Как сберечь в себе казаха?

Как по-казахски будет называться … презерватив? Об этом много лет назад в Национальной академии наук Казахстана между двумя почтенными академиками разгорелся публичный спор. Поскольку казахи никогда им не пользовались, то, устав ругаться, ученые мужи совместными усилиями придумали свой аналог: «муше кап» – «мешок для члена».

Много шума из ничего

– Ну и зачем это было нужно? Ничего страшного, думаю, не случится, если казахи будут говорить процент вместо пайз, класс, а не сынып, вертолет, а не тікұшақ, паспорт, а не төлқұжат, – сказал тогда, комментируя этот курьез, переводчик и писатель Герольд Бельгер.

Он считал, что вокруг языкового вопроса очень много шума, а толку все меньше и меньше. Заверения в том, что пройдет каких-нибудь лет 10 и все общество заговорит на государственном языке, он считал несерьезными.

– Скорее всего через десять лет отодвинем благое намерение еще на 20 лет. Я постоянно подчеркиваю, что казахский язык нужен сейчас только аульным беднякам, бишаринскому люду, но у большинства казахов я не вижу особой потребности и желания в изучении родного языка, – заявил тогда в одном из своих интервью крепко оказахованный немец Бельгер. – «Зачем он мне? Мне английский нужен в будущем, а куда я пойду с казахским?» – говорят студенты, когда я бываю с ними на встречах. Более того, ко мне приходят наши бизнесмены, очень передовые люди, получившие образование за рубежом. Они владеют турецким, английским, некоторые – немецким, а вот родной казахский им не дается, потому что они не видят в нем потребности, он как бы не востребован. Они считают, что его нужно максимально упростить, говоря проще, примитизировать. Так, дескать, сделали в Турции. Но я не могу с этим согласиться: почему казахи должны скрывать свое языковое богатство? Я постоянно напоминаю всем, что в Казахском НИИ языка, начиная с 1937 года, накопили картотеку, состоящую из двух миллионов 400 тысяч казахских слов. Для сравнения: английский словарь – примерно 240 тысяч слов. Маяковский, например, обходился 15 тысячами слов, язык Шекспира тоже состоит из такого же количества слов, а в «Пути Абая» (я это тоже постоянно подчеркиваю) Ауэзов употребил 16983 слова. Это свидетельствует о богатстве и мощи казахского языка, которого многие не знают.

Некоторых раздражает эта цифра – 2 миллиона 400 тысяч. «Откуда вы взяли ее? – спрашивают меня. – Что это за слова такие?». Я отвечаю: не волнуйтесь, из них 90 процентов не находятся в широком употреблении. Это специализированные термины по различным отраслям народного хозяйства и прикладного искусства. Например, по животноводству, шитью, разным ремеслам и т.д. Сейчас стали активно употреблять выражение «Лидер нации». Меня раздражает это слово «Лидер». Зачем оно казахам? Слово-то заемное, в казахском языке есть аналог – саруар, это и есть лидер, вожак, предводитель. Так что о президенте целесообразнее говорить ел саруары или улттын саруары.

Жизнь, считал Герольд Бельгер, состоит не только из материального, но и из духовности, а она связана только с языком.

– Поэтому я тем удачливым ребятам-бизнесменам, радеющим за судьбы своего народа, и говорю, что надо держаться насмерть за свой язык. Не стоит казахам стремиться быть американцами, англичанами, даже – русскими. Не получится! Важнее – сберечь в себе казаха, если ты казах. Вытравишь из себя казаха, лишишься родного языка – станешь никем. От себя, что называется, ушел, до других не дошел.

Некоторые ученые-языковеды утверждают, что в ближайшее столетие на планет останется всего 15 языков, другие говорят, что всего четыре. Мы с вами до этого не доживем, но я, этнический немец, буду сражаться за казахский язык до последнего. За немецкий не беспокоюсь, на нем говорят более ста миллионов человек, он прочно стоит на ногах. Как и русский. Рядом с моим домом расположена средняя казахская школа имени Ибрая Алтынсарина. Дети говорят по-русски или на страшной русско-казахской абракадабре, учителя разговаривают с ними также – одно слово по-казахски, два – по-русски. Дедушки и бабушки, забирая внуков из школы, по дороге домой беседуют с ними, сильно коверкая язык, по-русски. Более того, я знаю своих сверстников-писателей, классиков, прекрасных переводчиков, чьи дети и внуки тоже не знают ни слова на родном языке. В чем дело? Я всегда отвечаю на этот вопрос: не хватает намыса – чести, достоинства, гордости. Сердце будет биться по-казахски, если каждый русскоговорящий казах однажды ощетиниться: «Я же казах, я должен видеть сны на казахском, а, проснувшись утром, читать стихи на казахском».

Я, например, очень сильно оторван от родной культуры, но перед сном минут 15-20 читаю вслух на немецком – стараюсь сохранить артикуляционную базу немецкого речестроя. Я сознательно культивирую в себе немца. Нет, я не возражаю, когда подчеркивают мою «казахскость», но предпочитаю все же быть немцем.

Находясь в своей стране, плохо говорить на родном языке – это, мягко говоря, некрасиво, неприлично. Я встречал казахов, проживающих в Германии, Франции, Дании. Они все хорошо говорят на родном языке. Беда, постигшая некогда их предков, навсегда пробудила в них национальное чувство. Объединяясь по 20-30 семей, эта маленькая горстка людей сознательно культивирует в себе казахов

Меня спрашивают: может быть, всем казахам, не владеющим родным языком, отправиться на время жить за границу, чтобы в них проснулся казах? Конечно, всех за границу не отправить, но думать об опасности ассимиляции надо. Есть театры, есть казахское радио и телевидение. Есть Абай, есть Ауэзов, есть златоусты-бии. Чего же вам, этническим казахам, не хватает для изучения родного языка? Возроди, разбуди в своем сердце намыс и докажи, кто ты есть в этом мире.

О «чистых» и «нечистых» казахах

– Казахский язык технически прост, – говорит врач-полиглот из Астаны Владислав Тен. – Грамматика тюркской языковой группы, я считаю, является одной из самых логичных и понятных, но почему-то упорно насаждается другая мысль: он настолько сложен и обширен по своему словарному запасу, что его невозможно выучить. Да, лексика казахского языка, действительно, чрезвычайно богата. Из-за этого мне никак не удается дочитать до конца «Абай жолы» Мухтара Ауэзова: в эпопее казахской жизни чрезвычайно много уже вышедших из активного употребления речевых оборотов, неведомых даже самим казахам. Однако, не нужно на каждом углу повторять, что в казахском языке из-за его богатства можно утонуть. Лучше почаще напоминать о том, что грамматика языка чрезвычайно проста.

Другая проблема, волнующая меня: казахстанское общество разделилось на две части – русскоговорящих и казахоговорящих. Первые считаются нагыз или таза-казахами, а русскоговорящие – шала-казахами. Но, извините, тогда кем же буду я – кореец, говорящий на казахском? Какой я – чистый или нечистый? И как называть тогда кызылординских русских или корейцев, ни в чем не уступающих нагыз-казахам в знании государственного языка?

Я это к тому, что это нездоровый процесс – называть одних настоящими, а других – половинчатыми представителями своей нации. Когда русскоязычный казах пытается заговорить на родном языке, то натыкается почему-то на сопротивление и неприязнь со стороны носителей языка. Глубоко уязвленный, он говорит после этого, что обойдется без казахского, ему и с русским языком живется неплохо.

Иллюстрация на обложке из открытых источников.

• 117
• 66