Нам внушили, что мы инфантильные иждивенцы и мы в этом поверили - Exclusive
Поддержать

Нам внушили, что мы инфантильные иждивенцы и мы в этом поверили

Власть считает казахстанское общество инфантильным иждивенцем, неспособным не то, что страной управлять, а даже нормально работать. За 30 лет пропаганды мы в это тоже поверили. Но исследование центра Paperlab о политических ценностях казахстанцев опровергает такое мнение. О том, какие политические взгляды есть у казахстанцев, все ли готовы за них бороться и как много в Казахстане сторонников демократии Exclusive.kz рассказала социальная исследовательницы, сотрудница Paperlab Алия Тлегенова.

– Могли бы вы коротко рассказать, как проводилось исследование и к каким основным выводам вы пришли?

– Мы проводили массовый опрос 1200 респондентов старше 18 лет, пропорционально количеству жителей каждого региона. Выборка была составлена на основе случайно сгенерированных мобильных номеров. Поскольку выбор респондентов был случайным, потенциально каждый казахстанец мог попасть в выборку. Поэтому можно считать, что опрос представляет реальную картину, репрезентирует мнение всех казахстанцев.

На основе этой выборки мы делали кластеризацию – объединяли респондентов с максимально похожими политическими ценностями по группам. У нас получилось шесть сегментов. Полученную картину мы дополняли фокус-групповыми дискуссиями – с представителями каждой из шести групп проводили качественное исследование на русском и казахском языках.

У нас получились достаточно интересные результаты, которые расходятся с привычным представлением о нашем обществе как аполитичном, атомизированном, архаичном, инфантильном. Мы увидели, что казахстанцы имеют очень четкие убеждения по ряду политических, экономических и социально-культурных вопросов. А один из главных наших выводов – у казахстанцев есть общий запрос на демократию. Большинство считает демократию универсальным благом, хотя могут расходиться по тому, как она должна выглядеть и как к ней прийти.

Это очень важно, потому что нам долгое время внушали, либо что мы не доросли до демократии, либо что она нам не особенно-то и нужна, и потому до нее еще далеко. Но сейчас мы подтвердили то, что уже наблюдали во время Январских событий – запрос на демократию есть.

– Ваши результаты действительно внушают оптимизм. Из них, в частности, следует, что 26% казахстанцев являются «прогрессивными реформаторами». Какие ценности соответствует это группе? И если она такая многочисленная, почему мы слышим ее голос в лучшем случае в соцсетях?

– Как следует из названия, «прогрессивные реформаторы» – это те люди, которые требуют системных политических демократических реформ, они уверены, что без этого о каких-то позитивных переменах говорить сложно. В экономическом плане она левая, то есть выступает за перераспределение благ, поддержку социально-уязвимых слоев населения. В культурно-социальном плане она придерживается либеральных ценностей – выступает за гендерное равенство, открытость миру, инклюзию. То есть «прогрессивные реформаторы» это левые. И на самом деле это единственная группа, которая в своих взглядах последовательна.

Их голос слышен только в соцсетях, потому что у нас это в принципе единственная площадка, где есть возможность для открытого политического участия, где пока еще без высокого риска можно открыто выражать свое мнение.

Но нужно понимать, что политическое участие – это не только про электоральные процедуры, когда человек раз в четыре года приходит на выборы, оставляет свой голос, а потом уходит подальше от политики, чтобы она его не трогала. Сейчас очень сильно меняется восприятие участия в политике, потому что привычная нам представительная демократия уже не совсем соответствует ожиданиям граждан. Поэтому публикация постов и репосты в соцсетях тоже являются формой полноценного политического участия.

И на самом деле, эти люди не только в соцсетях. Просто в обычной жизни мы редко обращаем внимание на такие вещи. Потому что недовольство для нас стало уже фоном, и мы редко используем четкие политические формулировки, чтобы его выразить, ограничиваясь обрывочными фразами.

– К этой группе принадлежит в основном молодежь?

– Конечно, сразу возникает ощущение, что это какая-то прогрессивная алматинская молодежь, которая ходит по модным кофейням. Но на самом деле, это очень разнообразная группа.

Ее средний возраст – 41 год, 63% составляют женщины, этнически группа очень разнообразна. Да, большая часть этих людей живет в городе и имеет высшее образование. Но нельзя сказать, что эта группа как-то сильно оторвана от средних показателей. Но она наиболее политически вовлеченная.

– Еще одна интересная группа, представленная в исследовании, – это «авторитарные лоялисты», то есть сторонники стабильности и государственного контроля. Они составили 20% опрошенных. Можно ли предположить, что это в основном бывшие чиновники или близкие к ним люди?

– В этом исследовании мы не изучали детально мотивацию и род деятельности наших респондентов. Поэтому хотела бы сразу предостеречь от того, чтобы приписывать определенным группам принадлежность к каким-то конкретным профессиям.

Авторитарные лоялисты – это единственная группа, которая считает, что Казахстану нужен сильный лидер, что акимов областей и крупных городов должен назначать президент, а право на мирные собрание не очень важно.

Люди из этой группы считают, что авторитет важнее, чем компетентность, чем выборность и конкурентный политический процесс. Они также считают, что этот авторитет сможет обеспечить их необходимыми благами. Наличие иерархии дает им ощущение стабильности, порядка и контроля.

Из этого в принципе можно предположить, что в группе действительно есть бюджетники и госслужащие, но они в любом случае составляют только часть кластера. Важно, что внутри всех кластеров тоже есть довольно большое разнообразие.

– В отдельную группу вы выделили «этноцентричных консерваторов», которые, грубо говоря, считают, что Казахстан для казахов. Они составили 16%. Это были в основном казахоязычные граждане?

– Да, это группа в основном состоящая из казахоязычных (75%) казахов (92%) мужского пола (67%).

– Еще одну группу вы назвали «скептичными конформистами», их 15%. Мне кажется, что к ним больше всего подходит тезис о том, что мы не готовы к демократии: они вроде бы ценят демократию, но не готовы за нее бороться. Мне это напомнило цифру по явке на выборы в Алматы – считается, что это наиболее продвинутый город, но в выборах участвует мало людей. Это говорит о том, что у них просто низкое доверие к властям, или у них в принципе нет протестных настроений? Чем чреват такой конформизм?

– Это действительно говорит о низком уровне доверия к власти, к выборным институтам. Но про отсутствие протестных настроений я бы не стала так сразу говорить. Вообще, вопрос об участии или не участии в выборах в казахстанском контексте плохо отражает уровень политической вовлеченности. В нашем исследовании большой разницы между группами по этому показателю не было. И понятно почему – у нас выборы не прозрачные, и они не дают реальной возможности для участия граждан в политике и представительства их интересов.

Чем это чревато, сложно сказать. Некоторые не ходят на выборы, наоборот, в форме протеста. Если говорить именно о «скептичных конформистах», то они не видят смысла участия в выборах, но любое другое участие они считают небезопасным. Поэтому эта группа выбирает частную жизнь, где есть понятные границы их личной ответственности. Это выбор в пользу личной безопасности и комфорта. При этом они очень расстроены положением дел в стране. Но, в то же время, это единственная группа, которая была радикально против того, чтобы государство разрешало людям выходить на митинги. Так ответили почти 90%. Они боятся потенциальной эскалации протестов, потому что это может нарушить их спокойствие.

– Ваше исследование делает акцент не на поляризации общества, а на богатом разнообразии мнений, которое может стать основой для диалога. Какими могли бы быть механизмы этого диалога?

– Механизмы могут быть очень разными. Это самоорганизация местных сообществ, постоянное взаимодействие с представителями госорганов и так далее. Еще раз повторюсь, важно, что политическое участие не должно происходить только через выборы. Демократия не может сводиться к тому, чтобы избирать раз в четыре года представителей, а после не участвовать в политике. Мы должны отходить от той элитарности, которая присуща представительной демократии, когда граждане выбирают между разными олигархическими структурами.

Политический процесс в идеале должен предполагать постоянное, активное и равноправное участие граждан в общественных делах. Это про самоорганизацию местных сообществ, митинги, пикеты, «третьи места». Под последними понимаются пространства вне дома и работы, в которых не нужно платить за вход, можно просто собраться и проводить время с другими людьми. В таких местах формируются комьюнити и понимание того, что мы живем в одном городе, у нас есть общие интересы и цели.

– А что могло бы быть таким третьим местом в Казахстане? Можно ли сказать, что эту функцию в какой-то степени выполняют те же тои, или то, что мы ходим друг к другу в гости?

– Это могли бы быть и тои. Для социального взаимодействия это тоже важно. Но в то же время это должны быть такие места, в которые можно прийти бе приглашения. Это могут быть библиотеки, пространства для публичных лекций, дискуссионные площадки, выставки. То есть это то, что создает стимул к росту гражданского общества, дает возможность для выражения мнения и их обсуждения. Это могут быть и просто шахматных столы в парках. То есть главное, что любой может туда прийти и вступить во взаимодействие с кем-то, кто живет относительно рядом, но с кем сложно было бы познакомиться другим способом.

– Зачем власть нам внушает (а мы вслед за ней), что мы инфантильны, импульсивны, да еще и склонны к иждивенчеству? Откуда в нас это самоуничижение?

– Такова логика авторитарного режима, особенно в современных реалиях, когда важна именно информационная борьба. Самый простой ее механизм – исказить наше восприятие общества, упростить его до очень понятных, четких формулировок, но при этом уничижающих: мы иждивенцы, мы ведомы, мы неразборчивы. Так выглядит официальная риторика по отношению к участникам протестов, например.

Отбирая у людей агентность, им отказывают в праве формировать свое мнение, свои ценности, свои убеждения, запросы. Запрос общества при этом очевиден – нужны более открытые и демократичные политические процессы. И это как раз то, чего авторитарный режим не хочет.

Сначала нам говорили: экономика, потом политика. Потом говорили про какую-то эфемерную модернизацию. Но никогда четко не формулировалась необходимость политического участия граждан. И за 30 лет такой пропаганды, неудивительно, что общество в это поверило. К тому же, всегда легко поверить, что нужно опереться на того, кто считается сильным лидером, более компетентными людьми, и надеяться, что когда-нибудь положение дел в стране улучшится. Но мы с каждым годом убеждаемся, что этого не происходит.

Это было понятно и во время Январских событий, самых крупных протестов за всю историю независимого Казахстана. И данные нашего исследования, еще раз показывают, что запрос никуда не делся, и он становится все сильнее с каждым годом. И даже несмотря на влияние пропаганды, у людей все равно существуют четкие убеждения по ряду вопросов и сохраняется агентность в различных сообществах.




Комментариев пока нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *