Наступила ли эпоха «нового Средневековья» и антимодернизации?

35 вопросов о будущем человечества, Центральной Азии и Казахстана – так называется книга под редакцией Досыма Сатпаева и Андрея Чеботарева. Exclusive.kz продолжает публикацию сокращенных версий некоторых глав. На сей раз – это сам составитель Досым Сатпаев, кандидат политических наук (PhD). Полную версию вы можете прочитать, купив книгу в магазине «Книжный город» в Алматы. Ее также можно заказать c доставкой в любой регион Казахстана на Kaspi.kz

Есть шуточная аксиома Коула, которая гласит: «Сумма разума на планете – величина постоянная, а население постоянно растёт». То есть количество не всегда переходит в качество. И это странно. Ведь по мере технологической революции логично было бы предположить, что «просвещённый человек» будет доминирующим видом в обществе. Но этого не произошло.

Одна из причин заключается в увеличении противоречия между традиционной громоздкой иерархией управления во многих странах мира и более динамичной сетевой структурой современного общества как результат неэффективности классической стратегии управления, которая больше подходит для стабильной и предсказуемой среды, но плохо приспособлена для более динамичных изменений, когда над головами кружат целые стаи «чёрных лебедей».

Всё это указывает на то, что нам придётся больше изучать и учитывать иррациональные мотивы поведения индивида, его подсознательные мотивы и эмоциональные способы восприятия окружающего мира. Неудивительно, что доминирование эмоций над аргументами в обществе создает хорошую почву для разных форм политического популизма. Как эффект домино, это в свою очередь закладывает основу для инфодемии, фейкократии и многочисленных теорий заговора глобального масштаба, став частью радикального политического мейнстрима в разных странах.

Если использовать дефиницию Гюстава Лебона, эффект заражения толпы разными фобиями в первой половине XXI века шёл с геометрической прогрессией благодаря социальным сетям, которые по сути становятся основными институтами политической социализации для многих людей, у которых есть растущая тревога за настоящее, страх перед будущим и недоверие к традиционным политическим институтам. Эрих Фромм ещё в 1941 году назвал свою книгу «Бегство от свободы», когда общество теряет доверие к традиционным политическим институтам, попадает в состояние повышенной нервозности и неуверенности по поводу настоящего и будущего и начинает искать харизматичных лидеров.

Это привело к появлению нового вида дофаминовых политиков из Instagram, TikTok или X (Twitter), которые, активно используя социальные сети, формируют вокруг себя широкий круг сторонников, сначала загоняя их в дофаминовую яму за счёт мрачных сценариев настоящего и будущего, а затем предлагая им лестницу из этой ямы, активно занимаясь впрыскиванием информационного дофамина для формирования вокруг себя образа спасителей человечества, страны или нации. Таким образом, новое поколение политиков будет формировать дофаминовую политику, которая всё больше будет закрепляться благодаря усилению влияния социальных сетей на общественное сознание и формирование тех или иных моделей политического поведения.

И победа Д. Трампа – чёткий индикатор того, что политическое поле США радикально меняется с точки зрения производства новых смыслов, новых ценностей или антиценностей. В конечном счёте, Д. Трамп – важный элемент того самого американского мейнстрима последних лет, который был связан с ростом популярности палеоконсерваторов и неоконсерваторов на основе правого популизма среди республиканцев, начиная от Пата Бьюкенена и заканчивая Сарой Пэйлин из «Движения чаепития». Он вершина этого мейнстрима, так как Трамп, как и чета Андервудов из фильма «Карточный домик», в отличие от остальных, всегда готов был перейти черту. И выступления Д. Трампа напоминают заявления республиканского кандидата в президенты 60-х годов прошлого века Барри Голдуотера о том, что «экстремизм в интересах защиты свободы не является злом». По сути, второй президентский срок Д. Трампа некоторые эксперты рассматривают как закрепление эпохи трампизма, когда будет появляться новое поколение политиков правого толка. Хотя уже сейчас появляются интересные политические союзы между палеоконсерваторами, неоконами и технолибертарианцами, к числу которых принадлежит тот же Илон Маск и некоторые его сподвижники. Например, Питер Тиль, сколотивший своё состояние на PayPal, который когда-то создал Илона Маска, в своём эссе для Института Катона ещё в 2009 году отмечал: «Я больше не считаю, что свобода и демократия совместимы». Антидемократические взгляды технолибертарианцев могут иметь серьёзное влияние на производство новых политических смыслов во всём мире, особенно на фоне активного приближения человечества к появлению Generative artificial intelligence.

Обычно дискуссия по поводу влияния Generative artificial intelligence идёт вокруг «восстания машин». Ныне покойный Стивен Хокинг вполне искренне считал, что усилия по созданию мыслящих машин могут привести к тому, что «появление полноценного искусственного интеллекта может стать концом человеческой расы». Он опасался, что человечество создаст что-то такое, что превзойдёт своего создателя, когда искусственный интеллект и более совершенные машины будут контролировать и управлять десятками людей. Математик и специалист в области искусственного интеллекта Джеффри Хинтон, видя в развитии AI большой технологический рывок для всего человечества, также отмечает и опасность в бесконтрольной способности AI генерировать собственные идеи для улучшения и расширения своих возможностей.

Но при этом упускается из виду другой риск. А именно – попытка тех же технолибертарианцев сформировать новую форму сегрегации между теми, кто сможет нарастить свои мозговые skills через использование искусственного интеллекта в работе нейросетей, и теми, кто будет «устаревшей моделью» homo sapiens. Всё это выглядит пока фантастически, но в январе 2024 года Илон Маск уже объявил, что его компания Neuralink впервые успешно вживила беспроводной чип в мозг человека. И это укладывается в старый тезис Маска о том, что единственное что может гарантировать выживание человечества в условиях стремительного развития AI, это технология расширения человеческих способностей в рамках стартапа Neuralink, занимающегося разработкой интерфейса «мозг-компьютер». То есть речь идёт о создании людей-киборгов с расширенными возможностями мозговой деятельности, которые могут составить конкуренцию искусственному интеллекту. На данный момент это действительно выглядит впечатляюще, особенно если речь идёт о появлении шансов у людей с ограниченными возможностям использовать этот интерфейс, чтобы повысить качество своей жизни. Но всегда есть риск того, что привилегия быть технически прокаченным организмом для остальных людей, возможно, будет иметь выборочный характер, в том числе с точки зрения финансовых возможностей и политической лояльности тех, кто хочет получить интерфейс «мозг-компьютер».

Ещё более удивительно то, что очередная технореволюция сочетается с архаизацией части общественного сознания, которое пытается апеллировать к прошлому. Палеоконсерваторы в США ближе по своим взглядам на мир к некоторым религиозным фундаменталистам на Востоке, так как и те, и другие вытаскивают из шкафов истории старые модели политического и экономического развития своих страна. И будущее стран Центральной Азии, скорее всего, будет определяться не только конфликтом между либеральными и авторитарными идеями, как это было в 90-х годах прошлого века, но и конфликтом между модернизацией и антимодернизацией, побочными явлениями которых могут быть архаизация и маргинализация.

В Казахстане определённый короткий период всеобщего воодушевления был только в начале 90-х годов, с обретением независимости, когда многие надеялись, что новое суверенное государство вот-вот пойдёт по стопам тех стран, которые когда-то вырвались из периферии в лидеры экономического развития, чтобы обеспечить рост благосостояния для большинства своих граждан. Но разочарование наступило довольно скоро. И уже во второй половине 90-х годов был заложен тот самый высокий уровень недоверия в стране между обществом, властью и бизнесом, который наблюдается до сих пор.

В конечном счёте центральноазиатский идеологический дискурс «третьего пути» под соусом «альтернативной модернизации» по факту трансформировался в антимодернизацию. ЦА выпала из контекста той дискуссии, которая давно велась в рамках теории модернизации, что первично: экономическая модернизация, а потом политическая либерализация или же политические реформы, которые должны заложить основу для экономической либерализации.

Каха Бендукидзе, один из идеологов политических и экономических реформ в Грузии вместе с Михаилом Саакашвили, как-то на жалобу о том, что не могут найти хорошо экономиста на пост министра экономики, сказал, что ему на этом посту нужен не экономист, а человек, который любит и ценит свободу, политическую и экономическую. А хороших экономистов он может уже сам собрать в свою команду, но также опираясь на принципы конкуренции и либерализации. То есть это всё та же технократическая и коммуникационная легитимность.

Движение в сторону модернизации или антимодернизации в значительной степени также будет зависеть от того, какая форма идентичности будет доминировать в странах Центральной Азии: гражданская, этническая, религиозная, родоплеменная или клановая.

Архаизация части общества также является реакцией на кризис социальной трансформации. Неудовлетворённый общественный запрос на изменения рано или поздно приводит к разным формам радикализации, которая также подпитывается бедностью основной части населения и отсутствием среднего класса. Аналитики Halyk Finance недавно подсчитали, что около 50 % жителей Казахстана имеют среднемесячный доход ниже минимальной зарплаты, которая составляет 85 тыс. тенге. При этом многие казахстанцы тратят уже до 70 % своего дохода на продукты питания. Согласно коэффициенту Энгеля, если люди тратят на продукты более 60 % своего дохода, то это бедная страна. И эта бедность может передаваться по наследству. Бедность провоцирует узкогрупповую идентификацию, ведь кризис доверия к власти и общественным институтам приводит к тому, что бедный человек рассчитывает на поддержку какой-либо социальной группы: семья, религиозная община, кланы или родоплеменные группы, ОПГ и т. д. Происходит реинкарнация традиционализма и патриархальности как якоря в бушующем мире. То есть архаизация превращается в некий адаптационный инструмент для групп и отдельных индивидуумов, которые ищут устойчивость в неэффективной государственной системе. Для многих это также адаптационный инструмент в условиях деструктивной урбанизации.

По прогнозам ПРООН, в РК к 2030 году около 66 % населения страны будет жить в городах. Это значит, что города, а не сельская местность будут местом социализации для многих молодых людей. При этом оптимисты считают, что будущее страны – именно в урбанизации, так как существует прямая связь между урбанизацией и ростом ВВП. Но реалисты задаются вопросом: смогут ли несколько крупных городов не только в Казахстане, но и в других странах Центральной Азии «переварить» новые трудовые ресурсы из других регионов страны? И не придём ли мы в конечном счёте к опасной ситуации, когда село и аул будут окончательно уничтожены депопуляцией, а несколько крупных городов, не сумев «переварить» всех внутренних мигрантов и не создав комфортную городскую среду для всех, превратятся в бомбы замедленного действия? Кстати, дополнительной проблемой является отставание развития городской инфраструктуры от роста численности городского населения, что в том числе уже приводит к дефициту воды.

Нерегулируемая миграция из сельской местности в города приводит к маргинализации той части молодёжи, которая не смогла адаптироваться к условиям жизни в городских условиях и к требованиям рынка труда, заняв в основном низкооплачиваемую и низкоквалифицированную нишу в статусе самозанятых, тем самым выпав из системы социального и пенсионного обеспечения. В результате происходит формирование маргинальных пригородов вокруг крупных городов. Люди селятся близко к черте города, но при этом остаются аутсайдерами. А это формирует маргинальную и агрессивную среду в рамках десоциализации и кризиса государственной идентичности, когда в качестве защитной реакции мигранты на первое место опять же ставят узкогрупповую идентификацию.

Итогом этой политики стали деградация аула, посёлков и малых городов, рост безработицы, наркомании, алкогольной зависимости и бедности. И на смену этому потерянному поколению может прийти другое, так как, по данным казахстанского эксперта Шолпан Айтеновой, из шести миллионов детей в Казахстане около миллиона проживает в бедных семьях. А это уже катастрофа общенационального масштаба, ведь бедность может передаваться по наследству, и многим детям тяжело будет выбраться из замкнутого круга. И если и необходимо с чего-то начинать, так именно с этого, чтобы завтра в стране не появилось новое потерянное поколение, источник новой социальной агрессии. Альтернативой всему этому может быть лишь опасная иллюзия того, что невежественной массой легче управлять и манипулировать. Но это как держать дракона за хвост. Рано или поздно он откусит не только руку. Ведь в будущем этим драконом всегда захочет манипулировать кто-то другой.

Задача государства – найти не только конкурентоспособную нишу для каждой из областей, но и сделать так, чтобы жители всех регионов Казахстана не чувствовали себя ущемлёнными с точки зрения равного доступа к транспортной, социальной, образовательной и культурной инфраструктуре, а также к новым рабочим местам. И одним из выходов является создание в каждом регионе Казахстана якорного образовательного хаба, в центре которого должен находится новый университет со своей экономической специализацией, характерной для того или иного региона (нефтехимия, зелёная энергетика, agrotech, креативная индустрия, AI и другое), с высококлассными преподавателями, в том числе из-за рубежа, с хорошо оборудованными лабораториями и комфортными кампусами. И всё это в тесной увязке с конкурентоспособной экономической инфраструктурой региона, которая могла бы создавать высокопрофессиональные и высокооплачиваемые рабочие места для выпускников университета. А развитие культурной и развлекательной инфраструктуры и появление жилищного фонда для молодых специалистов в каждом из регионов Казахстана привёл бы как к снижению внутренней миграции, так и к повышению региональной конкурентоспособности.

Казахстану давно уже не хватает своей «казахстанской мечты». Её имитация если и есть, то у всех разная и где-то даже конфронтационная. Для одних она выражается популярным застольным тостом 90-х годов: «Чтобы у нас всё было и нам за это ничего не было!» Для других – как в названии телефильма Юрия Смолича 70-х годов: «Мир хижинам, война дворцам». Ведь у нас бедных людей в стране всё больше, чем представителей среднего класса. Для третьих их мечты в Казахстане упираются в многочисленные стеклянные потолки отрицательной кадровой селекции, и поэтому они стремятся идти к своей мечте в других странах, но не в своей.

А это уже серьёзный удар по экономическим перспективам страны, так как, по данным Всемирного банка, потеря одного человека с высшим образованием эквивалентна потере $1 млн долларов. Если посчитать, сколько уже уехало «мозгов» из страны за 30 лет, то мы потеряли целый Национальный фонд. Возможно, даже не один. Даже по официальным данным, только в 90-е годы из страны уехало порядка 40 тысяч учёных. И это без учёта тех, кто покинул Казахстан позже, в 2000-х годах.

На сегодняшний день, по официальным данным, в зарубежных вузах учатся более 80 тыс. казахстанских студентов. И ещё неизвестно, сколько из них не вернётся назад в Казахстан, так как они не видят ту самую «казахстанскую мечту», ради которой стоит возвращаться. Как отмечают эксперты, исследования также показывают, что страны с маленьким населением чаще страдают от оттока человеческого капитала, чем государства с большим населением. И к первым странам как раз относится Казахстан.

Казахстану нужны «люди-бренды». Нужен культ созидательных личностей, с которыми должен ассоциироваться Казахстан. От писателей до учёных, так как именно они – строители креативной среды. И когда самые талантливые из них станут новыми героями современного Казахстана, образцами для подражания для молодёжи, то тогда можно будет сказать, что в Казахстане произошла революция сознания. Только это приведёт к тому, что будет не конкуренция дипломов, а конкуренция знаний, не конкуренция понтов, а конкуренция профессионализма, не конкуренция связей в элите, а конкуренция способностей и достижений. И если снова вернуться к Нассиму Николасу Талебу, то он «чёрных лебедей» делил на позитивные и негативные. Первые как раз могут появляться в креативной среде. А вторые являются порождением неоневежества.