За 30 лет Казахстан так и не нашел своего место в мировой глобальной цепи

Восстановление независимости Казахстана удачно и своевременно, на мой взгляд, совпало с эпохой постмодерна и процессом глобализации (при всей ее неоднозначности). Поэтому важно понять, насколько успешно мы смогли использовать основные тренды в политическом, экономическом, социальном и культурном развитии мира на рубеже XX—XXI веков.

Следует отметить, что постмодерн как мировоззрение оказал влияние, с одной стороны, на ускорение процесса глобализации, а с другой — смягчение силы ее воздействия. Постмодерн, как ни странно, противодействует тотальному проникновению глобализации.

Территориальные границы сегодня потеряли свой смысл. Глобальное развитие транснациональных компаний и технологий стирают экономические, политические и культурные границы. Национальные традиции, местные особенности стираются унификацией товаров, услуг, моды, продуктов питания, созданных и подогнанных под единый шаблон.

Глобальная экономика, как явление модерна – это переодетый, перелицованный империализм, осуществляющий колонизацию мира не через захват территории, а через формы и виды экономической, а затем и политической зависимости. Само стремление и навязывание одного образца, единых вкусов и ценностей есть явление модерна ХХ века.

Однако наступающий постмодерн нарушает планы глобализации с его плюрализмом, интересом к уникальному, пристрастием к новым формам, отказом от центричности, сомнением в необходимости неразмышляющего следования образцам стран первого миллиарда привел к таким принципам, как децентрированность, демонополизация. Отсюда интерес к национальному, локальному в поисках той самой уникальности (есть пиццу в каждой стране нелепо, когда можно попробовать местную кухню; в проживании в одной и той же сети отелей отсутствует ощущение смены места; унифицированная культура лишает смысла само путешествие). Лишь отличия позволяют оценить все многообразие мира и насладиться богатством культур, кухонь, традиций, ландшафтов. Отсюда актуальность возврата к национальным истокам и возрастания интереса к национальной культуре, которая и есть то, что страна может предложить миру.

В ответ на постмодернистское мышление человека XXI века поздний капитализм продемонстрировал удивительную гибкость, что находит выражение в явлении глокализации (глобальное+локальное). Эта концепция основана на идее децентрализованного мира и межкультурной коммуникации. Глокализация предполагает гармоничное сосуществование разнонаправленных тенденций в экономике и культуре.

Процесс глобализации приводит к исчезновению региональных отличий, что вызывает ответную реакцию – стремление к их сохранению и усилению (антиглобализм). Сопротивление унификации обостряет интерес к национальным отличиям, традициям, возрождению локальных кухонь, предметов быта, одежды, диалектов и т.д. Глокализация берет начало в исследованиях японские ученых, которые утверждают, что глобальные экономические, культурные процессы должны учитывать географические, социальные, антропологические и культурные различия между разными регионами мира. Столкновения глобального и локального есть следствие эпохи модерна с его оппозицией, конфликтом между универсалистскими (читай: европоцентристскими) и традиционными (читай: национальными) тенденциями, что приводит к культурному изоляционизму, бойкоту товаров и т.д. Постмодерн и глокализация предлагают снять этот конфликт, столкновение, бинарную оппозицию.

Логика развития глобального рынка несет угрозу самому себе. Если все товары и услуги будут унифицированы, то пропадает нужда в глобальной торговле, поскольку все производят одно и то же, по единому образцу. Это означает конец прибылей транснациональных компаний. Таким образом, все стороны заинтересованы в наличие разных культур, а значит, товаров и услуг. Иначе, например, теряет смысл развитие туризма, если туриста в любом месте ожидают одинаковые, приведенные под единый стандарт услуги, кухня, культуры.

Глокализация представляет собой компромисс между транснациональными компаниями и правами национальных производителей и потребителей. Так, например, китайские потребители просят делать пиццу с местными морепродуктами и без сыра. Другой пример: реклама мировых брендов, показы моды с участием местных звезд шоу-бизнеса, спорта.

Позитивное влияние глокализации обнаруживается в стратегиях некоторых транснациональных корпораций, включающих создание новых производств в регионах, где они осуществляют свою деятельность, подготовку местных специалистов для своих компаний, приобретение товаров местного производства, внимание к вопросам экологии, участие в решении социальных вопросов и локальных проблем.

Обратимся к Казахстану. Восстановив независимость и став субъектом мировой политики, мы должны были перестраивать страну, экономику, политику с учетом мировых трендов и, конечно, собственных интересов и условий постколониального периода. Что мы получили?

Глобализация для нас выразилась главным образом в том, что мы стали сырьевым придатком мира, а это – колониализм и модерн прошлого века, в котором ментально пребывает власть. Более того, продажа сырья не стала для нас возможностью для формирования альтернативной основы экономического благополучия в виде больших и малых производств, полного обновления и создания современной инфраструктуры, значительного улучшения экологической ситуации и т.д.

Даже свои многочисленные холдинги, нацкомпании, министерства мы не смогли заставить приобретать товары с местным содержанием и, тем самым, реализовать концепцию глокализации. Для этого нам следовало открыть сотни производств: мебели, канцтоваров, кондиционеров, компьютеров, строительных материалов, спецодежды и мн.др. Только благодаря обеспечению многочисленных офисов, министерств, образовательных и медицинских учреждений, а также добывающей промышленности в каждом регионе мы могли бы поднять многие десятки больших и малых производственных компаний. Увы, этого не произошло и, зарабатывая на сырье, мы выводили эти средства за рубеж, ввозя даже скрепки и скотч.

Мы не воспользовались мобильностью потоков людей и товаров. Вместо того, чтобы стать промежуточном звеном между Западом и Востоком, мы заставили уйти из нашего неба иностранные авиакомпании. Ради меркантильной цели заработать сейчас (лоббируемым авиакомпаниям) потеряли будущую устойчивую прибыль, так и не став транспортным хабом, пересадочным и перегрузочным узлом в центре материка. Мы упустили шанс стать необходимым звеном в глобальной сети.

Большая страна с красивейшими и столь разнообразными ландшафтами, уникальной кочевой культурой, оригинальной кухней, традициями, видами спорта – все это способствовало развитию туризма. У нас есть то, что можно показать миру. Но за 30 лет мы не смогли создать сеть дорог, построить караван-сараи по примеру предков, элементарно поставить юрты и биотуалеты вдоль дорог и в уникальных урочищах (ср. с ОАЭ, начавшими развивать туризм в начале 1990-ых и имевших меньше средств). Наши чиновники, поражаясь небоскребам за границей, решили, что и мы должны иметь нечто подобное для привлечения туристов. Невдомек им было, что люди едут в другие страны, чтобы увидеть нечто особенное и национально уникальное. Пока мы строили Астану, желая якобы удивить мир, туристы поехали за экзотикой в Монголию.

Наша территория и традиционная для нас специализация на сельском хозяйстве, казалось бы, позволяла занять свою нишу в глобальной экономике, предложив миру экологически чистую продукцию. Но мы даже себя не обеспечили, убив собственное зарождающееся производство вхождением в ЕАЭС и открыв рынок конкурентам в условиях, когда еще сами не окрепли. Заводы по переработке сельзохпродукции так и остались мечтами.

Союзы и международные договоры удивительным образом несут нам лишь убытки, закрепляют наше зависимое положение и множат долги. Глобальный кризис, вызванный пандемией, лишь подчеркнул наши уязвимости. При серьезных угрозах страны закрываются в своих национальных квартирах и обеспокоены спасением и обеспечением всем необходимым, прежде всего, своего населения. И это правильно. Ориентируясь на рекомендации ВОЗ, мы за неимением многих элементарных средств (даже грошовых масок) и неспособности быстро наладить их производство не смогли в полной мере выполнять их рекомендации. Мы не разработали свои механизмы эпидемиологической безопасности, что сделали и эффективно реализовали многие страны. Даже эта кризисная ситуация не изменила мышление власть имущих. Мы не стали стремительно перестраиваться, чтобы стать самодостаточными и не зависеть от других стран в вопросах жизнедеятельности, здоровья, безопасности.

Наша страна априори открыта любым рискам и вызовам, глобальным и локальным, потому что не встроилась в глобальные процессы и не создала эффективные внутристрановые условия жизнедеятельность. Мы не научились жить в глобальном мире, мы в нем барахтаемся вслепую. Власть имущие, чиновники-коррупционеры, олигархи считают, что они могут пользоваться завоеваниями глобализации (открытые границы, товары и услуги, иностранные банки и оффшоры, и пр.), но забывают о том, что у нее есть другая сторона. Санкции против РФ и ситуация ее противостояния с миром уже бьют по нам рикошетом и затягивают нас в воронку глубочайшего политического и экономического кризиса.

В 2007 г. В. Тулешов писал: «…постмодернизм, как глобальное направление мировой культуры, определяющее в основных чертах новые органические и синтетические параметры и стандарты современного постиндустриального мироустройства, общее лицо гомогенизирующего мира и тело постлиберального миропорядка, должен быть востребован элитами Казахстана в качестве идеологии строительства нового постиндустриального общества» (Тасжарған, № 43 (71), 15 қараша, 2007 жыл). Увы, этого не случилось.

Те, кто принимает за нас решения, устроили себе жизнь по высокому стандарту стран первого миллиарда и образца XXI века, а народ погрузили в мрак и нищету ХХ века. И эта иерархичность, бинарность, формирование сословности как социальной структуры выдает в них людей с отсталым, ограниченным мышлением. Потому что постмодерновое мышление характеризуется антиэлитизмом, антиавторитаризмом, равенством всех звеньев любой сети: социальной, экономической, информационной.

Главные черта и преимущество эпохи постмодерна и процесса глобализации – мобильность. Многие исследователи (Ж. Делёз, Ф. Гваттари, Дж. Урри и др.), говоря о постмодерне и постмодернистском мировоззрении, используют метафору номадизма, понимая под ним определенный тип мышления, интерпретацию мира и социальных, экономических связей как сети, а жизни – как движения, процесса, перехода из одного состояния в другое, из одного пространства в другое.

Происходит детерриториализация современного человека, который превращается в номада, кочевника. Речь идет не только о путешествии, перемещении по миру в поисках работы, получения образования или новых впечатлений. И дело даже не в цифровом номадизме, который, соединяя разные точки мира, открыл миру безграничное виртуальное пространство и расширил горизонты коммуникации.

Мышление человека постмодерна близко миропониманию номада, который жил в «сетевом», неиерархичном обществе, обладал пространством благодаря поразительной мобильности, не был подчинен единому центру и доминирующему вектору движения. В этом ряду и особое отношение к окружающему миру, включение человека в мир природы.

Социальная мобильность выражается в поиске нового места или роли в обществе, устраняющих вертикальные иерархии и основанных на горизонтальной сети: фрилансеры, волонтеры, гражданские активисты и др. Кочевник работал на себя, не на господина или государство. Между ним и результатами его труда не было посредника. Так, номады постмодерна переходят к экстерриториальности социальных отношений, утрачивая связь и зависимость от государства. У нас слишком много государства там, где его не должно быть, где надо предоставить людям свободу для успешной работы, инициативы и принятия решений по многим вопросам их жизнедеятельности, благополучия, безопасности, развития. В то же время государства слишком мало там, где оно должно исполнять свои функции и обязательства – борьба с коррупцией, преступностью, монополиями; улучшение медицины и образовании; эффективной расходование бюджета; реализация национальных программ и т.д. Это значит, что государство не созидающее, а паразитирующее (в т.ч. отдельно и самодеятельно паразитирующие чиновники), ориентированное на давление (налоги), контроль, создание препон вместо условий для развития, здоровой социальной атмосферы и бизнес-климата.

Когда-то казахи-номады обладали пространством благодаря мобильности. Услуги, которые они предлагали миру, заключались в налаживании связей между разными регионами континента. Ирония в том, что мы за 30 лет не создали способов быстрого сообщения даже между регионами внутри государства. В стране нет сети современных дорог, железнодорожных или автомобильных, которая бы соединяла не только отдельные регионы, но аулы, поселки, города внутри области.

При нашей территории и разбросанности населенных пунктов, нехватке учителей, отсутствия условий для дополнительного развития детей в аулах, где живет половина населения страны, значительную роль должен был играть интернет, однако мы не смогли обеспечить им многие населенные пункты.

Мы сподобились ввести институт прописки и регистрации граждан… Смогут ли так потомки номадов в XXI веке возродить свою суть, свои ценности, свое мировидение?

Философия номадов, мобильность и освоение новых пространств, сохранение своей уникальности и идентичности в условиях глобализации, децентрализация, антииерархичность и антиавторитаризм постмодерна, – все это отвечает духу кочевника, создает условия для успешного выхода из постколониального состояния, раскрепощения отравленного тоталитаризмом сознания, гармоничного, взаимовыгодного существования в глобальном мире.

Мы не используем своих преимуществ, предрасположенностей, ментальности, традиционного мировоззрения даже тогда, когда они становятся актуальными в мире. Власть все смотрит на кого-то, подражает кому-то, не может вырваться из ментальной, политической, экономической зависимости, ориентируясь на прошлое, на модерн ХХ века. И последствия этого катастрофические. По сути, власть продолжает во всем развивать тенденции трагического для нас ХХ века: в политике, экономике, идеологии.

(Продолжение следует).

• 69
• 62