Куда мы идем: евразийство, русский мир или неотюркизм?

Война в Украине окончательно дискредитировала идеи так называемого русского мира. Но были ли они изначально ущербны или деградировали под давлением чудовищных обстоятельств? Казахстанский философ Валихан Тулешов видит истоки этого явления в исторической традиции России – там существует веками отшлифованная система подавления общества и ограничения прав и свобод человека. Как быть Казахстану, который продолжает оставаться под влиянием «русского мира» во всех смыслах: ментальном, языковом, не говоря уже о социально-политическом и экономическом?

– Русский мир – сегодня это один из ключевых вопросов, который, к сожалению, мало кто обсуждает. Давайте признаем, что Казахстан, да и не только Казахстан, по-прежнему остается под влиянием русского мира во всех смыслах – историческом, ментальном, языковом. Я уж не говорю о социально-политическом и экономическом. Какие последствия от этих продолжающихся зависимости и влияния вы видите?

– Можно ответить по-разному: да, мы находимся под влиянием, и да, мы отходим. Можно сказать – да, мы продолжаем следовать этому постколониальному дискурсу, или наоборот Но если мы отказываемся идентифицировать себя как самостоятельный этнос, как самостоятельную нацию, то, соответственно, мы не можем утверждать, что мы являемся живым народом. Тогда мы – народ, который живет в чьей-то парадигме, находится в чьей-то колее. Как Ницше говорил – не живой народ живет чужой жизнью. Получается так, что как будто мы живем не в своей сказке, не своими мечтами, не своими снами, то есть, мы не живой народ – если так. Но на самом деле мы все-таки живой народ, потому что у нас проходит процесс деколонизации, но мы чаще всего не видим этого. Простые люди не задумываются над глубинными вещами, которые происходят в самосознании этноса. Чаще всего мы живем какими-то привычными, как нам кажется, собственными философемами. Но эти философемы чужие.

У нас внутри существует своя собственная идентификация. Представьте актера, который играет роль в театре – да, мы вжились в какую-то роль. Но на самом деле мы все сами себе актеры, как и любой этнос, который в таком состоянии находится. Гумилев говорил о реликтовых этносах, которые не имеют своей государственности – они живут, в глубине души лелея мечту о своей независимости, вместе с тем они недееспособны как самостоятельный политический субъект на международной арене. Но Казахстан – уже субъект, казахский этнос – уже субъект мировой истории.

Надо понимать различие живого этноса, который действует в осознании того, что он должен делать, к чему он должен стремиться – осознанно или неосознанно, имея или не имея философскую национальную систему. Все это имеет отношение к собственной философии его собственного бытия в настоящее время, на настоящей территории в настоящих границах, настоящих политических отношениях с другими странами. Поэтому я хочу сказать, что это неоднозначное суждение – что мы живем, продолжаем жить под влиянием русского мира. Да, в чем-то живем, и в чем-то уже отошли.

– У меня такое ощущение, что мы сейчас вернулись в 90-е. Что Казахстан стоит вновь перед каким-то цивилизационным выбором. И не только из-за войны в Украине. Я думаю, что это началось раньше, и есть три конкурирующие идеи – это русский мир, концепция евразийства и тюркская интеграция. У каждой из них есть свои недостатки, свои преимущества. Вы можете взвесить эти концепции по степени их перспективности и нашей вовлеченности?

– Ни одна их них не перспективна. Эти три концепции имеют один недостаток – они все частично или полностью тоталитарны или авторитарны.

Евразийство, как мы помним, возникло на границе развала Российской империи и возникновения Советского Союза. Русский мир возникает на границе развала Российской федерации. Тюркская интеграция – на начале развала всего постсоветского пространства. Но надо понимать, что мы все находимся в состоянии авторитарности. То есть, авторитарность – та коренная черта, которая определяет сущность всех этих концепций. Поэтому, я считаю, что ни одна концепция не имеет отношения к понятию свободы, понятию прав и свобод личности, которые имеют те народы и страны, которые живут в Европейском союзе. Все эти проекты основаны на недооценке, вернее даже непонимании природы человека. Существо природы свободы человека было дано еще Эммануилом Кантом.

Мы видим, что одна концепция вытекает из другой: евразийство долго и нудно эволюционировало. В ранней стадии его предтечей было славянофильство. Эти идеи возникали в обществе, которое было абсолютно несвободным. При царском самодержавии оно нудно эволюционировало от ранней стадии основателей до Гумилева, а потом до Евразийского Экономического сообщества. Назарбаев был увлечен этой идеей и запустил процесс евразийской интеграции, которая на самом деле выродилась в псевдоинтеграционный проект, и мы знаем, что это абсолютно неравноправный проект. Эта вырождающаяся псевдоинтеграция порождает другой проект – русского мира. Мы видим, что та интеграция, которая была задумана Путиным, Назарбаевым, Лукашенко, не работает. И на повестку дня выходит проект русского мира, который эволюционирует по мере потери его внутреннего источника развития. Когда Путин и политические руководители России апеллируют к идеям русского мира, они чувствуют свою ущербность, они понимают, что не хватает внутреннего источника, и начинают запускать внешний источник противопоставления. Им надо себя презентовать как самых крутых, а значит позволить себе вмешиваться во всю мировую политику. И, по мере развития этой концепции, вернее, по мере истощения внутреннего псевдоинтеграционного и псевдофедералисткого исторического содержания этой концепции, они приходят к идеологеме агрессивно-экспансионистской, некоему геополитическому концепту, который выражается уже философией Дугина. Дугин развивает идеи итальянских фашистов, и это все привносится во время президентства Путина и помогает ему выстраивать дальше эту концепцию. В конце концов, она оказывается экспансионистской, неким фашиствующим концептом.

– А что насчет тюркской концепции? Иногда это напоминает ситуацию как «средь двух миров я оказался» – один нам не нужен, а другой нам не доступен. А куда податься-то? Там еще рано, здесь уже поздно. Где сейчас нам состояться? Кем себя ощущать?

– Тюркский проект, который сейчас инициируется руководителями наших авторитарных государств, далеко не демократический в полном смысле этого слова. Благо Турция имеет хорошую демократическую систему, но в остальных странах нет полноценной демократии. Мы только начинаем формировать настоящие демократические институты. Остальные тюркские страны такие же.

Авторитаризм не может быть преодолен без понимания свободы человека в философском плане. Европа прошла этот путь с внедрением прав человека в экономическую жизнь, прежде всего в частную собственность, начиная со всех буржуазных революций. Систему выборов, многопартийность, все те атрибуты демократии, которые существуют в развитых странах – мы должны совершенно четко научиться понимать их с точки зрения философии свободы человека. Если мы этого не понимаем, то все время будут эрзацы. Вот приняли законы хорошие, митинги разрешили. Но теперь надо принимать законы, которые регламентируют призывы к митингам и так далее. То есть, все время мы будем делать шаг вперед и постоянно делать шаг назад. Или мы до конца принимаем принципы Европейского союза, либеральной демократии и движемся по этому пути, или мы опять ограничиваемся полумерами и находимся на стадии гибридного государства: шаг вперед, два шага назад. Создаем один институт и тут же – какую-то организацию, которая его нивелирует. Я думаю, что скоро у нас по примеру Грузии начнут принимать закон об иноагентах, судя по тому, что происходило в Казахстане происходит даже во время избирательной кампании.

Поэтому, если мы строим тюркский союз на принципах инвариантных принципам Европейского союза, то тогда все становится четким. Все страны тюркского мира должны принять систему прав и свобод личности, которые есть в Европейском Союзе. Но этого достичь пока невозможно ни в Казахстане, ни в Азербайджане, ни в Узбекистане.

– Это правда. Но ведь европейские ценности очень легко подделать, мы тридцать лет очень хорошо их подделывали, потому что брали их формальную часть… А ведь наши основные казахские заповеди – свобода и доверие – и об этом вся европейская демократия. Как нам сейчас об этом напомнить себе же – у нас одной стороны Китай полуавторитарный и Россия, которая движется в тоталитаризм? Мы же не можем в прямом и переносном смысле перепрыгнуть через головы, что делать?

– Это процесс не такой долгий, как кажется. Если обратиться к опыту азиатских тигров, там тоже было полуфеодальное общество, режимы авторитарные и тоталитарные. Понятно, что от страны к стране различия фундаментальны, но, тем не менее, в той же Японии доминировал аграрный способ производства. Но как только началась индустриализация, появился класс, как писал Карл Маркс. Когда появляется индустриальная сфера общество модернизируется. То есть, мы переходим от феодального способа производства к капиталистическому – капитал становится движущей силой всего. Человек становится функцией капитала. Этот переворот, который произошел с азиатскими тиграми, нам еще предстоит пройти. То есть, мы должны стать по настоящему капиталистической страной. Чтобы стать такой страной, политическому руководству нужно ускоренно внедрять как раз вот эту систему прав и свобод личности, о которую сейчас все начали спотыкаться на постсоветском пространстве. Украина это показывает – с 1994 года они совершили – плохо ли, хорошо их стремление в Европу – гигантский шаг вперед. И мы видим это по той силе сопротивления, которое они показывают в условиях войны. С 1994 года по 24 февраля 2022 года произошел гигантский шаг вперед. Вы знаете, что в Украине в 1994 году и даже в 2000 годах, после того, как Путин стал президентом России, большинство украинцев голосовали за него? Они хотели, чтобы Путин был их президентом в Украине!? Но за 20 лет произошел гигантский скачок в их сознании. Они с 1994 года стали менять законодательство на европейское, и люди научились жить по-другому.

– Я сама апологет европейского вектора и поэтому понимаю, как это сложно. Все происходит сначала в головах, а в головах во многом происходит из-за того, на каком языке ты говоришь. Вот вы в Нью-Йорке, я в Алматы. Когда мы говорим с любыми с центрально-азиатскими экспертами, украинскими и уж тем более российскими, мы все говорим на русском языке и это очень мощный инструмент влияния, идентификации. Мы не можем отказаться от русского языка, потому что на нем создано огромное количество контента, важного и хорошего качества. Но и продолжать оставаться в этом русскоязычном пространстве уже тоже не можем. Что делать?

– Хочу вас перенаправить к французскому философу Жаку Деррида, и философу-лингвисту де Соссюру. Они говорили, что у языка есть две функции: содержательная и техническая.

Содержательная функция заключается в том, какие смыслы несет этот язык. Если мы говорим на нашем языке в передовых смыслах, передовых значениях, тех, которые делают прорыв в мировоззрении, говорим о демократии, о свободе человека, о правах личности – это ведет к тому, что в содержательном плане язык становится доминирующим. Английский стал доминирующим, потому что это был язык свободы человека. И в техническом отношении английский язык разросся до такой степени, что стал господствующим в мире. А пространство русского языка сужается.

Мы можем говорить на казахском языке теми значениями, теми словами – о том, как сделать нашу нацию лучше, давая самые хорошие примеры того, как понимать эту свободу человека, как развивать эти права человека в Казахстане, как двигать эту экономику. Дело заключается в том, что за 30 лет мы начали чуть-чуть понимать себя, самоидентифицировать, но мы не стали другими, мы просто поняли, что мы есть сейчас. Мы жили в другой парадигме, но сейчас «очухались». Мы, оказывается, есть, но теперь надо показать, кто мы такие и как мы хотим жить. Должен быть создан какой-то цивилизационный образ жизни путем изменения образования. Обучить преподавателей, дать свободу преподавания вузам, свободу выбора предмета – это те стандарты, которые устоялись. У нас десятки министров образования сменилось, а мы до сих пор буксуем, у нас как нет свободы преподавания, так и нет конкурентной среды. А штат министерства образования – 500 человек. Зачем он? О чем это? Создание следующего поколения, которое уже будет думать, как граждане свободной страны, на самом деле – это еще 30 лет.

– То есть, вы предлагаете расширять сферу применения английского языка?

– Естественно, от этого никуда не денемся.

– А как вам идея технические предметы преподавать на английском языке, а гуманитарные – на казахском?

– В Америке все преподается на английском языке. В Казахстане все надо преподавать на казахском языке. Мы должны избежать политизации вопроса о языке. Если мы в сущностном аспекте принадлежим к казахской нации, ментально и философски, при этом мы казахи не «бытовые», которые просто «чирикают», не понимая сути того, что происходит на самом деле и не понимая субъектности казахского слова, казахской мысли, тогда да, трудно – не трудно, надо стараться. Речь не идет о шапкозакидательстве – надо кампанию провести по внедрению казахского языка. Это процесс естественно исторический и так будет, но здесь есть одно условие – соблюдать права человека. Америка меня научила: если человек говорит на испанском языке, ему стараются просто найти переводчика. Если человек хочет говорить на русском языке, ему обязательно предоставят переводчика, когда он обращается в какие-то органы, в полицию, например. Все это надо развивать, примеров много, также двигалась и Южная Корея. Корейцы по 300 тысяч человек каждый год отправляли на учебу в Америку. 300 тысяч! Куда нам с нашей программой «Болашак»? Вот цена модернизации, которую прошли азиатские тигры.

– Но при этом они сохранили свою идентичность?

– Естественно! Что там мудрить мудреного: внедряйте демократическую систему, политические реформы и это будет влиять на решение этих вопросов – какие языки изучать, что изучать, как двигаться, как преподавать. Официальный язык только один – казахский, все остальное – от лукавого.

– Мы живем в родных пампасах и поглощены собственными ежедневными мелкими и большими проблемами. Мы видим, что русский мир очень сильно штормит снаружи и внутри. Еще до начала войны не кто-нибудь, а Российская Академия наук опубликовала прогнозы о вариантах распада России. Там нет никаких эмоций, ничего личного, только жесткая логика. После вторжения России в Украину эти процессы стали загоняться вглубь и расширяться. Мы же, казахи, любим сидеть и выжидать. Может, нам и сейчас занять эту позицию и ничего не делать? И как минимум, один наш большой и сильный авторитарный сосед сам по себе ослабнет, а мы в это время станем сильнее?

– Нельзя занимать выжидательную позицию, надо активно работать с трендами современности – геополитическими, геоэкономическими изменениями в странах, которые рядом и даже по всему миру. Военно-политическое, экономическое ослабление России дойдет до решающего конца, русский мир рухнет под влиянием собственных болячек. Россия все время мечется от славянофильства к западничеству. Но сейчас это фашизм нового типа, путинский фашизм. Они говорят, что они империя, но они перестали быть империей. Еще Медведев в 2008 году говорил – мы унитарное русское государство, по сути отрицая федеративный статус. Они хотят быть империей, подчинить другие народы и под грузом этих якобы великих идей они сами разрушают себя – и разрушатся.

– Вы так думаете? Весь мир и, конечно, в первую очередь сама Россия, всегда жили под обаянием мысли о том, что у нее есть какая-то своя особенная миссия, свой особенный путь.

– Что вы хотите – от Достоевского деградировать к Прилепину? Россия все время жила в условиях гнета, в условиях гнета создавались эти идеи русских философов, за исключением, может, Бердяева. Все остальное рядом с немецкой классической философией не стояло. Тем более – с французской современной философией. Немецкий или австрийский солдат шел на Первую мировую войну с томиком Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра» и с томиком Библии. Вы представляете, как нация читала и чтила философию, как она знала ее? Многие ли могут себе признаться в Казахстане, что они изучали философию? Нет, мы были лишены гигантского философского опыта.

– Но Ницше не помешал Германии стать фашистской. Сейчас все проводят параллели между Германией с ее глубокой культурой и философией и Россией. Все задают вопрос, как могла русская культура допустить то, что сейчас происходит, а оппоненты говорят – а при чем тут культура? Вы вспомните Германию. И если уж на то пошло, то Гитлер пришел к власти демократическим путем.

– Если бы не Еврокомиссия, Орбан уже свернул бы голову демократии в Венгрии. Есть какой-то момент, когда политики начинают верить в свою сверхсилу и начинают сворачивать голову демократии – так произошло в Германии. Там был огромный протестный потенциал, и все это было задушено штыками. В России – то же самое.

А сейчас будет переформатирование. Идиома Руси была украдена русскими царями у Украины при помощи украинца. Сейчас будет возвращение понятия, что настоящая Русь – это Киевская Русь, Украина. Очень много таких вещей в нашем сознании политиками для укрепления собственных режимов было сделано. В этом надо будет разбираться долго и долго.

– Скажите, чему вас научила Америка, как вы трансформировались? Чему вас научил Запад?

– Я понял, что не обязательно быть ученым, приобрел очень много каких-то других специальностей, очень много прошел всяких курсов. Тем не менее, меня моя наука не оставляет. Чему меня научила Америка – что надо делать все конкретно быстро и сейчас. Мы хотим делать реформы политические – надо делать их срочно. Не откладывать на «подождем до следующих выборов». Нам предстоит стать людьми действия, людьми бизнеса, как американцы. Большинство жителей Казахстана, к сожалению, не знают этого образа жизни – как здесь все закручено, что такое развитая страна. Многие говорят: да какая разница, у нас тоже метро есть. Люди просто не представляют, на каких принципах здесь метро работает, и какое различие в принципах существует.

• 226
• 240