Заканчивал ли среднюю школу академик Алияров?
Наше интервью с академиком-энергетиком Бирлесбеком Алияровым, где он говорил о неэффективности ВИЭ и о том, что большую часть загрязнения атмосферы дают не топливные ТЭЦ, а автомобили, автобусы и сами пешеходы, вызвал в обществе определенный резонанс.
«Всезнающая» блогосфера обвинила ученого в отсутствии не только академических званий, но и азов физики, математики, химии, применяя при этом явно непрофессиональные аргументы. Выпускника физического факультета КазГУ, тепло-энергетического факультета Алматинского института энергетики и обладатель послевузовского диплома Оксфорда по энергетике и экологии, автора 30 словарей и учебников на русском, казахском и английском языках такая реакция «развеселила».
– Первое достоинство ВИЭ — она относительно недорогая, но при этом при ее использовании меньше генерируется углекислый газ, — говорит он. — Спору нет, эти два главных достоинства отрицать нельзя. Но дальше остаются одни недостатки. Есть такое понятие, как доступность энергии. Год, как мы знаем, состоит из 8760 часов. Если даже все дни в нем будут солнечными, доступность солнечной энергии составит 4380 часов. Однако иные дни бывают облачными. Значит, на самом деле часов будет и того меньше. Таким образом, поставив солнечный агрегат, доступ к нему, как к источнику солнечной энергии, в лучшем случае составит примерно четыре тысячи часов, а, может, и меньше. И второе – это дорого. Можно спорить с Алияровым, не верить ему и оскорблять его, однако лауреат Нобелевской премии, академик Капица давно уже сказал, что у ВИЭ есть один большой недостаток — малая концентрация мощности на единице объема или поверхности. Чтобы было понятно, приведу такой пример. Допустим, некто решил вам платить миллион тенге в месяц только за то, что он эти деньги будет кидать на пол по одному тенге, а вы их должны собрать. Думаю, через месяц вы уже откажетесь от этой большой зарплаты или будете нанимать других людей для ее сбора. Вот в этом — слишком маленькой концентрации энергии — и заключается беда возобновляемых источников энергии: ее надо долго собирать.
Кроме того, такая энергия очень трудно преобразовывается. Когда нет доступа к солнцу и ветру, мы должны её накапливать, то есть нужно ставить мощные аккумуляторы, но это дорого. Получается, что для повседневных нужд ВИЭ пока невыгодны. Они хороши там, где других источников энергии просто нет. Например, в космосе, где нет необходимости накапливать много энергии, потому что день и ночь сменяют друг друга каждые полтора часа, все МКС живут на солнечной энергии. Мы уже говорили об отдаленных участках отгонного животноводства. Там пойдёт любой, даже работающий всего полдня агрегат. Это все равно лучше, чем ничего. Но если выводить ВИЭ на большие мощности, то это разорит страну.
Сплошная показуха
– Но те, кто считает, что вы не знакомы с законами физики, уверены, что весь мир переходит на ВИЭ.
– А кто сказал, что весь мир переходит? И что такое мир в их понимании? Например, в Китае и США ВИЭ используют только там, где-то это возможно. В очень развитой Америке чаще всего на побережье океана, где ветер более или менее устойчивый, а использование солнечной энергии сегодня составляет там 0,1% от общего потребления.
Но в основном ВИЭ за границей — больше для показухи. Если посмотреть, какие мощности занимает эти источники энергии относительно топливных, то там можно увидеть большой перекос в пользу последних.
– Но цивилизованные страны…
…– А что такое «цивилизованные» страны? Я такого слова не знаю. Есть понятие — западноевропейские страны. Во Франции, например, преобладает атомная энергия. Все другие большей частью — 90% — используют топливные (эту информацию легко проверить – она в открытом доступе). Энергия, получаемая от угля, преобладает также в Польше, в ЮАР, В США и Китае. А что, эти страны не развитые? В Америке, кстати, угля потребляют на квадратный километр территории в два раза больше, чем в Казахстане, а в Японии – в 25 раз больше.
– Сейчас в Казахстане идут большие споры вокруг строительства атомной электростанции.
– Такие станции имеют ряд безусловных достоинств. Они не выбрасывает в атмосферу углекислый газ, что очень хорошо. Есть радиация, но ее не так много. Кроме того, не надо бесконечно возить топливо. Один раз загрузил ТВЭЛ (тепловыделяющий элемент) и его хватит на четыре-пять лет. Но сейчас так называемые развитые страны ломают голову над тем, куда скинуть этот отработанный радиоактивный отход – ТВЭЛ? И второе — атомную станцию нельзя остановить, ее можно только консервировать. Вы понимаете разницу между «консервировать» и «остановить»? Консервация — это когда станция есть, но она не используется, а остановить — означает разобрать по частям. Так вот, любую нашу топливную станцию мы завтра можем порезать на куски и сдать китайцем на металлолом. С атомной так не сделаешь. В Мангистау была АЭС, причём лучшая, без преувеличения, в мире, потому она была одной из немногих станции, работавших на быстрых нейтронах. Но после определенного срока такие АЭС эксплуатировать нельзя — они могут взорваться. Нашу мы остановили через 26 лет, в 1999 году, но до сих пор тратим деньги на то, чтобы поддерживать ее в безопасном состоянии. У угольных станций нет такого понятия — вышел срок эксплуатации. Есть только физический износ, морального износа в Казахстане в области теплоэнергетики тоже не существует. Это означает, что можно поменять что-то и тогда топлива на 1 кВт будет тратиться меньше, за счет такой экономии мы отыгрываем затраты на модернизацию станции. Но у нас отыгрывать будет долго, потому что наше топливо дешевое. Отсюда проблемы — нельзя заменять оборудование только потому, что оно морально устарело. Следовательно, для нас актуально только физическое устаревание: если оборудование часто ломается, то его без лишней шумихи меняют, потому что – надо. Повторюсь: это специфика Казахстана — очень дешёвое топливо.
В отношении тех, кто очень хочет внедрить у нас ВИЭ тоже повторюсь: пожалуйста, стройте такие электростанции и сами пользуетесь ею. В таком случае я – за: твои деньги – твое потребление, но мне не навязывай. А сейчас что делается? Строят и прибыль от продажи получают одни, а плачу за это я, потребитель. Просто ВИЭ сейчас еще так мало, что мы не замечаем надбавок в один или два тенге, но когда их будет много, электроэнергия станет значительно дороже, — как минимум, процентов на 40%
Уж лучше бы молчали
– А из чего вообще складывается стоимость электроэнергии для потребителя?
– Есть три вида затрат – источник производства энергии, транспортировка и распределение. Два последних фактора добавляют к стоимости больше, чем сама станция, — примерно две трети. Теперь возвращаясь к загрязнению атмосферы. В прошлом году во время первого локдауна все алматинцы заметили, что воздух в городе стал значительно чище и прозрачнее. Между тем, топливные ТЭЦ как работали, так и продолжали работать. То, что несколько заводов встало, на их мощности сказалось мало – процентов на 10. Просто в городе машин стало в два раза меньше – перестал заезжать иногородний и пригородный транспорт. Я провел в те дни небольшой эксперимент: помыл машину и оставил её под открытым небом. Два месяца она оставалась чистой, но как только карантин сняли и в город снова стал заезжать иногородний транспорт, через 3 дня машину было не узнать – снаружи она покрылась слоем пыли и копоти. Так кто тогда загрязняет город? Тепловые станции или автомобили? Те самые люди, которые с восторгом писали в социальных сетях о том, что над Алматы исчез смог и стали видны горы, теперь категорически не хотят слышать про это.
– Вы комментарии читали под своим первым интервью в Exclusive.kz?
– Читал. Был такой вождь — Сталин. На вопрос о самоопределении нации он сказал, что право развода не означает, что надо разводиться всем. Так и тут: право говорить есть у всех, но я считаю, если можно не пользоваться свободой слова, то лучше промолчать. Социальные сети позволяют высказывать безнаказанно все, что человеку взбредет в голову. Один там сказал, что у меня школьное образование. Да, оно у меня есть, я не отказываюсь. Другое дело, что в этом году будет полвека, как я занимаюсь проблемами сжигания угля, до этого – лет десять аэродинамикой и так далее. Поэтому я более или менее понимаю в этом вопросе. Мы действительно сжигаем тот уголь, который мир выбрасывает. Им жечь его обходится дорого, а у нас он горит не хуже, чем нормальный уголь.
– Почему же они не перенимает наш опыт?
– Я за них отвечать не могу, но видел за рубежом обогатительные фабрики по уменьшению зольности угля. В Англии его доводят до 14%, но топливная станция просит 18% зольности, потому что такой уголь значительно дешевле. У нас, к сожалению, такой резкой зависимости от стоимости угля от зольности нет.
За границей также есть ТЭЦ, сжигающие бытовые отходы. Допустим, они сожгли тонну, получили энное количество киловатт энергии гигакалории тепла, продали их и получили деньги, плюс муниципалитет заплатил еще за утилизацию мусора. Мы должны делать то же самое. В Караганде и Экибастузе насыпаны целые горы самого плохого в мире угля. Он потихоньку сам по себе пылит-горит и загрязняет атмосферу. Но если бы за каждую сожженную тонну энергетикам платили, тогда бы все взялись сжигать его, а высвобожденный хороший продавали бы за рубеж. Повторюсь, мы единственная в мире страна, которая умеет сжигать плохой уголь.
– А почему они не перенимают этот наш опыт?
– У них все компании частные, общегосударственной политики нет. А у нас это – получение тепла и энергии за счет плохого угля — было и пока ещё, слава богу, есть. Поэтому мы дорожим топливом. Да, это хлопотно – сжигать плохой уголь, но терпимо. Однако, тем компаниям, которые занимаются этим, надо давать поблажку
P.S. В ближайших дни будет опубликовано интервью с оппонентом академика Бирлесбека Алиярова академиком Николаем Буктуковым, который создал одни из лучших в мире ветровых агрегатов.
Комментариев пока нет