Предел печали Сергея Довлатова

Сергея Довлатова не стало 30 лет назад – 24 августа 1990 года он умер от сердечной недостаточности, спровоцированной алкоголем. Однако те, кто хорошо его знал, считают, что причиной его смерти стала тоска по родине и затяжная депрессия.

…Диана Виньковецкая родилась в Кронштадте. Закончила Ленинградский университет. Защитив диссертацию по геоморфологии в 1969 году, работала какое-то время в альма-матер. А в 1975-м вместе с мужем, художником Яковом Виньковецким, встав перед выбором – тюрьма или отъезд из страны, эмигрировала в Америку. В Казахстан Диана приезжала несколько лет назад вместе со вторым мужем — физиком, профессором Гарвардского университета Леонидом Перловским, которого пригласили прочитать в Института информатики казахстанской академии наук курс лекций В Америке у нее появилось эссе «Единицы времени» о ленинградском андеграунде 60-х годов, в том числе о встречах с Иосифом Бродским и Сергеем Довлатовым.

— Оно опубликовано в 2008 году в журнале «Звезда», — рассказывает Диана. — А с Сережей мы познакомились в Доме писателей на вечере творческой молодежи, организованном сыном Веры Пановой Борисом Бахтиным. В одном из нижних залов проходила выставка Яшиных картин, а наверху авторы читали свои произведения. Среди вступавших были Сережа Довлатов, Иосиф Бродский, Александр Городницкий, Валера Попов, Яша Гордин… – вся ленинградская литературная элита. После того вечера Сережа Довлатов прислал нам «Тлю». Знаменитый роман Ивана Шевцова с подписью: «Абстрактной художественной тле от тли литературной». И с этого времени мы стали дружить домами.

Когда мы познакомились с ним ближе, то выяснилось, что наши дети почти ровесники. И Сережа говорил: надо интеллект соединить с красотой. У него дочка Катя – красавица, а у нас рос интеллектуальный сынок Илюша. Моя первая книжечка, кстати, называется «Илюшины разговоры». О ней Довлатов (он тогда работал в Нью-Йорке на радио) сделал передачу. Когда я издавала книжку второй раз, то сделала Сережины слова вступлением к ней под названием «Устами младенца».

Вы ведь в курсе, что Довлатов с друзьями выпускал в Нью-Йорке еженедельную газету «Новый американец». Когда мой однокурсник, с которым он работал, позвонил и сообщил, что они затевают газету, и что в ней будут работать те-то и те-то, я сразу ему сказала, что у них вряд ли что-нибудь получится. Довлатов не мог быть лидером. Для этого надо уметь идти на компромиссы, видеть в людях хорошее, прощать некоторые слабости, а Сергей был едким и язвительным. Если же видишь только плохое, то и люди, окружающие тебя, тоже начинают замечать твои недостатки, поэтому возникают конфликты и всё рассыпается. Последнее письмо Довлатова к Ефимову — оно такое трагическое. Игорь пишет ему: «Ты видишь в людях много плохого, много зла, а теперь напиши о себе». И Сережа ему отвечает: «Я пытался, но у меня не получается. Про других могу говорить и злословить, а когда про меня говорят что-то, мне очень больно». Мое эссе о нем заканчивается стихами английского поэта Одена: «Каждый хочет, чтобы его любили, но не обязательно, чтобы он любил».

Почему же тогда книги Довлатова всем так нравятся? В том, что Сережа умел злословить – в этом он, предположим, не был одинок, но одинок в том, что не завышается над читателем; он с ним как бы делится, считает равным себе, тогда как многие поучают его утомляющим назидательным тоном. А Сережа всегда сомневался, в нем никогда не было самонадеянной уверенности в себе.

После смерти моего мужа Яши мы с Сережей встретились уже в Нью-Йорке у моих друзей — поэтессы Марины Тёмкиной и ее мужа — художника Сергея Блюмина. Марина позже позвонила к нам и попросила устроить для них с Сережей литературную встречу в нашем доме в Бостоне, куда я перехала с Леней, своим вторым мужем. Мы с ним одними из первых в русской эмигрантской среде купили там большой, довольно красивый дом, где я часто устраивала литературные встречи. И вот Марина меня попросила: можно ли ей вместе Серёжей Довлатовым почитать у нас для бостонской публики свои произведения? Но мои друзья (кстати, те, кто писал про него книжки, когда Довлатов стал знаменитым), сказали: если ты это сделаешь, мы перестанем с тобой разговаривать. Непростые творческие взаимоотношения переплетались ещё с любовными, омрачаясь одновременно и завистью, и ревностью. Ни для кого не было секретом — Сережа любил женщин. Среди них были и подруги его коллег по газете. Когда его хоронили, я увидела пятерых близких ему женщин – двух жен и трёх возлюбленных. Возможно, что их было больше, но я знала только этих.

Лена Довлатова очень возражала, когда писатель Игорь Ефимов решил опубликовать их переписку с Сережей. Из нее можно было многое понять и узнать о Довлатове, в том числе и весьма нелестного (книга «Сергей Довлатов.  Эпистолярный роман с Игорем Ефимовым» выпущена в 2001 году. – Ред.)

Так вот, моя подруга, которой Сергей изменял, естественно, не хотела, чтобы я его приглашала в свой бостонский дом. Потом, когда она опубликовала свои воспоминания о Довлатове, я очень сожалела, что, боясь испортить с ней отношения, послушалась ее. С Мариной Темкиной я потом объяснилась, она позже выступала у нас в доме, но Сережи уже не было…

…Серёжа был красивым человеком, замечательный рассказчик и обаятельный мужчина, он царил на всех застольях. Женщины его обожали. Иногда он шутил про свою жену Лену: «Я выращиваю Ленины романы. Я так перед ней виноват, что, если вижу ее идущей с кем-то по Невскому проспекту, то прячусь, чтобы сохранить Ленин роман».

Когда Сергей стал совсем много пить, он постарел, и это уже был совершенно не тот красавец, каким я увидела его впервые в Ленинграде. Я заметила, что чем обаятельнее человек в молодости, тем труднее его встретить в более старшем возрасте. А до этого — римский гладиатор под два метра ростом! Шармер! И жены под стать ему. Лена — очень красива, а Ася Пекуровская, первая жена, — потрясающая красавица. Ася Серёжу немножко презирала, она вообще многих мужчин презирала, даже Иосиф Бродский не избежал к себе такого отношения.

Сергей много улыбался, из него постоянно сыпались афоризмы, истории, байки, но в написанном им на восьми страницах последнем письме к Ефимову, проглядывает жившая внутри него невероятная трагедия. Поэтому он и уходил в запои. Не было у Сережи мира между талантом и грехом, который он за собой чувствовал.

Про Довлатова пишут, что он умер от сердечной недостаточности…А я думаю — от тоски. Знаете, у всего есть предел. В том числе и у печали. Видите, даже я, его друг, боясь испортить с кем-то отношения, струсила и не пригласила Сережу в свой бостонский дом. Ему, конечно же, не доставало аудитории. Да, он печатался в американских журналах, но при этом очень хотел, чтобы это происходило в России.

…Многим людям не надо было уезжать. Тому же Сереже Довлатову, например. И вообще всем, кто занимался литературой. Например, моему другу Игорю Дименту. В Союзе вместе работал вместе с Петром Фоменко. Последний стал знаменитым режиссером, а Димент… Когда есть неправильные ожидания, что в чужой стране станешь гением, — за это приходится платить слишком высокую цену. Нужно уметь правильно понимать свои возможности, знать, что ты можешь принять, а что — нет. Поэтому вся художественная богема – литераторы и художники – должна очень сильно подумать, прежде, чем уезжать куда-то навсегда. Или, если и ехать, то в аспирантуру, чтобы получить хорошее образование.
Фото из открытых источников.

• 72
• 68