Михаил Горбачев: «Мы не должны диктовать суверенным странам их образ жизни»

«Нам всем нужна перестройка», – часто говорил Михаил Горбачёв. Последний руководитель Советского Союза жил согласно этому кредо. Став генеральным секретарём Коммунистической партии в 1985 году и реализовав программу реструктуризации и «гласности», он даже сменил название своей должности, выбрав слово «президент».

Первый и последний советский президент был самым демократическим лидером в России (фактическом центре СССР) за последнее столетие, а возможно, и вообще в её истории. Даже через 31 год после развала СССР его вера в мир, взаимопонимание, диалог и демократию оставалась непоколебимой.

Именно эти ценности заставили Горбачёва вывести советские войска из Афганистана после десяти лет катастрофической войны, а в 1993 году он направил деньги от полученной в 1990 году Нобелевской премии мира на содействие созданию «Новой газеты», ведущего СМИ демократов России (главный редактор этой газеты, Дмитрий Муратов, в прошлом году тоже получил Нобелевскую премию мира). Наряду с десятками других независимых СМИ, «Новая газета» была вынуждена прекратить свою деятельность вскоре после начала президентом Владимиром Путиным «специальной военной операции» в Украине в феврале этого года.

Горбачёв тоже пострадал из-за своих убеждений. Наверное, если бы он умер в 1991 году, люди тут же занялись бы оценкой его места в истории. Но Горбачёв жил и дышал, что вызывало злобу и неловкое молчание. Многие годы, если о нём вообще начинали говорить, это делалось обычно для отрицания его достижений.

Начав перестройку, которую многие в сегодняшней России, в том числе Путин, считают катастрофой, Горбачёв стал подвергаться критике со всех сторон: за то, что он слишком радикален, или слишком консервативен, или слишком слаб. Но он не бежал от пристального общественного контроля. Даже ослабнув из-за старости и болезней, он продолжал поддерживать такой контроль в качестве директора Фонда Горбачёва, чья деятельность воплощала его ценности.

Подобно Путину, Горбачёв считал, что было бы лучше, если бы СССР сохранился. Но, в отличие от Путина, он представлял себе реформированную, демократизированную федерацию, а не союз народов, которые против своей воли подчиняются власти Кремля.

В 2000-е годы Горбачёв объяснял мне, почему он не стал направлять танки в Германию в 1989 году для предотвращения демонтажа Берлинской стены (построенной в 1961 году по приказу моего прадедушки Никиты Хрущёва). «Мы не должны диктовать суверенным странам их образ жизни», – сказал он.

Горбачёва отчасти сам виноват в той антипатии, которую он стал вызывать после развала СССР. Реформаторам часто не хватает терпения, а его план проведения решительных экономических перемен всего за 500 дней был столь же утопичен, как и данное Хрущёвым в 1961 году обещание «построить коммунизм» за 20 лет.

Но Горбачёв отличался от других российских руководителей тем, что брал на себя ответственность за последствия своего правления. Хрущёв и преемник Горбачёва, Борис Ельцин (интересное совпадение, что все они входят в краткий список лидеров России, которые отказались от власти вынужденно или добровольно до своей смерти), тоже брали на себя ответственность, но они полностью вышли из публичной жизни, лишь в частном порядке ругая себя за то, что не смогли совершить. Напротив, Горбачёв вместе с историками, политиками, собственными товарищами и обществом занимался оценкой собственного правления. Ирония в том, что он фактически помог похоронить себя заживо в качестве исторической фигуры.

В России сложился консенсус, что все реформы Горбачёв были провальной ошибкой, потому что он принимал неправильные решения, но в мире его наследие воспринимается совершенно иначе – и совершенно справедливо. Последнее десятилетие XX столетия и первое десятилетие XXI-го стали золотым веком глобализации во многом именно благодаря стараниям Горбачёва, который проводил политику открытости к миру, выработал «новое политическое мышление», смягчал привычные для России подозрение и враждебность к окружающему миру.

Как совестливый человек, размышлявший над историей своего руководства страной уже за пределами Кремля, Горбачёв стремился решать проблемы, за которые чувствовал собственную ответственность, включая экономические трудности и политическую нестабильность. Несмотря на то, что его позиции были слабыми, он по-донкихотски выдвинул свою кандидатуру на президентских выборах 1996 года, что сделало голосование намного более полезным, по крайней мере, для некоторых россиян (включая меня). Кандидатура Ельцина в тот год – в период ещё большего хаоса, чем когда-либо наблюдался в СССР – мало кого вдохновляла.

Это был бы просто позор, если бы столь захватывающее событие (для России избрание президентов было чем-то новым, и эта новизна создавала праздничную атмосферу) превратилось лишь в очередной повод для фиксации чувства неудовлетворения. Я не считала, что у Горбачёва были серьёзные шансы на победу, или что он стал бы хорошим президентом. Однако это был первый в российской истории президент, который сумел вернуться в политику в качестве кандидата на выборах после многолетних попыток похоронить его, и он мог выступать и как лидер из прошлого, и как голос для будущего.

Вышедший на пенсию Хрущёв о таком мог лишь мечтать после его изгнания из Кремля в 1964 году. Перед смертью у моего прадедушки было много времени для размышлений о прошлом, и он пришёл к выводу, что его величайшим достижение стала не политика «оттепели» (осуждение преступлений Сталина, а также определённая политическая и культурная либерализация), а его отстранение от власти простым голосованием. Его не объявили «врагом народа», не посадили в гулаг; его просто заставили отправиться на «почётную пенсию» на дачу. Он не был физически уничтожен после своей политической смерти, как это неизбежно случилось бы в 1930-е годы. Впрочем, он сожалел о недостатке храбрости и мечтал, что своё время он мог бы использовать для того, чтобы активней проводить политику оттепели, так что даже политическая смерть стала бы вопросом личного выбора.

Через двадцать пять лет российская история совершила такой либеральный поворот. Смерть и исчезновение со сцены перестали быть единственным возможным вариантом. Политическая смерть стала вопросом личного выбора. Хотя у Горбачёва не было шансов на победу в 1996 году, по крайней мере, у него была возможность поучаствовать в выборах. Перестройка и гласность, которые сегодня столь активно порицаются, подготовили почву для такого поворота при Ельцине, который, хотя и не был поклонником своего советского предшественника, оказался достаточно демократичен, чтобы сохранить дух перемен.

На фоне нападения на Украину и уничтожения средств массовой информации, которые появились благодаря политике гласности, наследие Горбачёва сегодня выглядит совершенно мёртвым. Но сам Горбачёв был настроен более оптимистично. Он часто говорил, что является продуктом хрущёвской оттепели, и он, несомненно, поощрял бы в нас веру в то, что однажды у России появится новый лидер, который начнёт новую перестройку и воскресит ценности, которым Горбачёв посвятил свою жизнь.

Copyright: Project Syndicate, 2022. www.project-syndicate.org

• 50
• 53