Язык и мозг: как научить детей мыслить вслух, а не только сдавать СОЧи

На каком языке учить наших детей? Казалось бы, ответ очевиден — конечно, на казахском. Но на практике всё не так просто. Почему? Об этом exclusive.kz поговорил с руководителем Авторской школы Жании Аубакировой Алмасом Сапаргалиевым.

– В 2023 году международная исследовательская организация PISA опубликовала данные: несмотря на то, что 80% населения Казахстана говорит на казахском языке, а число детей, обучающихся на нём, растёт — 64% учеников казахских школ не могут свободно излагать свои мысли и пересказывать тексты на казахском. Как вы это прокомментируете?

– Для меня это тоже очень серьёзная тема, потому что я сам окончил 10 классов на казахском языке и только в 11-м перешёл в русскоязычный класс — именно потому, что мой класс был расформирован. Своего сына я тоже отдал в казахский класс.

Но проблема грамотности и навыков чтения — и это не исключительно проблема казахских классов, а всей системы образования в целом. Современная классно-урочная система не даёт учителю возможности на уроке полноценно развивать те навыки, о которых вы говорите: пересказ, формулировка собственных мыслей, устная речь.

Зачастую ученики прекрасно пользуются интернетом, ресурсами, а с появлением ChatGPT ситуация только обострилась. Появилось ещё меньше мотивации к самостоятельному чтению и пересказу. Сейчас ученики могут ввести текст в ИИ — и получить пересказ на упрощённом языке. Задачи, требующие размышлений, анализа, упрощаются до механического воспроизведения. Мы видим последствия — навык пересказа просто не встроен в образовательную практику.

– Ещё одной причиной часто называют низкое качество учебников на казахском языке. Слышите ли вы жалобы учителей и если да, как вы решаете эту проблему?

– На учебники жалуются, кажется, все 30 лет независимости. У меня есть личный пример: моему сыну-первокласснику задали пересказ, и я увидел настолько сложный текст, что даже мне, взрослому, было непросто его пересказать. Я попросил ChatGPT заменить сложные слова на более простые синонимы и сократить текст. Да, при этом теряется культурная глубина, красота языка. Но как родителю мне важно, чтобы ребёнок усвоил базовую лексику, расширил словарный запас, освоил разговорные конструкции. А погружение в культурные нюансы — это уже следующий этап. Да, выполнение домашних заданий с ребёнком часто становится сложной задачей.

– То есть, по сути, навык говорения, как и другие — требует регулярной практики. И всё это означает, что мы по-прежнему не живём в полноценной казахоязычной среде?

– К сожалению, да. Большинство источников информации — на русском или английском языке. Казахский язык редко бывает первоисточником. Хотя, если честно, в последние годы заметен прогресс в сфере музыки, кино, сериалов — здесь казахский стал звучать гораздо чаще. Но в академической среде, на новостных сайтах, откуда мы черпаем информацию, первичные материалы по-прежнему публикуются на русском или английском. На казахский язык переводится по остаточному принципу.

– Зная всё это, почему вы всё-таки отдали своего сына в казахский класс?

– Потому что, несмотря ни на что, навык остаётся. Пусть он сохраняется на базовом уровне, но для моих сегодняшних целей этого достаточно. Конечно, свободно говорить на сложные темы мне бывает трудно, но в быту я не испытываю никакого дискомфорта. Я могу спокойно общаться на повседневные темы, поддерживать разговор.

– Что вы будете делать, если ваш сын в пятом классе тихо подойдёт к вам и попросит перевести в русский класс?

– Ключевым критерием для меня будет его уровень владения языком. Если я увижу, что он достаточно свободно выражает мысли, умеет читать и пересказывать тексты — возможно, я рассмотрю такой вариант. Но я не уверен, что до пятого класса он полностью освоит язык в нужном объёме. Я смотрю на это не только как на вопрос культурной среды, а с точки зрения того, как работает мозг.

Я надеюсь, что благодаря технологиям и нейросетям мы сможем создать условия, при которых каждый ученик будет практиковать язык на уроке, а не просто слушать лекции и усваивать 10–15% информации. Уже есть языковые тренажёры на английском, испанском и других языках. Они анализируют речь и дают рекомендации. Я очень надеюсь, что такие же технологии мы сможем внедрить и для казахского языка, чтобы ученик не просто слушал, а разговаривал, получал обратную связь, видел свои ошибки, и с каждым разом усложнял уровень. Школа — как раз то место, где это можно внедрить централизованно и повлиять на большое количество детей.

– Министерство образования понимает эту проблему?

– Мне кажется, в министерстве такие планы есть. Но как у любой большой организации, процессы идут очень медленно. Последняя крупная трансформация — обновлёнка, как её называют — была, на мой взгляд, не очень успешной. Репутационно она навредила: учителя сильно возмущались.

Поэтому текущая команда, возможно, опасается кардинальных изменений. Хотя всё, о чём я говорил, — на поверхности. Просто нужно подумать, как это реализовать инструментально. Сейчас мы в нашей школе разрабатываем платформу, которая позволит исключить избыточную рутину у учителей: проверку заданий, обратную связь каждому ученику.

Я очень надеюсь, что мы сможем облегчить жизнь учителям, чтобы у них осталась только ключевая функция — помощь детям: поддержка, эмпатия, сострадание. У многих детей — свои сложности: в семье, с одноклассниками. А когда на учителя навешиваются только функции контроля и принуждения, он в глазах ребёнка становится просто инструментом давления. И сами учителя, думаю, от этого не в восторге. Да, они видят: дисциплина даёт результат, но какой ценой? Поэтому контроль и дисциплину, мне кажется, лучше переложить на технологии, а у учителей оставить совершенно другие функции.

– Стал ли казахский язык языком социального лифта, как это когда-то было с русским?

– Если посмотреть на современных министров и других деятелей, большинство из них отлично владеет казахским языком. Но за бортом остались те, у кого с детства остались комплексы. Кого-то называли «орыс», кого-то осуждали за то, что не говорит по-казахски.
У моей супруги, например, до сих пор есть внутренний барьер — в детстве все вокруг говорили на казахском, а её постоянно упрекали. У моего близкого друга — похожая история: казахский язык ассоциируется у него с негативным опытом, с постоянными упрёками.

Мне кажется, что казахскоязычное сообщество должно стать более вовлекающим, а не осуждающим. Это, кстати, не только про казахский язык. Например, у французов — если говоришь с ошибками, закатывают глаза. А у испанцев — наоборот: если ты хоть немного пытаешься, тебя поддержат. Это культурная особенность, определяющая лёгкость вхождения в язык.

Сейчас казахский язык часто открыт для иностранцев — если ты иностранец и что-то сказал по-казахски, все радуются. А если ты сам казах и только учишь язык — могут осудить. Вот если бы отношение к своим было таким же тёплым, как к иностранцам, барьеров стало бы меньше. Нам нужно перейти к более открытой, поддерживающей языковой среде.

А русский язык ещё надолго останется с нами. Он продолжает играть важную объединяющую роль на постсоветском пространстве. Будучи интернациональным языком, он сохраняет своё значение.

При этом стоит помнить, что кипчакский язык, от которого происходит казахский, лежит в основе многих тюркских языков — и малых народов России в том числе. Я однажды наткнулся на YouTube-канал, где сравнивали татарский, кыргызский, казахский, турецкий — и был поражён, насколько они схожи. Тогда я понял, чего, возможно, боятся: что тюркоязычные народы смогут объединиться на основе общего языкового фундамента.

После этого я перестал переживать за будущее казахского языка. Он живёт в народе. Проблема, о которой вы говорите — читательская грамотность — это отдельная история. А разговорный, бытовой казахский, на мой взгляд, имеет прекрасные перспективы.

– Как вы считаете, это проблема только нашего поколения, которое вынуждено балансировать между языками? Или со временем она сама собой исчезнет, и останется, скажем, только казахский и английский?

– Мне ближе идея многонационального Казахстана, в котором всем комфортно. Мы видим, что самые привлекательные для жизни страны — те, где большое этническое и культурное разнообразие. Я бы хотел, чтобы в Казахстане сохранялись и развивались сразу несколько языков. Есть же примеры — Канада, Швейцария, где языки сосуществуют без конфликтов.

Просто система образования должна подстроиться под нашу языковую реальность. Мы ведь говорим и на русском, и на казахском, и на английском. Важно — не в каком объёме языки присутствуют, а как мы их изучаем. И тут, к сожалению, методика сильно хромает.

Мотивация тоже играет огромную роль. Посмотрите на людей, которые переезжают за рубеж — за полгода-год они осваивают язык, потому что вынуждены. Но и в школах можно воспроизводить такие условия. Сейчас дети уже живут в «игре», где есть правила: оценки, зачёты, контроль. Просто эти правила настроены не на развитие речи. Сейчас оцениваются СОРы, СОЧи, тесты, но почти нигде не оценивается говорение.

А ведь мы могли бы изменить систему так, чтобы ученики были мотивированы говорить, обсуждать, формулировать мысли. Пока что дети очень быстро адаптируются под конкретного учителя, считывают его требования, и стараются получить оценку минимальными усилиями.

Поэтому, я считаю, что все три языка должны остаться. Мы должны быть страной, привлекательной для всех — украинцев, белорусов, кыргызов. У нас должна быть экономика, где каждый может приехать, найти работу, пустить корни и внести вклад в развитие. Это общая задача.

Я смотрю на своих друзей — по паспорту все казахи, но никто не похож друг на друга. Один — как араб, другой — как русский, третий — как татарин, кто-то похож на филиппинца, кто-то — на британца. Мы — потомки многовекового смешения, обмена, миграции. Изоляция всегда приводит к деградации и стагнации. Вот простой пример: в арабских странах, когда женщинам разрешили работать — начался экономический рост. Потому что количество работающих людей увеличилось. Нам тоже нужно, чтобы больше людей работали, создавали ценность, развивали экономику. Всё просто: если ты трудолюбивый, ответственный человек — приезжай в Казахстан. Если нет — оставайся там, где ты есть.