Истоки и смысл русского национал-империализма.

Попытка вернуть империю не благодаря мягкой силе, а за счет жесточайшего насилия, обернулась выходом имперской модели на финишную прямую – теперь ее уж точно не восстановить никогда.

Антиамериканизм духа

Программной можно считать статью Лобанова в «Молодой гвардии» за апрель 1968 года. В самом названии – «Просвещенное мещанство» – обозначен объект критики: носитель главной опасности для того, что потом назовут широким словосочетанием «русский мир» (кстати, тогда уж писать его надо было бы в старой орфографии – «мip»). Речь о современном городском образованном человеке. О представителе нарождавшегося тогда среднего класса и потенциальном носителе буржуазных потребительских ценностей. О том, кого Александр Солженицын чуть позже назовет «образованщиной» – естественно, от слова «образование».

Мещанин из статей Лобанова и Чалмаева – главный враг русского патриота, человек, думающий только о мирском и не способный любить Родину. По Лобанову, «нет более лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия… Рано или поздно смертельно столкнутся между собой эти две непримиримые силы: нравственная самобытность и американизм духа».

Сегодняшние идеологи и пропагандисты, окормляющие нацию речами о сути «спецоперации» и гибридной войны Запада против России, почти буквально воспроизводят этот тезис. И не случайно источником беды объявлялся и объявляется «американизм»: и тогда, и сейчас все зло для национал-империалистов идет именно из-за океана.

Здесь уместны пространные цитаты из Александра Дементьева, так как из них становятся понятны ключевые тезисы «Русской партии», в полной мере характерные и нынешней идеологии: «В статьях нашего критика (В. Чалмаева. – А.К.) Россия и Запад в прошлом и настоящем противопоставлены друг другу не менее резко, чем в публицистике славянофилов и почвенников. Россия, как тысячелетний организм, сохранила свою духовную красоту и под татарским игом, и под натиском буржуазной морали, чистогана, бездушия, рационализма; Запад же стал “благоустроенным муравейником”, где царит новое варварство, мещанство, дешевая проституированная культура, власть сытости, куска, комфорта, где душа стала синонимом желудка».

«Новый мир» проиграл: его разгромили в начале 1970 года. Но и после этого «патриоты» не угомонились. Сергей Семанов – один из самых махровых шовинистов и антисемитов в этой команде – в августовском номере «Молодой гвардии» за тот же 1970 год обличал уже разгромленный противоположный лагерь, а также спекулировал на идее единства народа и государства (она тоже обрела сегодня вторую жизнь). Фрагменты из его статьи можно почти без купюр и с небольшими заменами терминов вставлять в речи руководителей сегодняшней России: «Конечно, кое-кто хотел бы нарушить это органическое единство нашего народа с нашим социалистическим государством. Ну что ж, известно, откуда звучат эти вкрадчивые “голоса”. Темные силы мира настойчиво пытаются любыми способами ослабить наше государство, посеять рознь и вражду среди советских народов. Вот почему монолитность нашего многонационального Отечества и дружбу наших народов надобно хранить и оберегать как зеницу ока». Без казенных апелляций к дружбе народов национал-империалисты, несмотря на уже состоявшуюся победу над либералами, все равно не могли обойтись.

Сионисты и «Англосаксы»

В поисках корней сегодняшней идеологии «Русского мира» и борьбы с инородческим влиянием можно заглянуть еще глубже в историю. По языку ненависти и тональности разговора о российском величии и превосходстве страна провалилась в последние сталинские годы, конец 1940-х – начало 1950-х. Это оттуда ироническое: «Чтоб не прослыть антисемитом, зови жида космополитом». Сегодня можно было бы заменить «жида» на «национал-предателя», а «космополита» на «иностранного агента».

Новый директор Пушкинского музея Елизавета Лихачева сказала: «Сталин сдох. Проехали. Он для нас предмет поп-культуры, как Микки Маус. Каждый раз, когда людей надо отвлечь от чего-то серьезного, важного, достается Сталин». К несчастью, Сталин не элемент постмодернистского и пародийного восприятия действительности: он, по сути, правит страной – опосредованно, через Путина. Через автократа, который скорее интуитивно эксплуатирует старую идеологию, с помощью которой обеспечивается «новая счастливая жизнь». А счастье – в смерти «за царя» и защите Родины от несуществующих угроз, которые специально создаются силовиками, выбивающими для себя финансирование. Продолжающаяся «спецоперация» позволяет делать вид, что эти угрозы реальны и более масштабны, чем раньше. Как следствие, растут бюджетные траты на «оборону и безопасность» и увеличивается доля секретных расходных статей бюджета.
Политика – это история, опрокинутая в настоящее, заметил исследователь сталинской идеологии Евгений Добренко. Путинский режим естественным образом питается соками и трупным ядом прошлого, попадая под радиоактивное излучение неглубоко закопанного сталинизма.

Как говорил министр иностранных дел Сергей Лавров, «у Путина три советника: Иван Грозный, Петр Великий и Екатерина Великая». Правда, от каждого из этих персонажей он взял не модернизационные интенции, а репрессивные – из всего Петра российский автократ извлек фразу о том, что исконно русские земли нужно «возвращать и укреплять». Пожалуй, редуцировать «советников» Путина можно до одного человека – Сталина.

Даже сам словарь позднего путинизма – отражение вокабуляра позднего сталинизма с его «антипатриотическими группами» во множестве сфер искусства. В 1949 году заматерел и оформился в официальном словнике враждебный советскому человеку «безродный космополитизм». Так и в 2014-м президент России ввел в словесный и политический оборот «национал-предателей», постепенно трансформировавшихся в «мразей» (выражение Путина) и «пропиндосскую шушеру» (а это уже эпитет от депутата и генерала Андрея Картаполова). Что делали эти самые «антипатриотические силы» в иные годы? Разрушали «идейную монополитность советского общества». Достаточно убрать слово «советского» – и получим клише сегодняшней идеологии.

Фундаментальным признаком врага всегда было «низкопоклонство» перед Западом (прежде всего Соединенными Штатами). Академический труд позднесталинских времен – «Против философствующих оруженосцев американо-английского империализма». В этой модели существования, как замечает историк Евгений Добренко, «риторика не просто формирует политическую реальность, но сама является такой реальностью». Сознание определяет бытие, выдуманные идеологические клише становятся той правдой, которой нужно придерживаться. Иначе последует наказание: когда-то – за «контрреволюционную деятельность» (58-я статья Уголовного кодекса РСФСР) или «антисоветскую агитацию и пропаганду» (статья 70), а сейчас – за «фейки» или «дискредитацию армии».

В этом мире злой волшебной сказки, где перемешаны разные эпохи отечественной истории, роль темных сил выполняют именно те, кого сегодня в России именуют «англосаксами». Евгений Добренко отмечает: как только в России пробуждается национализм, он окрашивается в антиамериканизм – «последний стал, по сути, маркером “русскости” наравне с православием и имперским мессианизмом». Он же обретает – именно начиная с позднесталинской эпохи – черты государственной политики.

В качестве еще одной темной силы при позднем Сталине появились «сионисты». В той идеологической конструкции евреи играли ту же роль, что сегодня играют украинцы: они носители всего худшего в этом мире. В Большой советской энциклопедии писали: «Евреи не составляют нации». Как и украинцы в сегодняшних представлениях российского истеблишмента.

Не менее карикатурны – хоть это и не смешно – сегодняшние обоснования принципиального антиамериканизма. Как, например, в многочисленных выступлениях секретаря Совбеза РФ Николая Патрушева: «Некоторые в Америке утверждают, что при возможном извержении (Йеллоустонского вулкана. – А.К.) самым безопасным местом станет Восточная Европа и Сибирь. Видимо, здесь кроется ответ на вопрос, почему англосаксонские элиты так стремятся завладеть тем самым Хартлендом». То есть стратегически важной «срединной землей», через которую, согласно сформулированной в начале XX века британцем Хэлфордом Джоном Маккиндером концепции, проходит «ось истории».

Чем неправдоподобнее «информация», тем охотнее к ней прибегают путинские идеологи. Тот же Патрушев рассказывал о планах Финляндии дестабилизировать «общественно-политическую ситуацию в Республике Карелия» посредством «стимулирования сепаратистских настроений, прежде всего среди молодежи». А глава СВР Сергей Нарышкин сообщил о планах Варшавы в отношении Украины: «У польского руководства усиливается настрой на то, чтобы ввести контроль на западных территориях Украины, в западных областях, путем размещения там своих войск». Как утверждает Путин, польские лидеры «рассчитывают под натовским зонтиком сформировать некую коалицию и впрямую вмешаться в конфликт на Украине, чтобы затем оторвать себе кусок пожирнее». «Мечтают они», по мнению российского президента, и о белорусских землях.

Путин и люди из его окружения экстраполируют на идеологических и политических противников свое архаичное мышление, согласно которому мощь страны измеряется ее территорией.

Колокол и пушка

Спор западников и славянофилов превратился в XX веке в противостояние сталинистов и антисталинистов. А затем начался конфликт национал-имперского течения и либерального. В условиях катастрофы 2022 года противостояние достигло своего пика, и смешанная сталинско-националистически-имперская идеология стала де-факто государственной. А правительство наконец потеряло статус «единственного европейца». Путинская Россия не смогла навязать себя Европе, претендуя на правильную, консервативную европейскость, и стала строить мир по старым лекалам Третьего Рима. Не то чтобы Путин пошел на Царьград, но роль утраченной Византии в концепции его мира стала играть ускользнувшая Украина.

Сторонники бесплодной и разрушительной «русской идеи» в ее постсоветской версии отвергли общецивилизационные ценности, зафиксированные в ельцинской Конституции 1993 года. И снова поставили внешний шлагбаум и множество внутренних – для «домашних» западников, объявленных «пятой колонной». Россия провалилась в поздний сталинизм и одновременно куда-то в XVII век, когда антизападные настроения проявлялись примерно таким же образом, что сейчас. Как писал Джеймс Биллингтон, «это была не столько четко сформулированная платформа, сколько простое связывание всех бедствий с нововведениями, нововведений – с иностранцами, а иностранцев – с дьяволом».

Россия усилиями Путина и его команды зашла на привычный порочный виток своего исторического пути. Еще в 1888 году философ Владимир Соловьев описывал ключевую проблему этой модели так: «Утверждаясь в своем национальном эгоизме, обособляясь от прочего христианского мира, Россия всегда оказывалась бессильною произвести что-нибудь великое или хотя бы просто значительное. Только при самом тесном внешнем и внутреннем общении с Европой русская жизнь производила действительно великие явления (реформа Петра Великого, поэзия Пушкина)». Потом Соловьеву вторил Николай Бердяев, утверждавший, что русский динамизм проявлялся только от соприкосновения с Западом.

Но в очередной раз в своей истории Россия отказалась от такого «соприкосновения». Модернизационный вектор развития сменился демодернизацией.

Национал-имперская русская идеология в который раз в истории подтвердила свою разрушительную репутацию.

Полная версия.

• 130
• 112