ЕАЭС – продукт реликтовой мифологии,

21 июля, 2015

1564

Трудности, с которыми в последнее время сталкивается ЕАЭС, вовсе не инструментального характера, как это пытаются представить в Кремле. Желание Казахстана строить ЕАЭС на принципах, инвариантных принципам функционирования ЕС, Россией изначально попросту было проигнорировано. Россия жестко, по старой имперской традиции, навязывала полномасштабный масштаб интеграции, больше напоминающий отношения сюзерена и вассалов, с включением не только экономической, но и культурной и политической сфер.

И это привело к тому, что сам процесс создания этой организации вылился в серьезные споры о сферах функционирования создаваемого интеграционного объединения между руководителями Казахстана, Беларуси и России на страницах российских печатных изданий. Россия настаивала на политическом формате создаваемого объединения, а Казахстан однозначно выступил против политизации данного проекта. Этот серьезный спор, в конце концов, оставил за бортом само существо принципов и содержание предмета интеграции. Сейчас уже нет смысла говорить, что для создания интеграционного объединения требовалось провести широкое общественное обсуждение проблемы и, как минимум, референдумы в странах-основателях, что было проигнорировано общественное мнение и, что, наконец, общества этих государств в итоге совершенно плохо представляли себе свои собственные интересы и, следовательно, мотивы создания ЕАЭС. В итоге, в контексте, который понимали немногие, оставался лишь страх новых постсоветских государств и их элит перед Россией, способной, из-за несогласия пойти на интеграцию с ней, препятствовать их самостоятельному развитию всеми возможными политическими и силовыми способами и, в конечном счете, геополитически переустроить их в интересах «поднимающегося с колен» «русского мира».

Именно поэтому ЕАЭС был создан волюнтаристски и вульгарно, без досконального и подробного изучения опыта и основополагающих принципов интеграции европейских государств, с игнорированием объективных экономических законов развития государств, стремящихся воспользоваться позитивными результатами интеграционных процессов, а также периодов развития тех форм отношений, которые наблюдались у всех капиталистически развивающихся государств мира – форм и этапов либерального способа производства. К числу фундаментальных ошибок, конечно, можно отнести массу проигнорированных при создании ЕС общих принципов, среди которых принцип охраны прав и свобод личности, принцип правовой определённости, принцип пропорциональности, принцип недискриминации, принцип субсидиарности, а также ряд процессуальных принципов, разработкой и внедрением которых занимались ведущие ученые и политики Европы и, прежде всего, Жан Моне. Но главные просчеты заключаются в следующем.

Во-первых, за скобками предыстории ЕАЭС остался весь опыт и естественно — историческое значение развития капиталистической формации, пришедшей на смену феодализму, с ее закономерными фазами (торговая, промышленная, финансовая и акционерная), которые последовательно прошли, например, европейские общества на пути к собственной интеграции. В СССР, как известно, вместо того, чтобы изначально и полноценно развивать капиталистические рыночные отношения, поскольку страна в первой четверти ХХ века представляла собой феодальное (по сути и форме связи индивидов в культуре) государство, стали сразу «строить социализм» как будто это не длительный культурно-исторический процесс по воспроизводству нового социального качества жизни на основе рыночных отношений, а какое то кирпичное здание. Сущностно феноменологическое значение общественного и индивидуального сознания, духовного культурно-исторического опыта, сформированного и накопленного историческим развитием капиталистических экономических отношений и либеральных политических трендов, в СССР было, таким образом, заменено предметным, эмпирическим и бытовым пониманием удовлетворения материальных и духовных потребностей господствующего бюрократического класса, формирующего извращенную политизированную иерархию социальных ценностей создаваемой абстрактной общности – советского народа. Тоталитарное государство диктатуры пролетариата, поэтому, и не могло не распасться, поскольку большевиками был проигнорирован весь колоссальный опыт жизни передовых народов, вступивших со времен буржуазных революций в новую эру развития человеческой цивилизации с ее достижениями и трагедиями, инновациями и драмами, с ее прогрессом и отвергнутыми традициями. Полупустой и, следовательно, ущербный вариант большевистского русского модернизационного проекта, когда использовались товарно-денежные отношения, а рыночные нет, когда провозглашался демократический централизм, а демократии не было, когда декларировался федеративный строй, а действительной федерации не существовало, с неизбежностью привел к дезинтеграции СССР.

После развала СССР и образования новых независимых государств было бы закономерно создание необходимых изначальных условий для интеграции – собственных полноценных национальных экономических систем – национальных рынков товаров, услуг, рабочей силы и капиталов, когда государства становятся сначала собственными и уникальными «промышленными мастерскими» и уже потом находят достойное место в международном разделении труда, как это исторически сложилось в Европе. За это время могли бы произойти коренные изменения в социальной структуре обществ этих государств, которые привели бы к устойчивым антитоталитарным и антиавторитарным трендам общественных трансформаций, установлению конкурентной экономической и политической среды. В итоге мы могли бы наблюдать формирование устойчивого национального демократического консенсуса относительно развития содержания, форм и способов всей общественной и государственной жизни, осознание подлинных национальных интересов. Однако, не дожидаясь окончания торговой фазы развития капиталистических отношений, которая после вступления в ВТО насытила бы внутренние рынки товарами как импортного, так и местного происхождения, а, следовательно, не детерминируя начала промышленной фазы развития рыночной либеральной экономики, наследница СССР – Россия на основе заимствованной из прошлого национал-социалистической (по сути, леворадикальной) идеологии стала форсировать объединение постсоветских государств в своих геополитических интересах. Поэтому данный проект интеграции авторитарных государств, не прошедших горнила широкой и глубокой либерализации экономических отношений и демократизации общественных порядков, стал для большинства граждан этих стран иррациональным и псевдоконкретным проектом, не созидающим, а рушащим общественный культурно-исторический и социально-политический порядок и формат жизни. Такая превращенная форма интеграции изначально не могла и не может теперь быть устойчивой и перспективной в силу углубляющегося и ширящегося отчуждения сиюминутных интересов авторитарных элит от долгосрочных интересов большинства населения. Как отмечает Пауль Калиниченко: «Граждане государств-участников никак не привлекаются к принятию решений на уровне ЕАЭС, выборные органы Договором о ЕАЭС не предусматриваются. Нет даже органа, отражающего интересы структур народного представительства государств-участников. Евразийский экономический союз – это союз без демократии! Структура органов ЕАЭС представляет собой иерархию (Высший совет – Межправительственный совет – ЕЭК), и по сути, это третий уровень «вертикали власти». Легитимность? – Нет, не слышали». Сохраняющиеся административно-авторитарные способы и формы управления во всех государствах-членах ЕАЭС, в отличие от развивающейся «снизу» интеграции в Европейском Союзе, до сих пор не раскрепостили экономическую и социальную энергию граждан, сохранили влияние постсоветской бюрократии при соответствующем развитии коррупционных и криминальных преступлений. Поскольку у ЕАЭС нет серьезных и полномочных институтов (институты ЕАЭС обладают лишь рекомендательными полномочиями), помогающих ему реализовать его небольшой экономический (рыночный и технологический) потенциал, то непосредственных перспектив развития у него не имеется. В этом смысле ЕАЭС, с его конструкцией «псевдо-институционального регионализма» (формальное наподобие «мягкого регионализма» АСЕАН), когда ключевые решения принимаются советом глав государств, но не достигают наднационального уровня реализации, есть продукт чисто политической софистики и игры постсоветских элит друг с другом. Во-вторых, при создании ЕАЭС были в противоположном направлении осуществлены все политико-правовые процедуры, направленные на реализацию его целей.

Здесь, в отличие от целей формирования Европейского экономического сообщества (Общего рынка), предшествующего созданию ЕС, которые понимались в последующем как основные направления создания и деятельности ЕС, построение единого внутреннего рынка и обеспечение свободной и добросовестной конкуренции не является главной целью ЕАЭС, поскольку ее заменяет формат геополитического доминирования и взаимодействия России с другими членами объединения, реально не формирующими какого бы то ни было равноправного и взаимовыгодного партнерства. Если судить по контрсанкциям России в отношении ЕС, то их принятие полностью противоречило целям даже ЕАЭС. При недоразвитости, разбалансированности и диспропорциональности собственного внутреннего рынка, когда, например, производство товаров народного потребления существенно недооценено по отношению к продукции ВПК, отсутствие нормальной эффективности и достаточной производительности труда внутри самой российской экономики, как главных характеристик экономического роста, видоизменяет цели сотрудничества и мотивирует страну к давлению на рынки партнеров по организации как через инструменты курса рубля, так и напрямую – через экспансию товаров. Или, во всяком случае, такие цели ЕС, как прогрессивное и устойчивое развитие, обеспечивающее сбалансированный экономический подъем, построение социальной рыночной экономики, содействие занятости и социальному прогрессу, защита и улучшение качества окружающей среды, обеспечение научного и технического прогресса, не основаны на реальном умножающем потенциале стран-партнеров, а существуют в противоположном формате, уменьшающем и дезинтегрирующем такой потенциал. Коррупция и экономический криминал в государствах-членах ЕАЭС также являются следствием слабой укорененности прав частной собственности и либеральных экономических отношений, неинновационности и откровенно слабой институциональной конкурентной среды, которые при верном формате проведения рыночных реформ и создании полноценного национального рынка должны были стать не тормозом, а драйвером дальнейшего эффективного и сбалансированного развития экономики. Поэтому, в сравнении с ЕС, ЕАЭС являет пример плохой и вульгарной имитации интеграционного проекта, которую Михаил Саакашвили назвал «альтернативой ЕС», неспособной к развитию. В-третьих, изначально в договор о создании ЕАЭС были включены не 2-3 номенклатуры товаров или продукции (как, например, уголь и сталь при создании Европейского союза угля и стали – прообраза европейской интеграции), а сразу все номинации товарной продукции, а также услуги, рабочая сила и капиталы.

Теперь, когда в условиях серьезного экономического падения правительствами стран-членов ЕАЭС начали применяться взаимные протекционистские меры по защите своих товаропроизводителей и стали расширяться взаимные санкционные списки товаров и т.д., которые приведут в последствии к торговым войнам, это стало серьезным препятствием для реализации взаимной торговли между странами-членами ЕАЭС, торговый оборот между которыми упал в конце 2014 – начале 2015 годов на 30% сразу. Реальный интеграционный процесс, как известно, начинается с одного-двух конкретных проектов, с одного-двух товаров и набирает силу в своем движении именно по принципу движения от единичного к общему. Нарушение же этой элементарной логики в процессе создания ЕАЭС, без апробирования результативности и эффективности частных и отдельных проектов, с попыткой отменить формат зоны свободной торговли, который до этого неплохо справлялся с функцией свободной организации экономического сотрудничества, в целом привело к неэффективности «всеохватного» интеграционного процесса в ЕАЭС, его мнимой, фиктивной результативности, а также иррациональности и псевдоконкретности структурной модернизации, политизированности экономической сферы в странах-членах. Это позволяет определить будущее ЕАЭС как химеру – необоснованную и несбыточную идею, какой оказался в свое время и проект СНГ.

Пауль Калиниченко отмечает также, что «не лучше ситуация и с реализацией внешней компетенции ЕАЭС. С одной стороны, согласно Астанинскому договору ЕАЭС теперь является главным проводником интересов государств-участников во внешнеторговой деятельности. Это доступно к пониманию, вполне реалистичным является сценарий, при котором Европейский Союз, как главный торговый партнер всех стран евразийского пространства установит официальные отношения с ЕАЭС. С другой стороны, страны ЕАЭС имеют различный статус и различные обязательства в рамках международной торговой системы. Эти их обязательства превалируют над правом ЕАЭС в соответствии с Договором 2011 года. Обратите внимание, что широко разрекламированное «Соглашение о зоне свободной торговле между ЕАЭС и Вьетнамом» в действительности заключено в мае 2015 года ЕАЭС и его государствами-членами коллективно с одной стороны, и Вьетнамом с другой. Что это, явление «смешанности», известное в праве ЕС, или «мимикрия» внешней компетенции ЕАЭС? Подвергнем себя искушению и представим невероятное: ЕС пошел на сближение с ЕАЭС путем создания схожей зоны свободной торговли. «Это будет безумно сложное соглашение только с чисто юридической точки зрения»- справедливо считает Пауль Калиниченко. Наконец, такие цели ЕС в сфере прав и свобод человека как содействие утверждению мира, общих ценностей и благосостояния народов, где ЕС призван обеспечить своим гражданам свободу, безопасность, законность, которые утверждаются на всем пространстве ЕС независимо от внутренних границ, «в ЕАЭС практически не упоминаются, поскольку Казахстан и Беларусь, из-за опасений стать частью «русского мира» не могут позволить себе отказаться от собственного суверенитета в данных областях». – отмечает Пауль Калиниченко. В отношениях с внешним миром через ЕАЭС пока лишь продвигаются и защищаются ценности и интересы одной лишь России, поскольку, к примеру, соглашение о зоне свободной торговли с Вьетнамом и принятие Армении и Кыргызстана члены организации существенным образом не отвечают сегодня актуальным национальным интересам Казахстана и Беларуси. ЕАЭС явно не хватает концентрации на принципах, целях и направлениях интеграции, которые на первоначальном этапе существования интеграционной организации должны быть конкретно и целостно сформулированы. В социальной сфере, к примеру, такие цели как борьба против социального отчуждения, дискриминации, содействие справедливости и социальной защите, обеспечение равноправия мужчины и женщины, солидарность поколений и защита прав ребенка в странах-членах ЕАЭС также не являются значимыми, поскольку роль и значение неправительственного сектора и в целом гражданского общества существенно ограничены.

Если среди важнейших целей ЕС фигурируют экономическая, социальная и территориальная сплоченность и солидарность между государствами-членами и ЕС призван также уважать богатство и разнообразие национальных культур и языков и обеспечивать защиту и развитие общеевропейского культурного достояния, то, например, в самой России как доминанте ЕАЭС, продвигающей «русский мир», стали бурно расцветать иные противоположные «этнические миры» и, прежде всего, «чеченский мир», растут сепаратистские настроения, никак не способствующие укреплению этой солидарности и сплоченности. Это, вкупе с опасным ослаблением связи центра с регионами, большинство из которых находится в преддефолтном состоянии, и серьезным сокращением бюджетов социальных программ, способно ввергнуть страну в пучину долговременной геополитической дезинтеграции. На фоне греческого политического кризиса, когда греки выбирали между разными формами взаимозависимости и взаимодействия с европейскими институтами, не помышляя ни о выходе из еврозоны, ни о выходе из ЕС, эти проблемы России и ЕАЭС звучат куда более зловеще. Все эти оценки лишь подтверждают главное – будущего у ЕАЭС, который фактически не легитимен, не наднационален и не объективен, поскольку игнорирует объективные законы развития экономических систем и их интеграции, нет, «что Астанинский договор не способен воспроизвести евразийское подобие Европейского Союза, зато, учитывая его реакционную социальную сущность, аксиологическую архаичность и недемократический характер в целом, он оставляет вероятность появления новой «темницы народов»» — считает Пауль Калиниченко. Безусловно, такой взгляд основан на результатах применения фундаментальных философских принципов, главными из которых являются принцип соответствия исторического логическому, где, с другой стороны, логическое соответствует историческому, но лишь понятому в его сути, лишь в подлинной, внутренне необходимой последовательности его элементов, схваченных в понятиях и категориях философии и науки, а также принцип восхождения от абстрактного к конкретному, где конкретное в его полноте есть синтез многих абстрактных определений, следовательно, есть единство многообразного. Поскольку господствующими элитами ЕАЭС обосновывается «особый» (по-видимому авторитарный) характер отношений на постсоветском пространстве, который, однако, сегодня никак рационально объяснить и обосновать не получается, то игнорирование этих фундаментальных философских принципов и законов, объективно действующих, как известно, в природе, в обществе и в мышлении, а также в существе межгосударственных интеграционных процессов, как и в существе разработки экономической политики государства и развития демократических институтов, непозволительно с точки зрения ответственности перед настоящими и будущими поколениями граждан. В мышлении, конкретное поэтому выступает как процесс синтеза суждений (Кант), диалектического снятия предшествующего состояния в последующем (Гегель), переоценки ценностей (Ницше), деконструкции (Деррида), как результат, как универсализация человеческого опыта в качестве мысленной целостности, мысленной конкретности (Маркс), как обогащенное, развитое, целостное и универсальное абстрактное – как современная теория интеграции, которая является квинтэссенцией современной глобализации. В заключение хотелось бы сказать, что объявленное вступление Казахстана в ВТО и активное участие страны в создании и продвижении проекта строительства Экономического коридора Великого шелкового пути подвергнут ЕАЭС в предстоящие 5 – 7 лет еще более мощному дезинтеграционному воздействию и разрушению. Грядущее снижение тарифов на товары на 20%, а на сельхозпродукцию на 24% вместе с инфраструктурным развитием территории Казахстана, сочлененным со строительством Экономического коридора, на самом деле поставили государство на грань серьезнейшего политического выбора: либо экономическая система воспримет эти новые правила игры глобального экономического мира и отвергнет постсоветские, либо деградирует окончательно и миф об имперском союзе перестанет существовать. Дело в том, что данные проекты, к примеру, обещают невиданное доселе развитие казахской экономики и напрямую зависят от реформы политической системы в направлении осуществления по-настоящему глубоких и не зависящих от персонифицированных обстоятельств и аспектов демократических и социальных преобразований. Капитализм как новый строй для постсоветских государств может состояться только как коллективное и общенациональное творчество своей судьбы. Без реформ становится практически невозможным и осуществление реальных равноправных и взаимовыгодных интеграционных процессов в современном мире. Только по-настоящему демократические страны могут реализовать эффективное экономическое и интеграционное развитие. И переход Казахстана и других постсоветских стран к но ой для них системе общественных идеалов, стандартов и ценностей, на основе которых идет развитие человечества, может гарантировать им подлинное, а не мнимое, прогрессивное и полноценное будущее.