Миф о казахском бае: эксплуататор или защитник интересов народа?

Неудачная и сомнительная попытка объяснить общественно-экономическое устройство номадов формационным подходом обусловила и ошибочное, вульгарное представление о классовых отношениях кочевников. Речь идет о навязанном коммунистами искаженном представлении о бае, основанном на экстраполяции на него характеристи к русского помещика (собственника земли и крестьян).

К слову, К. Маркс не создал завершенной теории общественно-экономических формаций. Он рассматривал разные варианты формаций, например: 1) азиатский, античный, феодальный, капиталистический, или 2) азиатский, античный и германский (по способу производства).

Эти размышления и наброски К. Маркса стали основанием для советских историков (В.В. Струве и других) определять пять формаций в соответствии с господствующими производственными отношениями и формами собственности: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую, коммунистическую.

Формационный подход потерпел поражение при попытке обнаружить рабовладельческую и феодальную формации в кочевом мире. Феодализм предполагает сословно-классовую социальную структуру и экономическое принуждение со стороны владельцев частной собственности на средства производство (земля).

Однако теоретики марксизма-ленинизма, используя формационную модель в пропагандистско-идеологических целях, безосновательно придали ей свойства всеобщности, безусловности и завершенности.

Кроме того, крепостничество рассматривалось как составляющий элемент принятого в СССР толкования феодализма. Формационная теория подвергалась справедливой критике, поскольку не предполагала многовариантности путей развития всего человечества. Феодализм следует рассматривать как феномен, свойственный западноевропейскому развитию или, шире, значительной части оседлого мира, а вовсе не как обязательный этап всемирно-исторического процесса.

Отсутствие в традиционном кочевом обществе характерных для феодального общества собственников земли (феодалов) и, следовательно, зависимых от них людей, объясняет отсутствие эксплуатации и классового антагонизма.

Несмотря на явные противоречия, большевики вооружились формационным подходом, определяя кочевое общество как феодальное, и под него подгоняли «свидетельства», в числе которых трактовка бая как феодала и эксплуататора, а кочевников-скотоводов как эксплуатируемых. Подобная трактовка социально-экономических отношений в кочевом обществе позволяла коммунистам подводить их под классовую борьбу и подавать собственные действия как освобождение народа от власти эксплуататоров.

Откровенной натяжкой выглядела и теория «кочевого феодализма», в основу которого был положен принцип феодальной собственности на пастбища и тезис о крепостной зависимости простых скотоводов. Хотя очевидно, что кочевничество представляло собой номадный вариант социально-экономического развития, и лекала оседлых обществ тут не могли быть применимы.

Принципиальным фактором является то, что у казахов отсутствовала частная собственность на основное средство производства – землю. Она находилась в коллективной собственности рода. Каждый аул имел свои летние и зимние пастбища. Поэтому не было зависимости кочевника от бая – состоятельного скотовладельца. Аул как кочевая община (форма общественных отношений, субъект хозяйственной деятельности) состоял из близких родственников и насчитывал в среднем 8-10 семей общим числом 40-50 человек (3-4 поколения). Территория рода, т.е. земля, водоемы, леса, которыми пользовались аулы, оставалась его неделимой, неотчуждаемой собственностью.

Н. Алимбай в статье «Кочевая община казахов: проблемы этносоциологической реконструкции» пишет: «…именно община обладала монопольным правом субъекта собственности на родовую территорию… Из сказанного следует, что отношения общинной собственности на землю состояли из нескольких взаимообусловленных и взаимозависимых уровней: отношений пользования, субъектом которых выступали большие неразделенные семьи и системы управления и регулирования земельных отношений… Резюмируя сказанное можно заключить, что такой «сегментированный» способ реализации отношений собственности на землю в форме отношений пользования, в сущности, представляет собой один из эффективных экономических факторов (одновременно и методов) рациональной эксплуатации ресурсов среды обитания, с одной стороны, а с другой – обеспечения корпоративного единства общины как социума…».

Коллективная собственность на землю обеспечивала любому члену рода, даже в случае его полного разорения, возможность достаточного быстрого и, главное, гарантированного восстановления достатка. Гарантия основывалась на его полном праве рассчитывать на определенную часть территории рода для кочевания. Отдельный человек пользовался землей (растительностью), водоемами, но не владел ими индивидуально. Это касалось и богатого скотовладельца, и человека среднего достатка, и малоимущего (по меркам кочевников). Коллективная собственность на землю была основой экономической свободы отдельного кочевника и его потомков, скрепляла его связь с родом. И наоборот, частная собственность на землю в феодальном оседлом обществе стала причиной жестокой эксплуатации земледельцев, их несвободы и экономической зависимости от собственника земли.

Почему в кочевом обществе не было классового антагонизма?

Баи и бии были выходцами из народа, неотъемлемой частью его. Они возглавляли (под)род, члены которого имели общего предка в седьмом поколени, что у казахов считается близким родством. Говорить об классовом антогонизме здесь не приходится.

Баи отвечали за благополучие рода, его репутацию. Их обязанностью было обеспечивать условия, при которых все члены рода были бы защищены и материально обеспечены. Этими соображениями руководствовались баи и бии при справедливом распределении пастбищ. Материальное благополучие всех членов (под)рода было выгодно: крепкие, многочисленные богатые аулы, значит, сильный, многочисленный, богатый род. Бедный аул в роду или обедневший член рода, ставший жатаком, становился поводом для осмеяния бая этого рода. Узун-кулак мог разнести по Степи сомнительную славу бая, который не оказывает (при необходимости) помощи в выплате калыма или выдаче приданого, организации аса или асара, поддержке пострадавших от джута и т.д. Также бай и возглавляемый им род могли подвергнуться публичной критике айтыскерами на любом мероприятии: ярмарке, тое и др.

В начале ХХ века именно баи финансировали выпуск газет и издание книг, оплачивали обучение и содержание в гимназиях и университетах талантливых детей, выступали в поддержку инициатив алашординцев (в т.ч. вносили за них залоги и оплачивали штрафы), т.е. ратовали за интересы народа, его просвещение.

Переселенческая политика лишала кочевников родовых земель: богатых пастбищ, водоемов. «Как следствие – обнищание казахов, появление джатачество, нищих байгусов, унижение простого народа, вражда между казахами за пастбища. Казахи, занимая должности, установленные колониальной администрацией, пристрастились к взяточничеству, кляузничеству… Новое время выставляло новых героев: волостных, писарей, переводчиков, алыпсатаров» (Азербаев А.Д. О казахской идентичности в XIX-начале ХХ годов).

Последствия колониальной политики стали особенно заметны в конце XIX века. Появляются новоиспеченные богачи – нувориши, составившие богатство благодаря развитию торговли и расширению денежно-ростовщических операций. Среди казахов стали появляться богатые торговцы, ростовщики из числа вчерашних толмачей, проводников, посредников между казахами и колониальной администрацией. Это были богачи новой формации. Они отрывались от рода, стремились к личному успеху. Появляющиеся бедные казахи, лишенные своих пастбищ вследствие переселенческой политики, нанимались к ним на службу табунщиками и подвергались эксплуатации так же, как и жатаки, работающие на казачество. Эти нувориши, проповедовавшие новые «ценности» и перенявшие чуждые казахам нормы поведения, были скорее исключением (меньшинством), нежели правилом в обществе, которое в большинстве своем продолжало вести кочевой или полукочевой образ жизни. Определение «бай» мало подходило новоявленным богачам, поскольку их суть не подразумевала всей палитры смыслов, вложенных в это понятие.

Именно поэтому коммунисты столкнулись с проблемой разжигания классовой борьбы. Кочевник-казах не видел и не мог видеть в бае классового врага и эксплуататора.

Отрицательная коннотация слова «бай» появляется в конце 1920-х — начале 1930-х гг. в условиях обостряющейся в Степи борьбы большевиков с зажиточными и богатыми казахами. Эта негативная семантика (кулацко-байский элемент, феодально-байские пережитки) активно поддерживалась весь советский период силами публицистики, литературы, кинематографа и, к сожалению, до сих пор сохраняет свою устойчивость.

Как отмечает Н. Нуртазина: «Конечно, созданный нами нелицеприятный портрет казахского бая предреволюционной эпохи (нач. ХХ в.) — условный, можно сказать, гротескно-сатирический. Как и любая попытка типизации, такое схематичное изображение социальной группы казахского байства будет искусственным, предполагая на самом деле немало исключений из правила в живой реальности».

В период установления советской власти коммунисты пытались расколоть казахское общество, сталкивая, как им виделось, классовых антагонистов – богатых и бедных. Отношения российских помещиков и крестьян, сформированные в течение долгого периода крепостного строя, они экстраполировали на отношения между баями, биями и рядовыми казахами-кочевниками. Однако кочевое казахское общество это далеко не оседлое общество (к тому же в недавнем прошлом крепостническое).

Кроме того, количество оседлых шаруа и пролетариата было ничтожно мало по сравнению с основной массой казахов, сохранявших кочевой и полукочевой образ жизни с его характерными специфическими чертами, социальными и экономическими отношениями, традициями и нормами поведения.

Кочевое сообщество продолжало сохранять традиционную структуру, где бай и бий были не эксплуататорами, а лидерами, которые несли отвественность за благополучие родственников (род, подрод, аулы). Они совместно владели пастбищами, совместно справлялись с трудностями или повышали свой достаток, т.е. осуществляли общую социально-экономическую деятельность во всех ее проявлениях. Подавляющее число казахов, в которых советская власть надеялась найти сторонников, противилось экспроприации, потому что скот терял не только бай, но и весь аул, (под)род. Это был скот, на который могли рассчитывать члены (под)рода в случае нужды и которым бай оплачивал обучения детей рода, работу учителя и др. Откочевывали в Китай и Монголию также (под)родом, аулами во главе со своими баями и биями, которые и вели людей, брали на себя ответственность за их будущее. Никакие баи не уходили одни без своих сородичей (откочевка во все времена осуществлялась аулами).

Большевикам так и не удалось убедить казахов, что бай – это классовый враг, потому что для казахов бай и бий были близкими родственниками; не просто более состоятельными людьми, а старшими, несущими обязательства перед своими сородичами. Они ведали хозяйственными и экономическими делами, кочевками, судебными тяжбами, соблюдением обычаев, женитьбой и замужеством молодежи, отправкой на учебу, асами и т.д. и т.п. Бай, бий был близким родственником. Какая тут классовая вражда?

Коммунисты, поняв тщетность своих попыток столкнуть членов одной разветвленной семьи, просто физически уничтожили баев и биев, т.е. обезглавили роды. Часть баев откочевала со своими аулами, других сослали в Сибирь, третьи были репрессированы.

В ходе репрессий конца 1930-х годов казнили даже преклонного возраста (70-80 лет) стариков. Они были носителями памяти и ценностей народа. Их заставили замолчать.

А потом стали писать романы и сочинять мифы о плохих, разоряющих и унижающих свой народ баях, списанных с российского помещика и его отношения к крестьянам. Так, классовый антагонизм оседлых был экстраполирован на кочевой социум. Иное (объективное) изображение баев не было бы пропущено цензурой.

(Продолжение следует).

• 115
• 121