Как предотвратить водный конфликт между казахами, кыргызами и узбеками

В «Атласе водных рисков», составленном организацией World Resources Institute, Казахстан оказался среди 25 стран мира с наибольшим уровнем «водного стресса». По их данным, мы ежегодно потребляем от 40 до 80% всех доступных ресурсов. Для понимания: к этой же группе относятся Иордания, Саудовская Аравия и Эритрея, – то есть, страны, чья территория состоит из пустынь.

– До 50, а может, и больше процентов водных ресурсов у нас уходит буквально в землю. Не экономим, не умеем это делать как в быту, так и в отрасли, в экономике в целом. Не используем соответствующую технику, передовые технологии.

– признался на днях в ходе совещания в Акмолинской области президент Касым-Жомарт Токаев.

А до этого, выступая в начале месяца с посланием народу Казахстана, он отметил, что с внедрением в стране культуры сбережения природных ресурсов «конь не валялся».

Самый показательный пример – Кызылординская область. Это главный рисовый край Казахстана, целиком зависящий от Сырдарьи. По официальным отчётам министерства водных ресурсов, ежегодно в областную столицу подаётся больше 3 миллиардов кубометров воды. На бумаге этого объёма должно быть достаточно, чтобы залить поля, снабдить население и даже создать запасы на будущее.

Но реальная картина выглядит иначе. Как недавно выяснил Pavlov Analytics, используя спутниковые данные по каждому полю в Кызылорде и простые математические расчёты, фактически до сельхозугодий доходит почти вдвое меньше. По информации аналитика, в 2024 году потребление всех полей составило всего лишь 681 миллиона кубов, в 2025 – 689 миллионов. Если прибавить потенциальные потери, которые могли произойти по пути, получится, что реальная подача была примерно 1,8 миллиарда кубометров. То есть мало того, что более миллиарда теряется «по дороге», – в песке, в трещинах старых каналов, в испарении, – так ещё и министерство зачем-то завышает свои данные в отчётах почти вдвое.

И это не уникальная ситуация. Подобные масштабы потерь фиксируются и в Туркестанской, и в Жамбылской, и в Алматинской, и в других областях. Подчеркнём ещё раз: до 50-60% всей воды в стране сейчас уходит в никуда.

Но, на самом деле, вопрос далеко не только в том, как мы тратим воду. Дело в том, что Казахстан формирует у себя только около 57% годового стока, – остальное приходит извне: из Китая, Кыргызстана, Узбекистана и России. А потому любое решение этих стран, связанное с защитой водных ресурсов для собственных нужд, – открыть или перекрыть шлюзы, построить новую плотину, забрать больше для орошения и так далее, – сразу отразится на нашей экономике.

И если раньше «водные торги» чаще происходили за закрытыми дверями, то теперь это уже открытая политика. В этом месяце Кыргызстан официально заявил, что начиная со следующего года он начнёт брать со всех потребителей плату за воду, которая уходит вниз по Сырдарье. Это первый случай внедрения регулирования через платные механизмы в регионе, – такое нововведение было включено в новый Водный кодекс Кыргызстана. Для Казахстана и Узбекистана это решение означает дополнительные расходы и новые конфликты интересов. Проще говоря, вода превращается в инструмент давления – таким же, каким в других регионах мира давно стала нефть или газ.

Всё это, конечно же, влияет на состояние нашего сельского хозяйства и, как следствие, экономики страны. Если рисовые поля заливаются неравномерно, – то есть у одного хозяйства вода есть, а у соседнего – каналы почему-то пустые, – люди вынужденно начинают эту воду воровать, перекачивать насосами. В итоге появляются нелегальные водостоки и даже «чёрный рынок воды». Те, у кого больше денег или связей, получают воду первыми, остальные теряют урожай.

При обсуждениях проблемы сложившегося дефицита воды часто звучит мысль: «Ну а что мы можем сделать? Мы зависимы. Климат сухой, ледники тают, соседи перекрывают реки». Но правда в том, что есть страны, где воды объективно меньше, чем у нас, и при этом именно там научились извлекать из этого выгоду.

Самый яркий пример – Израиль. Пустыня Негев, засушливый климат, минимум природных источников. Там нет больших обводнённых рек вроде Сырдарьи, и климат куда более засушливый, чем в Казахстане. Но Израиль стал мировым лидером по повторному использованию воды: почти 90% очищенных сточных вод идут обратно в оборот, в основном для сельского хозяйства. Для сравнения: в Казахстане эта цифра близка к нулю.

Как им это удалось? Прежде всего – за счёт технологий. Израиль первым в мире в промышленном масштабе внедрил систему капельного орошения, которая позволяет использовать каждую каплю воды максимально эффективно. Сегодня эта технология распространена по всему миру, – Израиль превратил её в основу своего аграрного экспорта. Помимо этого, совсем недавно страна завершила строительство крупнейшего в мире опреснительного комплекса Sorek II, который, как ожидается, будет дополнительно давать до 200 млн кубометров чистой воды в год. Этот проект увеличит мощности опреснения воды в Израиле на 35%.

Схожим путём в защите водных ресурсов пошли в Объединённых Арабских Эмиратах. На Аравийском полуострове дожди – редкость, а температура летом доходит до +50. Казалось бы, хуже условий для сбережения воды не придумать. Но именно здесь уже работают несколько крупнейших в мире опреснительных комплексов. К тому же, в данный момент в Дубае строится станция Hassyan, которая сможет очищать почти миллион кубометров воды в сутки. Помимо этого, власти Дубая поставили цель – к 2030 году довести повторное использование очищенной воды до 100%. Это значит, что каждый литр технической воды в городе будет повторно применяться для полива парков, охлаждения генераторов или других нужд.

Ещё один урок по сбережению ресурсов показывает Япония. В Токио и других густонаселённых городах страны восходящего солнца тепло от мусоросжигательных заводов и электростанций используется для централизованного отопления и охлаждения зданий. Эта технология называется DHC – district heating and cooling. В результате внедрения такой системы снижается нагрузка на водоёмкие котельные и электростанции, и вода используется только там, где без неё не обойтись.

Все эти примеры показывают: дело не в том, сколько воды у страны есть, а в том, как управлять имеющимися ресурсами. Израиль, ОАЭ и Япония из уязвимости создали стратегию развития. У Казахстана, где воды объективно больше, чем у них, же пока сохраняется обратная ситуация: вода есть, но мы не умеем её ценить. А пока мы льём воду в трещины, ресурсы на нас не работают. В то же время сложившийся у нас дефицит водных ресурсов может стать толчком для перемен, которые в обычных условиях мы бы откладывали годами.

Первая возможность – технологическая. Сегодня мы до сих пор поливаем «по-средневековому»: каналы, арыки, затопленные поля. Половина воды уходит в песок. Но если ситуация обострится, это подтолкнёт агробизнес к массовому внедрению капельного и дождевого орошения, датчиков влажности, автоматизированных систем распределения воды.

Представим 2035 год: в Кызылординской области фермер открывает приложение на смартфоне и видит, сколько влаги в его поле. Система сама включает капельный полив ночью, когда испарение минимально. Вода подаётся ровно в нужное место и в нужное время. Урожай выше, при этом расход воды вдвое ниже. То, что сейчас кажется «дорогой игрушкой», неизбежно должно стать нормой – потому что без неё агробизнес в будущем просто не выживет.

Вторая возможность – цифровая. Сегодня мы не знаем, куда уходит вода: на бумаге цифры одни, в реальности – другие. Но президент уже поручил создать Национальную информационную систему водных ресурсов. И если её доведут до ума, не будут скрывать только для чиновников, а сделают открытой для граждан и, главное, защитят от стороннего вмешательства путём внесения ложных данных, – эта система может стать «Google Maps для воды». Только представьте: космический мониторинг показывает уровень рек и каналов в реальном времени, искусственный интеллект прогнозирует сток на неделю и сезон вперёд. Фермер или завод видит в телефоне, когда к нему дойдёт вода, и может планировать работу. Городской житель получает уведомление: «В связи с жарой и ростом потребления возможны ограничения, пожалуйста, используйте воду экономней». Всё это сделает ресурс более прозрачным и управляемым.

Третья возможность – новая экономика. Воду можно сделать фактором конкурентоспособности. Допустим, через несколько лет государство введёт правило: предприятие, которое использует повторную воду, получает налоговые льготы. Как следствие, МСБ и заводы начнут ставить мини-очистные системы и сберегательные технологии, которые помогут повторно использовать воду для уборки и полива. В итоге выиграют все: предприятия снижают затраты, государство экономит ресурс, люди получают более стабильные услуги.

Четвёртая возможность – города будущего. Представьте Алмату 2040 года. В новых районах дома подключены к «двойной системе»: одна труба подаёт питьевую воду, другая – техническую для полива и бытовых нужд. Сточные воды очищаются и идут на повторное использование. Парки и улицы поливаются не питьевой водой, а «серой». Тепло для домов идёт от мусоросжигательных заводов и солнечных станций, а не от котельных, которые сжигают тысячи тонн угля и потребляют миллионы кубов воды. В результате и жители не будут сталкиваться с летними отключениями, и тарифы станут более предсказуемыми, и сам город будет меньше зависеть от горных ледников.

Да, всё это требует инвестиций, новых правил и жёсткого контроля. Но именно в этом и скрывается возможность: дефицит заставляет нас меняться. Вода перестаёт быть чем-то «самим собой разумеющимся» и становится тем, чем давно должна быть – стратегическим ресурсом, вокруг которого строится экономика и повседневная жизнь.

Некоторые скажут, что все эти сценарии будущего звучат как фантастика и махнут рукой, – мол, зачем сравнивать Казахстан с Израилем и ОАЭ, если у них другие условия и другие деньги. Но, что интересно, кое-что из упомянутого уже происходит буквально рядом с нами, в соседней стране.

В советское время и на заре независимости Узбекистан считался «самой жаждущей страной региона»: хлопок требовал гигантских объёмов воды, узбекские поля некоторые учёные называли одним из главных факторов катастрофы Аральского моря. Десятилетиями страна жила с имиджем «водного расточителя». Но в последние годы ситуация стала резко меняться. Ташкент осознал: продолжать так – значит окончательно лишиться и урожая, и воды, и будущего. И все последние годы Узбекистан работает со сбережением воды гораздо жёстче и системнее, чем Казахстан. Там не стали ждать, пока «конь перестанет валяться», а начали массово внедрять то, что мы пока только обсуждаем.

Самое заметное – водосберегающие технологии. Если в Казахстане проактивное внедрение капельного орошения до сих пор воспринимается только как пилотный проект, то в Узбекистане оно стало государственной программой. Уже сотни тысяч гектаров переведены на новые методы, а к 2030 году цель – 1,4 миллиона га. Государство даёт фермерам кредиты и льготы именно на то, чтобы он перешёл на капель, и жёстко следит, чтобы это реально работало в поле. В результате там, где раньше поливали «по старинке», сегодня стоят трубы и датчики.

Второе – инфраструктура и учёт. Потери в каналах – та же самая болезнь, что и у нас. Но в Узбекистане начали её решать в лоб: бетонирование русел, автоматизация узлов, установка приборов. По официальным данным, это уже дало экономию порядка 7-8 миллиардов кубометров воды в год. Для сравнения: это примерно столько, сколько вся казахстанская система орошения потребляет за сезон.

Третье – цифровизация. Вода – слишком ценный ресурс, чтобы теряться в бумажных отчётах. А потому в Узбекистане уже начали активно ставить приборы учёта, внедрять онлайн-системы мониторинга, оборудовать датчиками насосы, скважины и гидроузлы. Теперь диспетчер может видеть фактический расход в реальном времени. А фермер понимает, что у него будет завтра, и может планировать полив, а не надеяться на «авось». Это не убирает всех проблем, но делает систему предсказуемой и прозрачной.

А самое главное для нас то, что Узбекистан работает в тех же условиях, что и мы: засушливый климат, трансграничные реки, зависимость от ледников. Разница только в том, что они уже строят новую систему, а мы пока только обсуждаем, как её построить. Их опыт хорошо показывает нам, что даже без гигантских денег можно получить быстрый результат, если сделать воду политическим приоритетом, дать экономические стимулы бизнесу, жёстко контролировать исполнение и, главное, перестать жить иллюзией, что вода бесконечна.

Конечно, существующую проблему это быстро не решает, – Узбекистан точно так же, как и Казахстан, по-прежнему входит в 25 стран мира с наибольшим уровнем «водного стресса». Всё ещё не все фермеры могут потянуть капельное орошение, не всегда техника работает без сбоев, не все довольны давлением сверху. Но в сумме эффект очевиден: страна уже начала экономить миллиарды кубов воды, которые можно использовать для новых посевов или просто для того, чтобы реки не пересыхали в июле-августе.

В Казахстане же пока многое остаётся только в планах и обещаниях. Впрочем, сейчас впервые появилось ощущение, что вода постепенно перестаёт быть «бесхозной темой».

Так, после послания президента профильное министерство пообещало, что Национальная информационная система водных ресурсов, которая объединит данные о поверхностных и подземных водах, гидросооружениях, каналах и водохранилищах, должна заработать уже в 2026 году. Помимо этого, с начала этого года Казахстан при поддержке ПРООН начал внедрение современной гидрологической модели TALSIM-NG, которая позволит управлять речными бассейнами и водохранилищами в разных климатических сценариях. Ожидается, что эта система позволяет прогнозировать сток в разных климатических условиях, рассчитывать последствия засухи или паводков и управлять водохранилищами так, чтобы вода расходовалась эффективнее. Сейчас завершено моделирование модели для Есиля, Нуры, Жайыка и Сырдарьи.

«Казводхоз» тем временем готовится к запуску новой прозрачной системы оплаты водообеспечения. Для фермеров разрабатывается биллинговая платформа: электронные договора, онлайн-заявки на воду, оплата через мобильные приложения. Для кого-то это может показаться бюрократией, но на самом деле это шаг к тому, чтобы каждая капля имела цену и ответственность. Чем понятнее и честнее система оплаты, тем меньше «чёрного рынка» и «договорённостей на словах». Это должно сделать распределение воды понятным, чтобы каждый видел, сколько заказал и сколько получил.

И, наконец, стал решаться вопрос инфраструктуры: с 2026 года начнётся реконструкция и автоматизация 103 ирригационных каналов, ещё 264 готовятся к модернизации. К 2030 году планируется охватить цифровыми технологиями не менее 40% объектов. Если это будет сделано, миллиарды кубов, которые сегодня теряются в песке и трещинах, смогут дойти до полей и заводов.

Многое сейчас зависит от того, будет ли это выполнено в срок и в полном объёме. Если Казахстан действительно доведёт цифровую систему до конца, качественно автоматизирует каналы и создаст прозрачные правила игры для фермеров и бизнеса, то вода перестанет быть в «дырявом ведре» и превратится в стратегический ресурс. Главное, чтобы эти проекты реально были доведены до конца, а не стали очередным несбыточным «отчётом о намерениях».