Общественный консенсус – это способность услышать голос «Другого»

Как на Западе порой диаметрально противоположные силы добились общественного консенсуса, избежав при этом тотальной «линии партии» и уголовного преследования за инакомыслие?

Причем речь идет не о непременном принятии позиции оппонента по тем или иным вопросам, а о самой возможности сосуществования при наличии разных взглядов. Секрет успеха – в признании «Другого» и его голоса.

Западное общество преодолело представление о «Другом», научившись видеть в нем равного себе и признавать за ним право на его автономию, индивидуальность, собственное мнение и оценку явлений жизни.

Советская идеология в свое время лишила голоса миллионов людей, десятки этносов и социальных групп. Пропаганда (партия) говорила за них, т.е. присваивала их голоса.

Например, в Казахстане все, кто мог выражать мнение народа, были репрессированы в 1930-ые годы, часто лишенные не только права голоса, но и жизни (алашординцы, бии, шежіреші и др.). Так, коммунисты, присвоив голос «Другого», говорили от имени многих народов, решая за них, что для них есть добро, а что – зло.

Эта инерция сохраняется в неготовности, неспособности власти слышать голос тех, кто имеет иное мнение, и даже в страхе власти перед отсутствием единомыслия. Символически это выражается в еще недавних 90 с лишним % на выборах.

Переосмысление и создание более полной картины ранее произошедшего и происходящего сегодня возможно лишь посредством включения голоса «Другого», часто противоположной стороны, оппонента: репрессированного, проигравшего, колонизированного, депортированного, меньшинства, угнетаемого или, наконец, тех, чьим здоровьем и жизнями было оплачено ядерное превосходство советской страны.

Первый шаг состоит в стремлении к возвращению «голосов», в готовности дать голос «Другому», что становится едва ли не единственным способом избежать его маргинализации, его подавления и присвоения его голоса. Для нас это – вопрос актуальный, учитывая тот факт, что нам необходимо выстраивать единую гражданскую нацию, в рамках которой каждому этносу было бы комфортно, каждый этнос или социальная группа были бы уверены, что будут услышаны и поняты.

Концепция «Другого» или понятие Инаковости есть осознание присутствия «Другого», его позиции, знаний, опыта, воли, желаний. Отсюда необходимость в своем поведении учитывать точку зрения «Другого». Этот процесс взаимопонимания и взаимопринятия основан на знании исторического опыта и установок «Другого».

При наличии разного отношения к недавнему прошлому обществу важно придерживаться принципа интерсубъективации, суть которого заключается в способности людей в процессе коммуникации соотносить свою точку зрения с чужой, – учитывать, сравнивать, примирять разные взгляды на события. Интерсубъективность основана на том представлении о реальности, которое конструируется с учетом мнения разных людей (многих «Других»), на знании исторического опыта друг друга.

Успех коммуникации обеспечивается обменом мыслями, чувствами, семантикой символов, которые обусловлены опытом прошлого. Следует «позволить другим быть», уважать их инаковость, прекратить попытки присваивать их голос, включать их в предписанную роль, делать их удобными для своей картины мира.

В истории СССР не было места, например, алаш-ординцам, депортированным, жертвам ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне и др. Они буквально и фигурально были лишены голоса, не могли говорить за себя, не могли рассказать свою историю, историю «Другого».

Подчиненные или лишенные голоса вынуждены носить навязанную им «маску». Алашординцы превратились в японских шпионов, и их просто выкинули из истории, уничтожили их наследие. Сарбазы, восставшие против проводимой советской властью коллективизации и насильственной седентеризации, стали басмачами – бандитами, налетчиками, а их потомков научили видеть в своих дедах врагов. Раскулаченные были объявлены классовыми врагами и противниками советской власти. Депортированные народы превратились в коллаборационистов и пособников врагов советской власти. Полвека не было слышно голосов жителей Семипалатинского полигона, заглушаемых бравадой СССР, как первой ядерной державы.

В период перестройки многие из перечисленных групп были реабилитированы и… мы вновь не услышали их голосов. Раздавшиеся было голоса желтоксановцев и жертв ядерных испытаний вновь оказалась заглушены. Где романы, экранизации, песни, музеи, призванные ретранслировать голоса тех, кто ранее был лишен права давать собственную версию истории?

До сих пор, спустя 30 лет после развала СССР, наследники той идеологии испытывают страх перед голосом «Другого», пытаются его заглушать. В Казахстане это стойкое неприятие частью населения любых новых трактовок исторического прошлого, в РФ – угроза уголовного преследования за попытки дать интерпретацию, отличную от пропагандистски-советской. Тех, кто не желает, не готов услышать «Другого», потому что он по своей природе альтернативен, он основан на критическом подходе, демонстрирует отход от доминирующего канона.

Тех, кому отказано в праве голоса, маргинализируют, прямо и косвенно вытесняют, не позволяя им вписать себя в историю страны. Для них настало время выйти из положения «внутри» чужого дискурса и донести свои собственные смыслы, стать не затемненным фоном истории, а ее центром. Только так мы обретем полную историю своей страны без умолчаний и купюр. Наше представление об истории Казахстана должно вместить в себя больше других голосов. Включив голоса «Других», мы расширим границы истории, и вместо плоского, одностороннего взгляда на нее, получим, образно говоря, 3D изображение.

Порочная практика умолчания, сокрытия «другой стороны медали» продолжается уже новейшей истории Казахстана. Так, например, лишен права голоса Жанаозен. Власть, обещая услышать, на деле цензурирует голоса «Других», создавая информационный шум, навязывая через СМИ и прочие средства собственную доминирующую повестку. Это – тупиковый путь. Подавление голосов означает, что проблема просто загоняется вглубь.

Почему важен голос любого «Другого»? Потому что это – форма со-присутствия и способ выражения его собственной нормы, которая может быть понята, принята, поддержана большинством общества. Принять «Другого», объединиться с ним можно, только позволив ему быть. И это присутствие должно быть полным, а не загнанным в определенные рамки, роли, маски.

Взаимоотношения внутри общества всегда связаны с экзистенциальным напряжением, необходимостью принимать или находиться в дискомфортной ситуации, когда человек не по всем вопросам согласен с мнением «Другого». И тогда на помощь приходит некий договор, общественный консенсус, который строится на обычной вежливости, этикете, нормах поведения, призванных смягчить потенциальные столкновения, конфликты на почве разности взглядов, избежать оскорблений, намеренного или невольного затрагивания болевых точек. Подобная социальная практика служит своеобразным буфером и обеспечивает возможность постепенного сближения или бесконфликтного сосуществования с «Другим».

Другой более действенный метод – эмпатия по отношению к «Другому», способность людей представить себя на месте другого человека, принимать его чувства, испытывать сходные с ним эмоции, понимать его состояние, обусловленное его личным опытом или пережитым негативным опытом его народа. Эмоциональная реакция на боль другого человека или народа приводит к пониманию причин его переживаний, знанию его истории. Это принятие может состояться лишь при условии, что есть посредство, канал передачи – повествование, презентация, голос «Другого».

Эмпатия есть эффективное средство достижения солидарности на основе совместно переживаемого эмоционального единства. И тогда искомый консенсус строится на общности переживаний, оценок, ценностей.

Возникает вопрос: почему в нашем обществе голос «Другого» усиливает непримиримость оппонентов и ведет к ослаблению консенсуса? Увы, часть граждан страны по-прежнему не готова, не желает услышать голос «Другого», и это происходит из-за мировоззренческой установки на неприятие иного мнения, инакомыслия. Причина этого скроется в привычке иметь один взгляд на факты и явления, который не допускает наличия плюрализма, многоголосия. Советское фиктивное единомыслие обеспечивалось не только конструированием однобокой, плоской картины мира, но и замалчиванием альтернативных точек зрения, возможных вариантов интерпретации событий. Господствовавшее в историческом и политическом дискурсах замалчивание тех или иных фактов сегодня привело к уклонению от объективной истории Казахстана. Уклонение, как принцип исключения, позволяет избегать неудобных, болезненных тем, кодировать или обходиться клише вместо серьезного исследования и открытых научных дискуссий. Это все тот же прием: посредством умолчания лишить «Другого» его собственного голоса.

Опасность заключается в том, что сегодня судебные процессы идут исходя из разности политических взглядов. Это – продолжение репрессивной практики в духе тоталитаризма с его требованиям соответствовать разрешенной пропагандой единым взглядам. Начинается все с отдельных судебных разбирательств между оппонентами, но грозит постепенно вернуть маховик государственной тоталитарной машины.

Возвращаясь к актуальному для нас вопросу рассмотрения недавнего исторического, следует отметить, что нового взгляда нам не избежать именно потому, что прежняя интерпретация событий строилась на доминирующем дискурсе и маргинализировала, исключала голоса многих «Других».

Например, проработка казахами собственного исторического опыта сталкивается с  сопротивлением. Дело в тех, кто по-прежнему не готов услышать голос казахов, которым в советский период было отказано в праве иметь свой взгляд на собственную историю (цензура, запреты, суды, клеймо врага, изъятие тиражей). Сложно представить ситуацию, при которой гитлеровцы мешали бы народам Европы осознавать последствия ВМВ по той причине, что это их задевает или показывает их в невыгодном свете. Сегодня проблематично представить, как бывшие европейские метрополии запретили бы некогда колонизированным народам анализ и оценку колониального прошлого. Этого не случилось, потому что и гитлеровцы, и бывшие колонизаторы признали за «Другим» право на собственный голос. В итоге от этого выиграли все, постепенно преодолевая негативные последствия общей истории.

Проблема не в том, что открываются новые факты исторического прошлого, формируются новые взгляды на те или иные события и персоны. Проблема в неготовности людей увидеть другую сторону событий, усомниться в своих прежних взглядах, менять их под воздействием новых знаний, посмотреть на историю глазами других.

После более полувекового навязывания нам взглядов, трактовок, оценок (о себе и мире), нам следует учиться не только формированию собственного мнения (порой отличного от доминирующего или насаждаемого властью), но и способности слышать «Другого». Например, слышим ли мы голоса депортированных народов; потомков раскулаченных и высланных в Казахстан и др.? Без их голосов мы не будем знать их картины мира, не будем совместно переживать их опыт, достигать солидарности на основе общности истории, ценностей и т.д. История, точнее, взаимосвязанность историй разных этносов, может стать тем явлением, вокруг которого выстраивается широкий общественный консенсус.

Способность слышать голос «Другого» отнюдь не ограничивается вопросами исторического прошлого. Она научит нас диалогу в настоящем, в т.ч. диалогу между народом и властью. Диалогу без цензуры, репрессий, судов, тюрем. Способность слышать позволит нам услышать голоса угнетаемых, подвергаемых насилию, лишенных тех или иных возможностей, заключенных, наконец, всех тех, кого порой обозначают как «маргинальные группы», но они таковые лишь до тех пор, пока мы сами не слышим их, отодвигая их на периферию нашей жизни, нашего общества.

Коллективно разделяемые переживания и смыслы, аффекты и катарсис объединяют. И первое условие достижения консенсуса – звучащие голоса. Надо говорить, даже допуская, что могут не понять, не захотят услышать. Потому что, как говорит Рон Айерман, «голос в пустыне лучше, чем отсутствие голоса вообще».

• 63
• 62