Нужно ли «отменять» русскую культуру?

В начале века Великобритания составила список из десяти самых важных шагов на случай чрезвычайной ситуации. Как мне рассказывали, один из этих шагов: спасти знаменитые картины Тициана, хранящиеся в Национальной галерее. Только представьте, что шедевры, подобные «Не прикасайся ко Мне» (1514) и «Аллегория благоразумия» (около 1550-1565 годов), может постигнуть та же участь (разграбление мародерами), что и сокровища Национального музея Ирака в Багдаде после американского вторжения в 2003 году.

Внимание правительства Британии к вопросу сохранности картин Тициана опровергает утверждения о том, что высокое искусство мертво. Классическая живопись может показаться бессмысленной в мире, утопающем в банальностях и «контенте», потому что в мирное время нам можно отвлекаться. Но война меняет это уравнение. Когда страна или нация ценит свою культурную индивидуальность так же сильно, как свои территории, природные ресурсы или финансовые учреждения, искусство превращается в поле боя.

Взять, к примеру, украинский «антипушкинский закон», получивший такое название из-за русского поэта XIX века Александра Пушкина. Этот закон, принятый в прошлом году, позволяет сносить или уничтожать культурные памятники, связанные с российской и советской историей. Многочисленные произведения искусства, включая картины, скульптуры и книги представителей российской культуры, были запрещены или уничтожены как символы имперской, тоталитарной идеологии. Но, если перефразировать афоризм Талейрана по поводу казни Наполеоном герцога Энгиенского, поспешная «отмена» культурных артефактов другой страны или этнической группы – это хуже, чем преступление, это ошибка.

Что может искусство

Да, российская армия сейчас разоряет Украину, и поэтому ни один россиянин не должен говорить украинцам, как им относиться к своему прошлому или строить свое будущее. Мое сердце переполнено скорбью из-за смертей и страданий, причиненных Украине солдатами моей родной страны. Я бы очень хотела иметь возможность извиниться перед украинским народом от имени россиян. Однако я не одна сомневаюсь в мудрости политики культурной отмены.

В 1955 году, в разгар Холодной войны, Джордж Кеннан, один из величайших американских дипломатов, выступил с речью в Музее современного искусства в Нью-Йорке. «В создании красоты и в великих монументальных произведениях интеллекта, и только в них, – сказал Кеннан, – люди могли найти нерушимые мосты между нациями, причем даже в самые мрачные времена политических обид, шовинизма и исключительности». Кризисы раскрывают истинную, непревзойденную силу искусства.

Но почему это так? В отличие от политики, настоящая культура никогда не лжет. Политики еще не успевают озвучить свою программу или истинные намерения, а искусство зачастую уже раскрывает их. В 2006 году российский писатель Владимир Сорокин опубликовал повесть «День опричника», в котором в страну возвращается царизм, а управляют ею правительственные головорезы. В то время многие сочли этот роман чистой фантазией – абсурдной антиутопией. Но сегодня это российская реальность. В мае состоялась уже пятая президентская инаугурация Владимира Путина, а инакомыслие теперь жестко карается.

Антиутопический вымысел Джорджа Оруэлла сегодня признается в России руководством по выживанию. В прошлом году я была поражен, когда в книжном магазине в Санкт-Петербурге увидела на самом видном месте на витрине роман «1984». «Мы должны помнить, в каком мире мы живем», – заметил продавец.

В 1947 году Кеннан написал знаменитую статью для журнала «Foreign Affairs» о (как он сам выразился) «источниках советского поведения». Используя этот подход, мы можем найти источники нынешнего поведения России у Федора Достоевского. В 1873 году в письме будущему императору Александру III русский романист отмечал: «Великие нации тем и проявили свои великие силы…, тем-то именно и пригодились миру, тем-то и внесли в него, каждая, хоть один луч света, что оставались… высокомерно самостоятельными». Путин видит в этих рассуждениях только то, что хочет: будучи «суверенной цивилизацией», Россия действует так, как должна.

Если бы Путин лучше учился, он бы понял, что призыв Достоевского к национальной независимости мотивирован не желанием власти, а убеждением, что уникальный вклад каждой страны повышает ценность всего мира. Но подобные идеи Путину не интересны. Он утверждает, что действует в соответствии с имперским наследием, оставленным многими великими культурными деятелями прошлого. Связь между политикой и культурой очень глубока. В июне 2022 года я писала, что «отказ от контактов с российской культурой не изменит расчетов Путина и не заставит его вывести войска из Украины. Но это закроет потенциальный источник информации о его целях и мотивации».

Убежище во время бури

Покойный российский философ-диссидент Андрей Синявский (лучше известный под псевдонимом Абрам Терц) значительную часть 1960-х годов провел в советской колонии за критику коммунистического государства. В своих мемуарах «Голос из хора» (1974) он описывал любовь заключенных к искусству:

«Какая-нибудь пластинка Бетховена, которую по воскресным дням мы слушаем – с тем же прилежанием, как на воле ходят в концерт… вещи труднодоступные или малочисленные здесь набирают силу и вес и требуют к себе уважения… Дело… в требовательности предмета, из обыденных и ничтожных ставшего драгоценным…».

Искусство всегда важно, но оно становится особенно важным, когда исчезает свобода. До падения коммунизма американский писатель Филип Рот отмечал разницу в роли писателя на свободном Западе и за «железным занавесом» с его цензурой: «[В Восточной Европе] ничего не меняется, но все имеет значение; здесь все меняется, но ничего не имеет значения». Это правда. Люди в России, центре коммунистической империи за железным занавесом, смотрели на культуру иначе, чем люди на Западе. Культура была нашей свободой. Это было убежище – мгновение духовной, если уже не физической, свободы, запрещенной в советской системе.

Известный польский журналист Адам Михник, один из лидеров боровшегося с авторитаризмом движения «Солидарность» в 1980-е годы, учил в тюрьме русский язык, чтобы читать в оригинале Льва Толстого и Достоевского. Он назвал это одним из величайших впечатлений своей жизни. Он не только сбегал в их вымышленный мир, но и подвергался их влиянию, начиная понимать, как лучше бороться с коммунистическими тюремщиками. В 1985 году Михник написал «Письмо из гданьской тюрьмы», в котором объяснял, как репрессии заводят правительства тиранов в тупик самоуничтожения. Железный занавес пал спустя всего несколько лет.

Сегодня история в Восточной Европе рифмуется. В этом году на Зальцбургском фестивале были быстро распроданы билеты на чтение писем Алексея Навального из тюрьмы. Его письма, как и письма Михника, – это литературные окна в жизнь заключенных. Навальный, как и политзаключенные предыдущих поколений, описывает человеческие условия в состоянии угнетения и кризиса. В книге «Записки из Мертвого дома» (1862) Федор Достоевский рассказывал о жизни на сибирской каторге, где он провел пять лет за участие в политической группе, выступавшей против императора Николая I. В книге «Один день Ивана Денисовича» (1962) Александр Солженицын рассказывает о собственном опыте в сталинском ГУЛАГе, где он провел почти десять лет. А в книге «Крутой маршрут» (1967 год) Евгения Гинзбург подробно описала время, проведенное в магаданском лагере, рядом с Северным полярным кругом, в 1930-е годы.

Эти произведения доказывают силу искусства, которое не только документирует репрессии, но и открывает путь к выживанию. Они показывают нам, как выживать, не теряя свою человечность. С помощью некой алхимии произведение искусства – будь это картина или скульптура, симфония или опера, роман или стихотворение – способно отразить лучшее, что есть в нас. В России боль постоянна и экзистенциальна. Из-за этого жизнь плоха, но при этом создаются условия для создания шедевров. Это универсальная истина, а не только российская. Жизнь и творчество Бетховена, Винсента Ван Гога, Сергея Прокофьева, Дмитрия Шостаковича, Джеймса Болдуина и Джамайки Кинкейд представляют собой один и тот же феномен. Величайшее искусство, творения, которые стоит сохранять, рождаются из боли в любом контексте и на всех континентах.

В поисках универсального

Надо похвалить Зальцбургский фестиваль за то, что он особо выделил два российских музыкальных произведения авторства Прокофьева и Альфреда Шнитке. Это был смелый выбор, учитывая нынешнюю тенденцию отвергать произведения искусства только потому, что они созданы русскими. Кроме того, в программу фестиваля включены целых две оперных постановки по произведениям Достоевского – «Идиот» и «Игрок», при этом особо подчеркивается строчка из «Идиота»: «Сострадание есть… единственный закон бытия всего человечества». В том же романе Достоевский провозглашает: «Красота спасет мир».

Искусство спасает мир каждый день, в каждом столетии и для каждого поколения. Искусство – это то, что останется от нас, когда мы уйдем. Экклезиаст напоминает нам, что нет ничего нового под солнцем, но мы все время сталкиваемся с наиболее раздражающим и наиболее жизнеутверждающим свойством творчества – его неполнотой. Пока люди живы, некоторые из них будут стремиться к созданию шедевров, воплощая в себе неукротимый, креативный человеческий дух, который в итоге и обеспечивает наше выживание.

Взгляните на пример Владимира Набокова, русского писателя XX века, который стал классическим американским писателем. Вынужденно покинув родину, он переписал многие произведения трагической русской литературы, включая сочинения Антона Чехова, Льва Толстого и Достоевского, но в более счастливом ключе. Большинство русских сочинений посвящены несправедливому обществу, в котором люди постоянно готовятся к смерти, а Набоков дает свободу классическим русским персонажам, наделяя их новой жизнью, в которой страдание перестает быть нормой.

Вспомните знаменитое начало романа Льва Толстого «Анна Каренина» (1877): «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». В романе «Ада, или Отрада» (1969) Набоков переворачивает эту фразу с ног на голову: «Все счастливые семьи более или менее различны, все несчастливые семьи более или менее схожи».

Эти русские примеры поучительны, учитывая геополитическую шизофрению страны. Она одновременно европейская и совершенно неевропейская. Ее имперская, диктаторская, византийская политическая структура устарела и закостенела. Но в культурном отношении Россия в основном является отпрыском Западной Европы. Сочинения Пушкина были сплавом русских тем с французской поэтической техникой. Николай Гоголь, русский писатель украинского происхождения, сочинял сатирические шедевры, опираясь на рассказы немецких романтиков, например, Э.Т.А. Гофмана. В романе Толстого «Война и мир» (1869) много строк на французском языке.

Красота и свобода

Искусство не может предотвратить тиранию или войну, но оно может опровергнуть их оправдания. Большинство людей в России считают, что они не могут бороться с деспотизмом, но российское искусство никогда не остается нейтральным. Оно всегда борется за лучшее общество, за лучшее человечество и красоту.

Если бы Путин и его кремлевское окружение выучили уроки искусства о диктатурах прошлого, тогда Россия могла бы избежать нынешней участи. Однако большинство правителей – плохие ученики. Они не ценят культуру и творчество, потому что видят в них угрозу, своеобразную форму ответственности перед критически настроенным обществом. В ином случае Сталин и Путин не стали бы уничтожать шедевры и сажать в тюрьму деятелей культуры.

Я возражаю против уничтожения и запрета русского искусства Украиной, но я также понимаю, что Кремль ведет даже более активную войну с русской культурой. Любому художнику или интеллектуалу, который не поддерживает воинственную политику Путина, сразу затыкают рот. Деспоты любят только «культурку» («укрощенную культуру»), которая восхваляет их величие, однако лучшее в русском искусстве является антитезой этому. Опираясь на универсальный опыт несправедливости, оно доказывает, что политику угнетения и конфронтаций неизбежно ждет провал.

В 1930-е годы Анна Ахматова разгневала Сталина, написав «Реквием», пророческую поэму о намерении – своем и своих современников – пережить власть диктатора. Спустя несколько десятилетий книга Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» (1973) сыграла более важную роль в приближении морального краха коммунизма, чем большинство политиков эпохи позднего СССР.

В XXI веке русскоязычные творцы продолжают традицию разоблачения тоталитарной жестокости. В устной истории «Время секонд хэнд» (2013) лауреат Нобелевской премии, писательница Светлана Алексиевич, которая родилась в Украине и живет в Беларуси, описывает физические и духовные шрамы, оставленные авторитаризмом до и после распада СССР в 1990-е годы.

Глядя на Кремль сегодня, можно задаться вопросом: «А знают ли они вообще, как заканчивается эта история?» Последнее слово всегда остается за искусством.

Copyright: Project Syndicate, 2024. www.project-syndicate.org

• 26
• 28