Иммунитет от экстремизма

Религиозный экстремизм в рейтинге существующих ныне и потенциальных угроз для человечества, безусловно, занимает одну из первых строк. Тому существует множество предпосылок, начиная от социальных проблем и нравственного упадка, заканчивая вмешательством внешних сил. Вопрос в том, как противостоять этой угрозе, и достаточны ли предпринимаемые меры, чтобы избежать рисков? Вопросы веры, с одной стороны, являются глубоко личным делом каждого человека; с другой — служат мощным инструментом единения людей во имя лучшей жизни, справедливости и торжества истины. Однако, помимо духовности, этот колоссальный потенциал в течении истории нередко использовался различными силами в качестве прикрытия при достижении своих корыстных целей. Сложилось так, что и в новейшей истории человечества большинство локальных войн, либо внутренних конфликтов оказались замешаны на крайних религиозных воззрениях. Здесь можно вспомнить примеры противостояния сионистского Израиля и Арабского мира, войну между суннитским Ираком и шиитским Ираном. Но этот же фактор выдвигался в разряд решающих в ходе кризисов, которые изначально никакого отношения к религии и не имели. Достаточно отметить дезинтегрированную Ливию после свержения Каддафи, Сирию, где идет полномасштабная гражданская война, либо Египет, в котором после полуторагодичного правления братьев-мусульман, общество расколото и с трудом возвращается к мирной жизни. Здесь, при почитании многовековой духовной сущности и наследия, последние десятилетия все же преобладали светские устои, национальные интересы и арабская солидарность занимали преимущественные позиции, в сравнении с другими консолидаторами. Однако, в момент радикальной смены власти, когда демократическая оппозиция и институты гражданского общества были зачищены, а духовное и политическое самосознание населения были низведены до минимума, именно экстремисты от религии быстро и почти беспрепятственно перехватили инициативу. Парадокс заключается в том, что ливийцы, тунисцы и египтяне в борьбе против деспотичных режимов добивались свободы, справедливости, демократии. Однако, по факту — получили брутальные формы теократии, далекие от стабильности и благополучия. Из приведенного списка, наверное, только Египет смог, пускай запоздало и ценой огромных потерь, блокировать чреватый процесс. Однако, на заре избавления от колониального ярма и обретения независимости, эти страны также переживали нечто подобное. Египетский президент Гамаль Абдель Насер тогда делал ставку на возрождение национального самосознания народа, в том числе — в качестве противовеса консерваторам, призывавшим к возврату в средневековье. В кругу последних большим влиянием в регионе пользовались монархии в Саудовской Аравии и Иране, за спинами которых отчетливо проглядывались гегемонистские устремления США. Курс Насера в скором времени не только привел к снижению рисков от чрезмерной политизации религии, но и был заимствован соседями, включая Ливию и Сирию. О причинах крушения десятилетия спустя указанных режимов писалось немало. Куда более важно, с точки зрения рассматриваемой нами темы, понять: как во мгновение ока светские, достаточно модернизированные общества оказываются в реалиях средневековых теократий? Столь стремительное по темпам перевоплощение вряд ли объясняется лишь естественным ходом вещей. Попутно сказываются и обретают ведущую роль такие факторы, как новая политика властей, устранение любых признаков инакомыслия, спонсорство могущественных фондов извне, в основном базирующихся в монархиях Персидского залива. Однако не меньший «задел» числится за прежними властителями этих стран, которые в стремлении продлить единоличное правление, оголяли тылы государства, ослабляя иммунитет. Речь, в частности, идет о преследовании инакомыслия и активных проводников гражданского и национального самосознания, замене интеллектуальной элиты прикормленной властью псведо-интеллигенцией, духовной деградации. Появляющийся в результате подобных кризисов идейный вакуум немедленно заполняют другие силы — такова природа общественных процессов. И здесь, на фоне традиционных игроков, религиозные экстремисты обладают очевидными преимуществами. Не в силу того, что пользуются симпатиями большинства населения, а, скорее, благодаря умению сплотить вокруг себя пусть и немногочисленную, но глубоко преданную и решительно настроенную группу людей. Дело в том, что в отличие от прочих общественных институтов, они обычно действуют в подполье, исключены из системной оппозиции и меньше преследуются. В критический час именно они оказываются наиболее подготовленными претендовать на власть. С подобным феноменом и столкнулись многие страны Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока. С некоторых пор указанный фактор все громче заявляет о себе на Северном Кавказе и Центральной Азии. Собственно, в Казахстане после серии террористических атак 2011-12 годов и предпринятых властями жестких мер, может создаться впечатление, что угроза экстремизма миновала, на худой конец — заметно спала. Но это обманчивое чувство. В действительности, можно констатировать, что после первой пробы сил, радикалы ушли в тень. И пока официальные инстанции пребывают в самоуспокоении — они накачивают мускулы, вербуют новых сторонников, благо, запущенные проблемы в стране, связанные с социально-экономическим положением населения, безработицей, маргинализацией части молодежи, имущественным расслоением общества и другими, служат благодатной почвой. Наиболее тревожная обстановка в этом смысле сложилась в Актюбинской, Атырауской, Мангыстауской, Южно-Казахстанской, Кызыл-Ординской областях. Уже не первый год выходцы из нашей страны отправляются в горячие точки, где проходят обучение не столько канонам религии, сколько навыкам вооруженной борьбы за свои идеи. Рано или поздно многие, из этих бойцов вернутся на родину, и далеко не факт, что не возобновят уже здесь экстремистскую деятельность. Такую же задачу ставят перед своими подопечными лидеры радикальных организаций и их спонсоры. В этом контексте вряд ли силовые акции, пусть даже высокопрофессиональные и эффективные, способны снизить потенциальные риски. Разумеется, попутно должны решаться те самые мотиваторы, которые толкают граждан, в особенности молодежь, в объятия экстремистов. Но сегодня идет самая настоящая борьба за умы, в котором Казахстан остается чрезвычайно уязвимым — общество фрагментировано, большей частью деморализовано, духовные ориентиры размыты и, в основном, формируются не внутри, а импортируются из-за рубежа. Стало быть, добиться успеха на данном поприще можно не шапкозакидательством, не бравыми отчетами о том, сколько законов принято, какое количество экстремистов уничтожено или посажено в тюрьму. Тем более, закон о взаимосвязи действия и противодействия еще никто не отменял, по которому силовые акции могут, напротив, катализировать процесс радикализации. А потому, исходя из опыта многих стран, одним из немногих источников вдохновения выступает обращение к истокам – преемственности поколений, чувству патриотизма, национальной гордости и достоинству, идейной конкурентоспобности, словом, всего того, что на протяжении столетий позволяло нашему народу не просто выживать, но и созидать. Сообразно тому в любой сфере, будь то культура, информация, искусство, да и та же религия, пора избавляться от комплекса неполноценности, согласно которому все отечественное является отсталым, заграничное — лучшим и продвинутым. Да, когда-то, наряду с внесением своей лепты, наши предки перенимали знания других, но обогащая их в соответствии со своим мировоззрением. Ходжа Ахмет Яссауи, Имам Аль-Бухари, Аль-Фараби, Толе би, Казыбек би, Айтеке би, Абай, Шакарим и другие внесли огромный вклад в общемировое духовное развитие. Они не были ведомыми, а сами определяли главный вектор развития. Носителем этих благородных идей и выступает национализм. Любая религия в истории Казахстана, равно как и других странах Центральной Азии, всегда и гармонично сочеталась с местными традициями, нравами, обогащая и становясь частью этого мира. В этом заключалась ее прогрессивность и популярность. Однако, в случае с эсктремистскими воззрениями в начале XXI века происходит отторжение ими всякого национального, самобытного. Таковые в большинстве своем отвергаются самопровозглашенными мессиями, как противоречащие их суждениям и подлежащие запрету. Взамен богатейшему цивилизационному наследию, Казахстану предлагается стать безликой частью некого религиозного целого, в котором правила игры устанавливают сторонние идеологи. Разумеется, у части населения это вызывает оторопь и раздражение, у другой, менее, устойчивой – увлечение и почитание. Это, в свою очередь, ведет к расколу в обществе и даже внутри отдельных семей. Получается, подобные крайние интерпретации ведут не к консолидации людей, а, наоборот, к их размежеванию, нетерпимости, вражде. Таким образом, мы имеем дело с чрезвычайно опасной тенденцией для общества и государства в целом. Тенденцией, иммунитетом перед которым способны выступить только национальное самосознание, его консолидирующий потенциал, традиционный взгляд на окружающую действительность, в том числе на веру. И здесь надо ясно понимать, что продолжающаяся пагубная практика зажима всего национального, начиная от языка, заканчивая телевидением, постоянные попытки отсрочить решение назревших вопросов, увеличивают шансы экстремистов на успех. Расул Жумалы, политолог

• 184
• 182