Нашим чиновникам нужен психолог, но они к нему не пойдут

Политические процессы, несмотря на свой масштабный характер, оставляют отпечаток и на психике отдельных людей. Казахстан в этом плане не исключение – проблем в нашей стране достаточно, и это не лучшим образом влияет на ее граждан. О том, как связаны глобальные общественные изменения и личное самочувствие людей, Exclusive.kz поговорил с аналитическим психологом Айгуль Садыковой.

– Мы в фонде «Калам» провели недавно исследование, которое показало, что уровень тревожности у казахстанцев повысился по сравнению с прошлым годом. О чем это говорит? Резкий рост тревожности происходил после начала войны в Украине, но в чем сейчас дело?

– Все, что связано с тревогой, касается в первую очередь вопроса безопасности. А безопасность – это одна из базовых потребностей человека, основ его функционирования. Одна из главных задач психики – снижать уровень тревоги до перевариемого. То есть чтобы она не затопляла его настолько, что он будет выпадать из реальности и не сможет решать свои жизненные задачи. Высокий уровень тревожности говорит о том, что у людей все меньше ощущения безопасности.

– Чем это чревато? И можно ли с этим что-то сделать?

– Люди будут больше замыкаться на своих частных вопросах – главное позаботиться о себе самом и своей семье. И тут уж не до высоких материй: рассуждений о смысле жизни или о государстве.

Человек при этом постоянно находится в стрессе. Из стресса обычно есть два выхода. Когда есть энергия, это агрессивный путь, то есть сброс напряжения через акты агрессии. Это может выражаться в раздражительности, желании поругаться. Это может быть также и аутоагрессия, направленная на самого себя. Например, когда женщина злится и во время готовки режет себе палец. Или когда человек из-за неаккуратного поведения на дороге попадает в аварию.

Другой путь – это переход в депрессивное состояние. Тогда человек, можно сказать, замирает, замыкается в себе, у него нет сил и энергии. Это как выгорание.

– Что это значит в масштабах общества?

– Это значит, что в обществе накапливается все больше агрессии и депрессивности. И тогда люди начинают искать, как это компенсировать. Одни из способов компенсации – получение легкого удовольствия или уход в иллюзорный мир. Например, через лудоманию или просмотр сериалов. В последнем случае человек особо не думает и оживает за счет тех эмоций, который продуцируются происходящим на экране.

Еще один способ купирования тревоги, как ни странно, – иметь много денег. Потому что определенное количество денег дает ощущение безопасности.

– Мы проводили похожее исследование в конце 2023 года, и оказалось, что в Казахстане уровень депрессивности молодежи выше, чем общемировые значения. Основной вывод мы сделали такой: Казахстан ждет волна лудомании, алкоголизма, семейного насилия, наркомании. Это только наша особенность, или все-таки есть общемировой тренд?

– Мне сложно говорить об общемировых тенденциях, потому что я работаю только с русскоязычными клиентами. Но что касается нас, такой тренд действительно есть. Сейчас появилась тенденция к хрупкости, а там, где хрупкость, на противоположном полюсе всегда ригидность, то есть жесткость. Это такая дихотомия, где нет середины и нет, следовательно, эмпатии, каких-то человеческих проявлений.

– Мне кажется, ваши выводы косвенно подтверждает исследование Freedom Holding, в котором изучалось экономическое поведение жителей разных стран Центральной Азии за последний год. Парадокс в том, что самые высокие экономические показатели в Казахстане (уровень ВВП, доходы, потребительская активность), но в то же время неуверенность в завтрашнем дне самая высокая у казахстанцев. Как вы думаете, с чем это может быть связано?

– Кажется, что на нас влияют только глобальные вещи вроде уровня ВВП. Но есть и простые вещи, которые вызывают раздражение, и если их накапливается очень много, они будут подтачивать камень. Недавно одна клиентка сказала, как сильно ее раздражает, что постоянно меняют бордюры.

Получается, что у людей внутри есть ощущение несправедливости, и в определенный момент количество переходит в качество. То есть люди становятся беспомощными, потому что как бы они ни пытались что-то исправить, ничего не меняется. Мы превращаемся в своего рода Сизифов – просыпаемся каждое утро, а камень опять внизу горы.

– Причем я боюсь, что уход от реальности в результате этого процесс возникает не только у общества, но и у властей.

– Согласна. У меня в последнее время появилось ощущение, что власти нет. Они вроде что-то делают, но это больше похоже на игру детей в песочнице: лепят какие-то пирожки из песка и все. В реальности результатов от их деятельности мы не чувствуем. Становится только хуже и хуже.

И тогда возникает ощущение беспомощности. Хотим мы или нет, но первичные отношения любых людей – это детско-родительские отношения. Даже если родителей нет, в каждом человеке существует архетипическое представление о них. И эти первые отношения откладываются в психике как первый отпечаток. Во взрослом возрасте мы тоже ищем родительские фигуры – это может быть начальник, власть, государство, президент и так далее. Но получается, что они свои как бы родительские функции не выполняют. И общество, как ребенок, становится брошенным.

У власти как будто не хватает потентности. Причем во власти же у нас в основном мужчины. И тогда мужское кажется обесцененным. Возможно, поэтому женское у нас в обществе доминирует, как ни странно. Я бы даже сказала, что у нас скрытый матриархат. И поэтому мужчины становятся настолько жесткими, пытаются контролировать феминное.

– Хорошо, допустим, к вам на прием пришло государство и говорит: «Я не знаю, что мне делать. Я хочу построить цивилизованную самодостаточную страну, чтобы люди жили счастливо, но не знаю как. Что вы мне посоветуете как специалист?».

– Вы говорить про такую грандиозность – нужно обязательно сделать что-то большое. Ко мне в работу приходит много мужчин с подобными запросами. Но часто в этом есть компенсаторный аспект: как будто думать о решении чего-то большого проще, чем реально сделать что-то простое. Например, научить ребенка относиться с любовью к окружающей среде, выбрасывать мусор, не ломать деревья. Даже банально оказывается сложно поднять и донести упавший мусор на улице, для этого приходится ждать дворника.

Я не против того, чтобы люди ставили большие цели и формулировали мечты. Многие грандиозные проекты на самом деле реализуются и меняют мир в позитивную сторону. Если мужчина в состоянии реализовать такой проект, то в этом нет ничего плохого. Другое дело, если он, как Манилов из «Мертвых душ», лежит на диване, ничего не делает, но строит грандиозные планы. И это, конечно, уже инфантильность.

– То есть увлечение наших властей мага-проектами происходит от бессилия?

– Да. Я сейчас скажу с психоаналитической точки зрения, хотя это может для кого-то звучать неприятно. Потенциальность в целом и потенция у мужчин символически связаны. Суть мужской идентичности – действие. Сделать что-то грандиозное – значит сильно нарастить свой символический фаллос.

Но часто такие проекты хоть и грандиозные, но слабые по насыщенности, пустые внутри. Взять тот же «Экспо» – это должен был быть долгосрочный проект, который способствовал бы экономическому развитию нашей страны. Вложили огромные суммы, и что с ним сейчас?

– Если вернуться к семейному уровню, вы предлагаете мужчинам не покупать машины своим детям и бриллианты жене, а просто больше с ними общаться, проводить время вместе, читать умные книги?

– Ну, если есть возможность, почему бы не купить? Проблема возникает тогда, когда мужчина этим откупается, и ему больше нечего предложить своей семье, если за деньгами отсутствует эмоциональная составляющая.

В нашей стране вообще сложно с эмоциональным контактом между людьми. А если говорить про любовь, то мы как будто не умеем ее проявлять, не научены этому.

– Да, хотя любовь вроде бы очевидная вещь, но мы гораздо чаще говорим про апатию, тревогу и страх. А ведь страх очень удобная эмоция для авторитарных режимов, потому что позволяет легко управлять людьми. Мы постоянно об этом слышим: «лишь бы не было войны», «зато у нас стабильность». Но можно ли править не при помощи страха, а через любовь?

– Я не уверена, что страху нужно противопоставлять любовь. Более реалистично говорить об уважении. Потому что любить всех невозможно.

Уважение – это про то, что мы можем поставить себя на место другого. Тогда получится более высокий уровень общения. Есть так называемый примативный уровень социального и психического функционирования, характерный для приматов в целом. Это уровень стаи, когда самыми важными являются вопросы власти и конкуренции. Его еще называют пограничным, он особенно характерен для подростков. А на взрослом, чисто человеческом уровне появляется этика и мораль.

Это нужно прививать людям с детства. И я не уверена, что это возможно сделать в рамках семьи, этим должна заниматься школа.

– Есть ли какие-то волшебные слова, которые нужно говорить себе и своим близким, чтобы поверить в себя?

– Волшебных нет, эти слова самые обыкновенные. Важно говорить, что у вас получится, что вы молодец, когда что-то сделали. Спрашивать, как вы себя чувствуете. Есть очень хорошее правило: плюс, минус, плюс. Его используют в академической среде, когда оппонируют на диссертацию. Сначала нужно сказать что-то хорошее, например, что тема актуальная. Далее сказать, что, по вашему мнению, не так. И в заключении отметить, что в целом работа хорошая. Эти слова не просто формальность, они как раз про уважение к другому человеку и его работе.

– Как вы думаете, нужна ли нашим чиновникам психологическая помощь? По каким признакам можно об этом судить?

– Конечно. Самый главный признак – у них выгорание. Потому что сверху с них требуют то, что они дать не могут. Из этого состояния они ищут выходы: либо начинают работать как попало, либо идут на какие-то не очень легитимные действия.

Но дело в том, что помощь им, может, и нужна, но они вряд ли за ней обратятся. Потому что в эту сферу идут люди, склонные к тому, чтобы прогибаться. Если начнется терапия, и они поймут, что так жить не могут, то им придется уходить оттуда. Но не все к этому готовы.

– Может ли несчастливый человек сделать страну счастливой?

– У меня на этот счет однозначный ответ: нет, не может. Он будет отыгрывать в государственной деятельности свои травмы, пытаться реализовать свои потребности, которые не очень сообразуются с потребностями государства. Даже если человек очень будет хотеть это сделать, он рано или поздно сломается.

• 26
• 22