 28 июля собирается правительство – все опять показывают замечательные цифры. У меня сразу скложилось ощущение, что 2-3 августа мы выйдем из карантина. А на следующий день президент снова продлевает его на 2 недели. Как это понимать?

— У меня есть любимое слово – «полутранзит»: когда Токаев царствует, но еще не правит. Вообще, все эти угрозы в адрес правительства по поводу отставок — это больше политтехнологический шаг: показать, кто в доме хозяин. Даже если гипотетически представить, что Токаев решил отправить в отставку правительство или ряд министров, я не думаю, что это повысило бы эффективность госаппарата. В истории независимого Казахстана никогда не было правительства единомышленников. Практически все министры — это чьи-то креатуры. Госаппарат живет автономной жизнью.

— Проанализируй работу главных органов власти. Начнем с совета безопасности.

— Совет безопасности провел с начала года провел всего 2 заседания. Одно в начале года, 11 февраля. Там было две части: первая по Кордаю, вторая по коронавирусу. Я помню, что Назарбаев заявил: не надо сидеть сложа руки, нужно готовиться к худшему, запасаться лекарствами. Это было сказано в феврале. В блокнотах они что-то записали – и всё. В апреле было второе заседание Совбеза, уже по последствиям эпидемии.

Здесь самое интересное, что если речь идет об информационном поле, то существенный период этого года елбасы не фигурировал на нем, в отличие от Токаева. Если речь идет о внутреннем номенклатурном пространстве, то он всё равно в нём присутствовал, даже незримо. То есть не важно, где он находится: в Казахстане или за его пределами. В любом случае, у чиновников один глаз смотрит в Акорду, другой — в Библиотеку. И это привело к тому, что произошел ступор в госаппарате.

— Как работал парламент?

— А как у нас работает парламент в любой кризисной ситуации? Он ловит тишину и уходит в тень. А сейчас ушёл на каникулы. Многие важные законы были приняты. Если идет речь о том, как депутаты реагировали на эпидемию, то в качестве примера можно привести Ирину Смирнову как чуть ли не единственного депутата, который действительно что-то пытался делать. Это печально, что из 107 депутатов нижней палаты вместе с народом оказался только один. Ведь это депутаты должны были создавать группы народного контроля в своих регионах, откуда были избраны, — чтобы мониторить ситуацию. Но этого не произошло. Это не очень приятная ситуация с точки зрения имиджа парламента. А к чему это приведёт? В Казахстане необходим новый парламент, демократически избранный, состоящий из представителей многих политических партий. Я думаю, тогда там было бы больше  таких депутатов, как Ирина Смирнова.

— Оцени вкратце законы, которые принял парламент.

— Самое интересное, законы парламент принимал уже во время карантина и ЧП. По факту вышло, что «гора родила мышь». Закон о мирных собраниях не соответствует международным стандартам. Более того, в законе есть 12 причин, по которым в акимате могут отказать в проведении митинга. Закон о политических партиях: сократили количество членов партии, необходимое для регистрации организации: от 40 000 до 20 000 человек. Но сам процесс регистрации партии как был под контролем власти, так и остался. По официальной статистике, в прошлом году пять партий, которые хотели зарегистрироваться, регистрацию не получили. В парламентских выборах у нас будет участвовать старый цирковой состав.

— Как работали акиматы?

— Один из акимов активно готовился к запуску фейерверков 6 июля, а другие акимы завидовали: такая честь. Большинство из них делали обычное дело: они ждали указивой сверху, теряя драгоценное время. Это привело к множеству смертей и трагедий во всех регионах Казахстана. Первый заместитель руководителя администрации президента Республики Казахстан Даурен Абаев написал пост, где пытался реабилитировать акимов, объясняя, почему они так медленно реагируют на кризисные ситуации. Дескать, потому, что существуют очень сложные формальные процедуры закупки лекарств, и они боялись обвинений в коррупции. Ситуация парадоксальная: они сами усложнили процессы, якобы борясь с коррупцией. Но коррупция никуда не исчезла, а  работа в результате стала еще более сложной.

Интересный момент: пока в наших регионах творился хаос, в новостных лентах прошла информация, что мэр одного из городов Индонезии  на встрече с медперсоналом встала на колени и попросила прощения за то, что упустила момент и город стал центром распространения эпидемии. Почему я сравниваю Индонезию и Казахстан? Мы похожи. Президент Сухарто правил в течение 30 лет, и его убрали в 1997 году. Но там дальше пошли, потому что ввели выборность губернаторов и мэров. Мы ничего не поменяем, если в Казахстане не будет выборности акимов, честных выборов президентов и депутатов.

— Есть такой орган – Национальный совет общественного доверия.

— Мавр сделал свое дело, он должен уйти в тень. Я думаю, его создавали, чтобы легитимизировать активную деятельность Токаева в качестве реформатора и принятие реформ от имени общественности. У меня возникает подозрение, что Нацсовет хотят постепенно превратить в аналог Ассамблеи народа Казахстана.

Думаю, что безвластие – это отражение нашей давней коллективной безответственности. В течение долгих лет коллективная безответственность хорошо себя скрывала за имитацией бурной деятельности, за многими мифическими проектами. Но когда возникли реальные проблемы и нужно было делать конкретные дела, вдруг выяснилось, что ресурсов часто нет, потому что все дела были на бумаге. И возник ступор. Управленческий ступор. У нас нет антикризисного менеджмента, и чиновники оказались не готовы к форс-мажорным ситуациям. Хотя, я уже много лет в публикациях призывал правительство поменять форму подготовки стратегических документов, всегда учитывать «черных лебедей».

— Возврат экс-акиму Атырауской области Бергею Рыскалиеву, заочно осуждённому на 17 лет, «честно нажитого» имущества — что это было?

— По сути, это казахский вариант кулуарной политики. Мне кажется, лучший ответ дал Ермурат Бапи, когда он провел пресс-конференцию и говорил о том, что между Бергеем Рыскалиевым и властью возник перелом. Якобы бывший аким Атырауской области имеет нечто, что позволяет давить на власть и даже выдвигать требования. Речь шла о личном компромате. В течение всего судебного процесса, когда Бергея Рыскалиева обвиняли, именно Генеральная прокуратора собирала против него материалы. А теперь она же вынесла кассационный протест в Верховный суд и просила вернуть ему «честно нажитое».

Для нашей власти Рыскалиев по ментальности, образу жизни ближе, чем рядовые люди. Он — часть Системы. Он играл по их правилам. Я думаю, многие в нашей элите цокали, когда он спокойно уехал их страны, уехал не бедный, и еще больше стали восхищаться, когда он получил статус политического беженца. Потому что у нас ведь много потенциальных бергеев рыскалиевых. Для них он некий герой, который удачно вырвался из всей этой бодяги. А что касается простого народа, то для власти это всегда был некий «побочный продукт». И здесь встаёт вопрос о самодостаточности бюрократического аппарата.

— Вернемся на полтора года назад. Почему Елбасы выбрал в преемники Токаева?

— Первый президент и члены его семьи от власти не отошли. Но нужен был новый управляющий. Во-первых, сыграл роль дипломатический опыт Токаева: его хорошо знали на международной сцене. Во-вторых, он не олигарх. Первый президент очень сильно боится людей с большими деньгами. В третьих, у Токаева не было команды. По сути, она только сейчас сейчас складывается и будет расширяться. Назарбаев считал, что у Токаева нет амбиций. Но есть понятие «синдром власти», когда попробовал её, вкусил немного — и хочется больше. Это психология. В этом плане всё равно определенные амбиции есть, и они растут.

Я говорил, что после выборов Токаев был «президентом разочарований», поэтому он окружил себя политтехнологами, чтобы стать «президентом надежд». Но у него была и вторая задача — стать легитимным в глазах бюрократии. А здесь возникла ситуация, когда элита ничего менять не хочет. Встречаются две легитимности: общество требует изменений, элита не хочет. Вот и пожалуйста — ступор.

— Каким ты видишь дальнейшее политическое развитие ситуации?

— Весь парадокс состоит в том, что власть в течение многих лет боялась оппозиции, политических партий. И вдруг выяснилось, что главным оппозиционером стал коронавирус, которого не посадишь в тюрьму. Но, зато он на всю страну указал все её скелеты в шкафу, все пробелы, недостатки. Четко показал, что эта система недееспособна. Более того, это привело к тому, что вокруг него стали объединяться люди, даже те, что раньше лояльно относились к власти.

• 79
• 87