Как рождалась «многовекторность» Казахстана

Сегодня все чаще говорят о том, что нашей стране пора пересмотреть свою политику многовекторности. Exclusive.kz продолжает цикл публикаций из книги известного дипломата Вячеслава Гиззатова «Время перемен». На этот раз мы расскажем о первых годах нашей внешней политики и тех непростых решениях, которые надо было принимать.

Надо сказать, что в среде дипломатов и разведчиков еще до начала горбачевской «перестройки» постепенно зрели настроения тревоги за будущее страны, понимание необходимости радикальных реформ, направленных на либерализацию и модернизацию как политической системы, так и экономической жизни СССР, на устранение идеологических оков и раскрепощение созидательного потенциала народа. Это объяснялось их хорошей информированностью, отсутствием идеологической зашоренности, знанием того, что на самом деле происходит в мире, пониманием тщетности попыток партийной пропаганды замазать недостатки советского строя, что загоняло их вглубь, вело к сепсису всей социалистической системы.

По мере продвижения корабля перестройки становилось все более ясно, что управляет им не тот капитан, да и движется он хаотично и вслепую, без руля и без ветрил. Политическая трескотня М.С. Горбачева стала раздражать, а бесконечные, напоминающие телешоу, заседания Верховного Совета СССР, изрядно надоедали, поскольку ситуация неумолимо ухудшалась, страна постепенно сползала к развалу.

Вскоре начался «парад суверенитетов». Августовский путч 1991 года завершил этот процесс. «Путч» застал нас с женой в Талды-Кургане, где мы проводили отпуск у дочери Лейлы. О событиях в Москве я узнал от начальника Управления КГБ по Талды-Курганской области, который прислал за мной машину и подробно проинформировал о происходящем. Особое удовлетворение у него вызывало то обстоятельство, что в Управлении недавно закончили строительство новой камеры предварительного заключения, которая, по его мнению, может оказаться востребованной в новой обстановке. Было ясно, что он с удовольствием заполнит ее либералами-перестройщиками в случае поступления соответствующего приказа.

В апреле поехал в служебную командировку в Алма-Ату, где зашел к недавно назначенному министру иностранных дел Т.С. Сулейменову, чтобы поздравить его с назначением, и получил от него предложение вернуться на родину и поработать в качестве его заместителя в МИДе, где ощущалась острая нехватка квалифицированных кадров. В то время там работали около 22-х человек, включая технических сотрудников.

Надо признать, что приглашение легло на созревшую и благодарную почву. Уже в процессе агонии Советского Союза, особенно после августовских событий, у многих «московских» казахов возникали мысли о возвращении в Казахстан. Такие мысли одолевали и меня. При едином союзном государстве работа в центральных ведомствах воспринималась нами как почетная миссия, как работа на свой народ, который являлся частью великого советского народа. А после «парада суверенитетов», когда даже Россия провозгласила свою независимость, в мыслях все чаще возникал вопрос – а что я здесь делаю? Все сильнее становилось желание вернуться домой, отдать свой опыт и знания непосредственному служению Родине и принять посильное участие в строительстве своего национального государства, о котором мечтало не одно поколение наших предков.

Созрело твердое решение принять предложение Т.С. Сулейменова. Возвратившись в Москву, объявил об этом жене и на работе. Реакция была отрицательной. Жена волновалась за дочь, которая заканчивала среднюю школу, за ее будущее. На работе отговаривали, ссылались на то, что у меня хорошая репутация, меня ценят как знающего и опытного сотрудника, наконец, на предстоящую длительную загранкомандировку в Китай. Но я официально оформил свою отставку, и таким образом бесповоротно сжег за собой все мосты.

Мне представлялось довольно очевидным, что в Вашингтоне не воспримут эту идею. Эти опасения подтвердились в ходе визита, и нам, в конце концов, пришлось определяться и однозначно заявить в Вашингтоне об отказе от ядерного статуса.

Что касается вопроса ядерного оружия в Казахстане, то эта проблема была в центре внимания всего мира. Распад Советского Союза породил серьезнейшую тревогу за судьбу одного из гигантских арсеналов оружия массового поражения, особенно тех средств, которые были расположены вне России, а именно в Казахстане, Украине и Белоруссии. Некоторые силы увидели в этой ситуации возможность сломать режим нераспространения ядерного оружия и стать его обладателями. Имеется в виду многомиллиардное предложение лидера Ливии Муаммара Каддафи руководству Казахстана. США же боялись не только попадания этого оружия в руки враждебных государств, а в принципе не желали расширения ядерного клуба за счет бывших советских республик. И в самом Казахстане были достаточно серьезные политические силы, которые хотели бы сохранить ядерное оружие или, по крайней мере, сделать его предметом торга с США с целью получения экономических выгод. Да, и руководство страны, как я понял, на тот момент не определилось окончательно по этому важнейшему вопросу. Как можно было сделать вывод из проектов документов, подготовленных к визиту Н.А. Назарбаева, Казахстан намерен был выступать в статусе государства «временно обладающего ядерным оружием».

…МИД Казахстана, как и МИДы других союзных республик, в советское время носил декоративный характер. Декоративность подчеркивалась и помещениями, которые занимало министерство – два одноэтажных деревянных дома по ул. Мира (ныне ул. Желтоксан). Самое большее, к чему допускались МИДы союзных республик, было обслуживание иностранных делегаций, которые от случая к случаю заезжали к ним. В этих условиях об их причастности к реальной внешней политике и приобретении сотрудниками профессионального опыта говорить не приходилось.

Тем временем работа в молодом казахстанском МИДе кипела. Практически ежедневно к нам прибывали иностранные делегации. Продолжался процесс признания республики и установления дипломатических отношений, открытия в Алма-Ате иностранных посольств, формирования структуры и кадрового состава самого министерства. Иностранные делегации надо было принимать, размещать, необходимо было организовывать и проводить переговоры, готовить материалы к переговорам и документы к подписанию, координировать взаимодействие различных вовлеченных в этот процесс ведомств. Дел было невпроворот, 24-х часов в сутках не хватало.

Самым слабым звеном были кадры. Людей брали буквально с улицы. Они не имели специального образования, не говоря об опыте дипломатической работы. Приходилось учить их на ходу. Донимали просьбы и звонки относительно приема на работу чьих-то братьев и сватей. Хорошо, если это были кандидатуры, подходящие по своим объективным и субъективным данным. Но это было далеко не так. Зачастую они не обладали элементарной грамотностью. Особенно тяжело приходилось министру Сулейменову, так как отказать в просьбе тому или иному «агашке» означало испортить отношения с кем-то из влиятельных лиц, могущих навредить интересам молодого министерства. В конце концов пришлось создать Комиссию по набору на работу в МИД во главе с первым заместителем министра С.А. Курмангожиным. В ее состав включили такого авторитетного и хорошо знающего местные реалии и кадры человека, как Михаил Иванович Исеналиев. Членом Комиссии был и я. Деперсонализация и придание комиссионного формата принятию решений о приеме на работу сразу же сняли напряженность вокруг этого вопроса, позволили не отвлекаться на всевозможные интриги, а заниматься самим делом.

Была еще одна особенность, которую мне раньше не приходилось встречать. В Москве при подготовке к переговорам с иностранными делегациями, особенно высокого уровня, основное внимание уделялось разработке нашей позиции по обсуждаемым проблемам, тактике ведения переговоров, определению пределов возможного компромисса, запасных позиций, т.е. тем вопросам, которые и обеспечивают успех переговоров, достижение на них поставленных целей. В Алма-Ате же всех, даже на довольно высоком уровне, интересовали, в основном, вопросы, далекие от сути переговоров, а именно – кто в каком порядке и почему включен в состав делегации, где он должен стоять или сидеть, и тому подобное.

Каждый день был до предела насыщен. Работали без выходных. Многого не хватало. Так, на весь МИД был один компьютер и одна раздрызганная автомашина «Волга» (министра обслуживал гараж Управления делами Президента). Приезжало очень много делегаций и можно представить, каково было работать с ними при таком техническом оснащении министерства. Чем больше набирали людей, тем теснее становилось в двух МИДовских домиках. Целые управления занимали по одной комнате. Это относилось и к руководству министерства. Так, К.К. Токаев и я, два заместителя министра занимали один небольшой кабинет. Наши столы стояли напротив друг другу, между ними располагался совсем «убитый» диван. Его спинка при каждом неосторожном движении отваливалась, так что посетителям приходилось быть все время начеку.

Если к Касым-Жомарту Кемелевичу приходил посетитель, а среди них большинство были иностранные послы, то я выходил покурить, чтобы не мешать беседе. Когда приходили ко мне, то также поступал и Касым-Жомарт Кемелевич.

С первых дней пребывания в Алма-Ате стало заметно определенное соперничество между МИД и Международным отделом Администрации Президента, а также отдельными руководящими работниками Администрации, которые стремились вмешиваться в работу министерства, вплоть до мелочной опеки, что мешало и создавало нервозность и в без того напряженной работе. Вызывало удивление непонимание специфики работы МИД, отношение к нему как к любому другому министерству. Бросались в глаза провинциализм, отсутствие государственного подхода, превалирование порой местечковых и узкогрупповых и даже личных интересов.

Иногда дело доходило до смешного. Вспоминается характерный случай использования своего служебного положения довольно высокопоставленным чиновником из Администрации Президента для вмешательства в дела МИДа с целью демонстрации в глазах руководства своей «яйцеголовости». Мною был подготовлен проект послания Главы государства на имя Президента США У. Клинтона, в котором затрагивались ключевые вопросы двусторонних отношений, продвигались определенные идеи по их развитию. Как водится, документ после одобрения министром и за его подписью был направлен в Администрацию для доклада Президенту.

На следующий день меня вызывает министр, говорит, что по проекту послания в Администрации возникли какие-то вопросы, звонил, мол, такой-то. Поскольку ты автор документа, то езжай в Администрацию, но имей в виду, что бывают случаи, когда наши документы перепечатываются с незначительными правками и докладываются Президенту как составленные в соответствующем подразделении Администрации. Поэтому, добавил министр, не соглашайся ни на какие правки. Документ добротный, и пусть его докладывают, как проект МИДа.

Когда я приехал, высокопоставленный сотрудник Администрации на полном серьезе стал убеждать меня, что он хочет поймать Президента США, как он выразился, «в психологическую ловушку», поэтому предлагает внести в проект послания некоторые изменения. Меня поразили наивность и самоуверенность собеседника. Пришлось возразить, что так называемую «психологическую ловушку» можно устроить только в личной беседе, но никак не через письмо. К тому же, послание, скорее всего, прочитает не сам Президент США, а сотрудники Белого Дома, которые доложат своему руководству в лучшем случае лишь выжимки из документа со своими комментариями и предложениями. Добавил, что у меня инструкция министра не вносить в документ никакие изменения. Проект остался неизменным, и был подписан Нурсултаном Абишевичем в нашем варианте.

…В августе 1993 года меня назначили заместителем министра иностранных дел. Курировал отношения Казахстана со странами Америки и Европы, Южной Азии и Ближнего Востока, каспийскую проблему и вопросы экспортных нефтепроводов. Из этого краткого перечисления видно, что это были весьма важные направления нашей внешней политики. Естественно, как куратор американского направления внешней политики я был самым тесным образом вовлечен и в проблему ядерного разоружения, которой американцы и европейцы придавали решающее значение при обсуждении любых вопросов (разоруженческую проблематику курировал еще один «москвич» — Болат Кабдылхамитович Нургалиев).

В зависимости от обстоятельств и по поручениям министра приходилось заниматься и другими общеполитическими и частными проблемами. Как уже упоминал выше, будучи еще в Москве, составил некоторые тезисы для Концепции внешней политики Казахстана, и они пригодились в Алматы. После назначения К.К. Токаева министром иностранных дел, он с присущей ему основательностью решил, что пришло время для осмысления процесса формирования наших внешнеполитических приоритетов и разработки такой концепции. По всей видимости, он согласовал этот вопрос с Главой государства. Зная о том, что в Москве я какое-то время занимался этой темой, он попросил поработать над проектом концепции. Документ был подготовлен в довольно короткие сроки и лег на стол министра.

Располагаясь в самом центре Евразии, Казахстан естественным образом служил мостом между Азией и Европой, между Севером и Югом, между европейской, китайской и исламской цивилизациями. В то же время, будучи внутриконтинентальным государством, он не имел прямого выхода к открытым морям и, как следствие, к мировым рынкам. Экономика, формировавшаяся как часть единой общесоюзной экономики, носила однобокую сырьевую направленность, нуждалась в рынках для реализации добываемого сырья, так как своих перерабатывающих мощностей не хватало или вовсе не было.

Транспортная сеть Советского Союза была спланирована таким образом, что Казахстан не имел железнодорожного выхода вовне, кроме как через территорию России. А с железными дорогами КНР ширина полосы различалась, что также серьезно ограничивало транспортное сообщение с внешним миром.

Национальный состав страны на момент обретения независимости также был довольно сложным. Русское и русскоязычное население составляло больше половины народа Казахстана. Наши соседи по региону также были представлены в Казахстане значительными по численности диаспорами. То, что мы были расположены между такими крупными мировыми державами как Китай и Россия, не могло не оказывать серьезного влияния на внешнюю политику молодого государства. В то же время нельзя было не считаться и с международным весом и влиянием США и коллективного Запада, которые доминировали в мире.

Следование собственным национальным интересам диктовало необходимость сбалансированного подхода к выстраиванию наших отношений с партнерами, прежде всего, с великими державами. Это, конечно, вовсе не означало равноудаленность от них. Понятно, что наши исторически сложившиеся отношения с Россией, с которой нас объединяла многовековая общая судьба и тысячи нитей взаимно переплетенных хозяйственных, культурных и человеческих связей, нельзя было ставить на одну доску с отношениями, например, с КНР или с США. Вместе с тем, надо было учитывать и уважать и их интересы, чтобы из партнера не превратиться в объект их политики, а также не допустить чрезмерного крена в сторону Москвы.

Все вышесказанное, вместе взятое, и предопределяло многовекторный характер нашей внешней политики, без чего было бы невозможно обеспечить благоприятные внешние условия для становления только что обретшего суверенитет и независимость молодого государства, для его беспроблемного вхождения в систему международных отношений. Наиболее значимые из указанных выше факторов, такие как географическое расположение, были постоянными и неизменными константами, а мощь и влияние основных наших партнеров для нас также были долговременными, если не вечными объективными факторами, которые естественным образом обусловливали многовекторность нашей внешней политики на долгую перспективу.

Особое место, конечно, занимали наши соседи по Центральной Азии. Без формирования пояса добрососедства нельзя было рассчитывать на социально-экономический прогресс в условиях мира и безопасности.

Я убежден, и время подтвердило, что без многовекторности мы не смогли бы проводить сбалансированную внешнюю политику, лишили бы себя способности к маневру и, в конечном счете, попали бы в полную зависимость от одного из крупных глобальных игроков. Это означало бы для нас плестись в фарватере чужой внешней политики вместо того, чтобы следовать своим национальным интересам. При этом надо иметь в виду, что многовекторность, вопреки утверждениям некоторых оппонентов, вовсе не исключает, а предполагает вступление в союзнические отношения с теми или иными партнерами. Это ведь не политика нейтралитета.

В последнее время все сильнее раздаются голоса казахских доморощенных националистов, обвиняющих наших великих соседей – Россию и Китай – в мыслимых и немыслимых преступлениях против казахского народа в прошлом, однобоко и необъективно рисующих историю наших с ними взаимоотношений. Они мне напоминают малое несмышленое дитя, неосторожно сующего руку в горящее пламя, не зная о последствиях своего поступка. Поистине, самым опасным врагом казахского народа являются сами казахи, а именно такого рода националисты, которые, независимо от их мотивов, подрывают основы добрососедства и ставят под смертельную угрозу само существование нашего молодого государства и будущее нашего многострадального и миролюбивого народа.

• 64
• 63