Константин Сыроежкин: Системная проблема – деградация элит

Одни считают, что Казахстан «лег» под Россию, другие – под Китай. Но обе страны переживают серьезный кризис. Чем это для нас грозит? Об этом exclusive.kz поговорил с известным синологом Константином Сыроежкиным.

– В свое время вас обвинили в том, что вы делились с госсекретами, но так и не уточнили (и не смогли доказать) – в пользу какой страны – России или Китая?

– Конечно, никто ничего не доказал. Нигде нет четких доказательств, что я нанес ущерб интересам национальной безопасности. Мне даже на суде сам прокурор сказал: мы вас не обвиняем в разглашении государственных секретов. А в чем тогда вы меня обвиняете? Государственной измене. А в чем она выражается? Неясно. Так или иначе, президент подписал соответствующую указ, удовлетворив моё ходатайство.

– Совершенно очевидно, что и у Китая, и у России серьёзные институциональные проблемы системного и долгосрочного характера. Как вы думаете, Казахстан это понимает?

– Думаю, понимает. Но мы перестали заниматься наукой по большому счёту. Серьёзно заниматься. Мы не изучаем ни Россию, ни Китай, ни страны Центральной Азии. Может, есть какие-то закрытые доклады. Но руку на пульсе надо держать, в том числе изучать эти самые проблемы. Если мы не знаем своих соседей, то грош нам цена. Мы не сможем работать на опережение.

– Вы можете охарактеризовать системные проблемы, которые стоят перед Россией и Китаем?

– У России проблем больше, и они стали очевиднее в связи с этой специальной военной операцией. Главная из них – запредельный уровень коррупции. Запредельный. Причём именно в тех структурах, которые, по логике, не должны быть коррумпированы вообще: министерство обороны, МЧС и т.д. Вторая проблема связана с демографией. Россия стареет. А это связано, прежде всего, и с недостатком трудовых ресурсов. К тому же нынешняя компания против мигрантов тоже внесет свою долю. Третье – катастрофическое падение уровня управляемости государством. Это общая проблема, характерная не только для России, но и Китая, не говоря уже о странах Центральной Азии. И конечно, общая системная проблема – деградация элит. Элиты разучились договариваться.

Ещё одна, с моей точки зрения, общая проблема – мы принимаем массу решений, иногда даже правильных, но контроль за исполнением этих решений – ноль. Отсюда возникают проблемы. Это называется болтовня или популизм. Но главное, это ведёт к падению уровня доверия к политическому руководству. И даже если это не ведет к протестам, то вызывает тот самый политический абсентеизм. То есть, проще говоря, людям наплевать, каждый уходит в свою нужду. И это плохо. Очень…

– А почему это плохо?

– Потому что люди всегда живут какими-то надеждами, ожиданиями хорошего. Так устроен человек. Он хочет, чтобы завтра было лучше, чем сегодня. А когда эти ожидания обманываются из года в год, человек теряет смысл жизни. А если мы посмотрим всю нашу постсоветскую историю, ожидания обманывались неоднократно. И в душе остаётся пустота.

Что касается Китая, проблемы те же. Та же коррупция, и то же демографическое старение. Просто они посерьезнее. Единственное, что там в плюсе, если решения принимаются, то там контролируют их исполнение. И поэтому есть шанс на позитив. В 2011 году ВВП КНР составлял, если мне память не изменяет, 53 триллиона юаней. На сегодняшний день – что-то порядка 200, то есть в несколько раз больше. Но главное, китайцы решили проблему бедности, сократив этот показатель с 700 миллионов человек до 7 миллионов. Конечно, при этом сохранился огромный разрыв в доходах и это не может не привести, рано или поздно, к потрясениям.

– Экономика Китая после десятилетий роста начала стагнировать. Западные эксперты считают, что формула «Рыночная экономика и авторитарное управление» уже достигла пределов своих возможностей. Пришло время либо проводить какие-то политические реформы, либо платить огромную цену за консервацию ситуации. Китай достиг пика своего развития?

– Нет, он будет развиваться и дальше, но более медленно. Соглашусь, что реформы, которые проводятся в экономике, должны дополняться политическими, но я не могу сказать, что в Китае этого не делается. В отличие от всего нашего постсоветского пространства Пекин строит дом с фундамента, а не с крыши. Политические реформы там начинают с местного управления, с низов. Сначала вводятся выборы на местах, потом муниципальные, сейчас уже дошло до провинциальных выборов. Это нормальный процесс, пусть и медленный. Другой вопрос, что на верхнем уровне власть не меняется. Поэтому западные эксперты говорят об авторитаризме, хотя с моей точки зрения там его особого нет. В Китае все-таки сохранилось коллективное руководство, даже несмотря на то, что влияние Си Цзиньпиня выросло. Тем не менее, решение принимается все-таки постоянным комитетом Политбюро. Вот эти семь небожителей принимают решение. И Си, пусть и первый среди равных, по уставу КПК вполне может быть смещен.

– Да, внешне КПК выглядит очень монолитной структурой, но там идет колоссальная внутрипартийная дискуссия…

– Она не может не идти. Формула социализма с китайской спецификой уже давно устарела. Это капитализм с китайской спецификой. Хотя некоторые социальные вещи имеют место быть, но в Китае давно за все платят. Он давно развивается на рыночной основе и никаких проблем нет. Другой вопрос, в чьих интересах это делается. В Китае все делается в интересах народа в том числе, а не только по благо каких-то политических групп.

Дискуссии в КПК неизбежны по той простой причине, что политический авторитаризм и либеральная экономика не совсем совместимы. Они имеют свои пределы роста. В Китае это противоречие подходит к своей логической развязке. Поэтому идет поиск, как дополнить экономические преобразования политическими реформами. Но есть хорошая китайская пословица, смысл которой в том, чтобы отпускать власть как бумажного змея, оставляя нить своих руках. Если завтра дать полную свободу, то неизвестно, к чему это приведет, скорее всего, к развалу. А разваливающийся Китай – это гораздо хуже, чем авторитарный Китай.

– То есть вы считаете, что китайская экономика имеет достаточно большой запас прочности, если Пекин будет внедрять так называемую управляемую демократию?

– Я еще несколько лет назад писал, что Си выбрал авторитарный путь. Но это очень рискованно по ряду причин. Во-первых, это сужает поле для кооптации новых партийных элит. До сих пор не определён преемник, хотя это нарушение всех норм. Во-вторых, это сужает возможность проведения политических преобразований, а они необходимы на сегодняшний день, хотят они того или нет.

– А что вы скажете в этом контексте о России? Все чаще говорят о ее предстоящем развале…

– В России, с точки зрения того же академика Глазьева, надо менять модель экономического развития так же, как у нас. У нас просто неправильные модели экономического развития, которые не дают возможности развивать внутренний рынок, внутреннее производство. Сейчас растет только ВПК, а половина России до сих пор не газифицирована. Но не все так плохо. Да, на системном уровне проблемы будут нарастать, но это не значит, что Россия распадётся. Я не верю.

– В распад СССР тоже никто не верил. Даже Западу не нужна ещё одна точка нестабильности. Но, тем не менее, есть экономические и политические признаки, что вероятность такая всё-таки есть. Как вы думаете, есть у России шанс всё-таки сохранить свои окраины, за счёт которых, собственно, она до сих пор выживает?

– Я не вижу пока особых проблем. Для того, чтобы произошёл какой-то взрыв, нужен достаточно высокий уровень протестного потенциала. Я его не вижу.

– Вы хорошо разделили протестный потенциал и падение уровня доверия. У Путина даже по официальным в ВЦИОМовским данным рейтинги обвалились до исторических минимумов после того, как началось вторжение в Курск.

– Это естественный обвал. Но ведь есть в России нормальные головы, почему к ним не прислушаются? У того же Глазьева прекрасная программа развития. Понимаете, одна из главных проблем России заключается в том, что она мало делает для внутреннего развития. Если бы она стала привлекательной внутри, то ей не надо было бы с кем-то бороться снаружи.

– С некоторыми погрешностями мы видим, что кризисы в России и Китае очень сильно похожи. У Китая меньшей степени, у России в большей. Но что это значит для Казахстана? Как это все может отразиться на нас?

– Не думаю, что будет какое-то сильное влияние на нас. Мы очень маленькая экономика. Но в любом случае, нужно рассчитывать только на себя. В этом смысле нам нужна формула Китая – приоритет должен отдаваться исключительно внутренним национальным интересам. И на эти интересы должно работать все, включая внешнюю политику.

– Но ведь одни говорят, что мы легли под Россию, другие говорят, что мы легли под Китай. Как вы думаете, под кого мы в итоге «легли»? Могут ли нас «поделить» Россия и Китай?

– Фобии были всегда. Соседей всегда не любят, особенно более успешных. На сегодняшний день ни Китая, ни Россию нельзя назвать достаточно успешными. Но тем не менее, это соседи, а они сильнее нас. И отсюда возникают эти фобии. Тем более, что они подогреваются. Другой вопрос, на чем они основаны. И Китай, и Россия, и государства Центральной Азии наши союзники. Со всеми подписаны соответствующие договора. Плюс уровень, так скажем, взаимной зависимости друг от друга. Несмотря на то, что Казахстан маленькая страна, и Путин, и Си заинтересованы в хороших отношениях с нами. И то, что делает сегодня наш президент, правильно. Хотя, с моей точки зрения, эпоха многовекторности заканчивается, потому что разучились договариваться. Тем не менее, пока у нас ни с кем конфликтов не намечается, если не будет серьезных провокаций. А для того, чтобы их не было, надо просто изучать соседей, знать их проблемы, и работать немножко на опережение.

• 96
• 76