Как казахстанскому Тигру не исчезнуть между Медведем и Драконом

11 июля, 2022

Именно январские события обнажили проблемные моменты в стратегии Китая в Центральной Азии и Казахстане. В Пекине появилось понимание, что экономического влияния недостаточно. Особенное раздражение в Поднебесной вызвало появление ОДКБ в Казахстане. Как оценивают в официальных и экспертных кругах КНР политические изменения в нашей стране? Об этом Exclusive.kz побеседовал с директором Центра изучения Китая и Центральной Азии Русланом Изимовым.

– Как изменились отношения между Китаем и США при президенте Джозефе Байдене? Трамп их оставил ему в наследство достаточно напряженными…

– Говоря об отношениях Китая и США при Байдене, нужно помнить, что именно в период правления Трампа они перешли из состояния конкуренции в состояние противостояния. Трамп, как человек, представляющий популистское крыло, попытался вынудить китайскую сторону заключить торговое соглашение, где Китай будет больше покупать американских товаров. Но уже очень скоро это перестало устраивать китайскую сторону и теперь мы свидетели масштабного противостояния двух глобальных игроков не только в торговле, но геополитике. На этом фоне, когда демократ Байден пришел к власти, в Китае появился определенный оптимизм, но он оказался ложным. Байден продолжил сложившуюся линию на сдерживание Китая. Более того, за счет этого он рассчитывал вернуть доверие своих союзников в Европе и Азии. Сегодняшние отношения между США и Китаем многие называют холодной войной 2:0. И даже на фоне войны в Украине — это противостояние остается ключевым элементом современного геополитического расклада.

– Сейчас идет достаточно интенсивное обсуждение тайванской тематики. Почему именно сейчас эта тема стала ключевой?

– Точек разлома между США и Китаем очень много, и Тайвань занимает в них одно из первых мест. Во-первых, осенью истекает срок полномочий Си Цзиньпина на посту генерального секретаря и уже осенью должен состояться двадцатый съезд Компартии Китая, на котором он должен передать власть. Но Си Цзиньпин за это время практически полностью устранил временные ограничения на занятие высших постов и даже ввел конституцию свое имя, где теперь он упоминается наравне с Мао Цзэдуном и Дэн Сяопином. Таким образом, все сделано для того, чтобы Си Цзиньпин оставался у власти еще как минимум десять лет. И в этом смысле, возвращаясь к вопросу Тайване, Си Цзиньпин, как очень амбициозный политик, хочет оставить свой след в истории, вернув Тайвань в лоно метрополии. Второй фактор – усиление давления США в этом вопросе. И третий, наиболее актуальный – война в Украине. Я думаю, китайские власти и лично Си стоят перед сложным выбором, но он не заключается в том, чтобы возвращать Тайвань или не возвращать. Выбор, скорее, заключается в том, когда это сделать. Часть специалистов считают, что это случится не позднее 2032 года, когда истекут следующие 10 лет правления Си Цзиньпина. Есть другая дата, связанная со 100-летием образования КНР – 2049 год. Но, как бы там не было, китайские власти, я думаю, не допустят обретения независимости Тайваня. Об этом практически регулярно заявляют китайские власти. Важно упомянуть, что в определенной степени китайские власти сегодня оказываются в заложниках у своего общества. В Китае в последние годы очень сильно растут националистические настроения, общество не потерпит проявления слабости со стороны властей, особенно в отношении Тайваня.

– У вас нет ощущения, что США создали новый военно-политический блок с участием Великобритании и Австралии именно против Китая?

– Мне кажется это совершенно очевидным. Основная идея этого блока в усилении военно-технического потенциала Австралии при помощи Великобритании и США для сдерживания Китая, как и ряд других инициатив с участием Индии и Японии. Более того, буквально до начала войны в Украине США были заинтересованы в том, чтобы максимально заморозить проблемные вопросы с Россией для того, чтобы все силы бросить на Китай. И хотя, начиная с февраля все усилия США направлены на то, чтобы содействовать Украине и не дать возможность России продвинуться дальше, в стратегической перспективе для США противник номер один – это Китай. Пекин действительно представляет угрозу гегемонии США.

– Как сейчас развиваются отношения между Москвой и Пекином в контексте западных санкций?

– Это сложный вопрос. Позиция Китая по отношению войне в Украине меняется на глазах. Си Цзиньпин призывает Россию сесть за стол переговоров. Война уже не выгодна никому, мировая экономика скатывается в пропасть. Стагнация наблюдается во всех развитых странах мира, не говоря уже о развивающемся блоке. Что касается отношений между Россией и Китаем, то еще в феврале у меня было впечатление, что Китай больше зависит от России, нежели наоборот. Сегодня нужно признать, что Россия больше зависит от Китая. Масштабные санкции заставляют Кремль искать других партнеров, но Китаю не нужны дополнительные сложности, связанные с возможностью вторичных санкций от Запада. Поэтому Пекин занял нейтральную и, в то же время, многогранную позицию. С одной стороны, он не оказывает военную помощь России, но торгово-экономические связи продолжаются. Китай здесь в выгодном положении, имея возможность в долгосрочной перспективе выторговать для себя более приемлемые условия. Но поддерживать Россию в демилитаризации Украины не в его интересах, поскольку он выступает за ее территориальную целостность. В общем, идет торг. Но в целом, Россию и Китай очень сложно назвать в обозримом будущем военно-политическими союзниками.

– У Китая, как и стран центральной Азии, под боком беспокойный сосед в лице Афганистана. Учитывая, что далеко не все страны мира сейчас выстраивают дипломатические отношения с Кабулом, какова позиция Китая?

– Этот важный вопрос сейчас немного отошел на второй или третий план в геополитической картине мира. Когда буквально год назад США спешно покинули Афганистан, очень сильно муссировались варианты о том, что образовавшийся вакуум заполнит именно Китай. У Пекина были достаточно тесные связи с движением Талибан. Будущее Афганистана решалось еще до выхода американцев. Но, вопреки этим ожиданиям, Китай не стал самым ключевым игроком в Афганистане, по крайней мере пока. Возможно, это связано с тем, что Пекин еще не видит в лице Талибана силы, способной удержать власть и стабильность в стране, и занял выжидательную позицию.

– В 2013 году Си Цзиньпин запустил инициативу Один пояс-Путь. Как сейчас выглядит этот проект для Центральной Азии в новой реальности?

– Об этой инициативе теперь говорят очень мало. Девять лет назад она началась очень динамично. Заговорили о переносе 55 китайских предприятий на территорию Казахстана с инвестициями 27 миллиардов долларов. Более половины проектов были реализованы, построены заводы, объекты инфраструктуры, созданы новые рабочие места. Но не все так однозначно. Практически все проекты касались добычи и переработки ресурсов в химической и горнодобывающей промышленности. Те же проекты, которые были ориентированы на создание добавленной стоимости, трансферт технологий или развитие ВИЭ оказались не реализованы. Я уже не говорю о скандальном строительстве ЛРТ в столице. Причины могут быть разные: где-то сыграла коррупционная составляющая, где -то проект перестал быть рентабельным для инвестора, где-то вмешалась пандемия. Сейчас снова заговорили о проекте «Пояс-Путь», но, скорее, с точки зрения развития внешнеэкономической деятельности Китая. Поэтому есть определенная надежда, что инициатива возобновится, но пока мы не видим каких-то практических шагов.

– Какие основные тенденции сейчас характеризуют взаимоотношения между Китаем и странами нашего региона?

– Это тема большого разговора. Все эти тридцать лет Пекин был вынужден учитывать интересы той же России или США в нашем регионе. Но запуск механизма 5 + 1, который был инициирован китайской стороной, где нет ни одного внешнего игрока, кроме Китая и пяти стран центральной Азии, говорит о том, что Китай хочет более активно проводить здесь свою политику. Вторая цель заключается в том, чтобы контролировать процесс региональной интеграции Центральной Азии. И Москва, и Пекин относятся к этому процессу достаточно настороженно. Оба наши соседа опасаются, что рано или поздно он выйдет на уровень международного многостороннего объединения, которое начнет проводить политику дистанцирования от них. То есть в целом китайские власти применяют новые подходы, их внешняя политика перестала бояться репутационных рисков. Сегодня они уже все чаще и все более жестко защищают свои интересы.

– А как в официальных и экспертных кругах КНР оценивают политические изменения происходящего в Казахстане?

– Если начать с январских событий, то они стали важным индикатором, изменившим подход Китая к Центральной Азии. Январские события стали неким шоком для Пекина. Экспертное сообщество Китая оказалось в замешательстве: с одной стороны, у них была уверенность, что первый президент все еще сохраняет в своих руках всю полноту власти, а второй президент только постепенно получает какие-то отдельные рычаги влияния. Но в январе в Китае, как и многих других странах, не понимали, что происходит. В то же время, именно январские события обнажили проблемные моменты в стратегии Китая в Центральной Азии и Казахстане. Там появилось понимание, что экономического влияния недостаточно. Теперь в Пекине задумались о политических инструментах, включая внутриполитические процессы. И это касается не только Казахстана, но и всего региона.

И это, кстати, в очередной раз показывает несостоятельность популярной до сих формулы, когда считалось, что Китай усиливает свое экономическое влияние, а Россия – политическое. Боюсь, что теперь эта формула не устраивает Китай. Ряд китайских экспертов откровенно писали о том, почему в такой сложный момент Казахстан обращается к ОДКБ, а не к другим региональным объединениям, в чьи полномочия также входит противодействие террористической и экстремистской угрозам. Китай очень не устроило, что и как все произошло. Я думаю, что Пекин будет теперь делать упор на вопросах безопасности. Мы наблюдали и ранее попытки разрешить китайским частным военным компаниям охранять китайские предприятия и граждан на территории Казахстана и стран ЦА. Пока об этом речь не идет, но в какой-то перспективе Китай будет уже настаивать на этом.

Что касается нового курса Казахстана, то конечно, Пекин полностью поддерживает реформы нашего президента Токаева и по-прежнему выделяет Казахстан из стран региона. В первую очередь это, конечно, связано с тем, что через нас идет стабильный транзитный коридор, соединяющий Китай с Европой, особенно в условиях риска возникновения конфликта на море вокруг Тайваня. Мы видим на примере Украины, что Запад очень сильно сплотился. Украина показала готовность пожертвовать своими экономическими интересами во имя защиты территориальной целостности. Если то же самое случится Тайванем, то США и их союзники могут действительно перекрыть морские пути поставок энергоресурсов в Китай. В этом плане Центральная Азия и особенно казахстанский маршрут являются чуть ли не единственным и наиболее надежным источником поставок энергоресурсов, как и торговли в целом. Поэтому в последнее время уже достаточно на серьезном уровне обсуждаются возможности открытия приграничных пунктов торговли, возвращения наших студентов в Китай, выдачи виз. Отношения постепенно налаживаются.