О поиске истоков путинской демодернизации

С позиций своей концепции Александр Эткинд исследует все стороны российской действительности. Однако самый главный элемент «стоп-модернизма» и источник архаики – это государство, паразитическое по своей природе.

Путинский режим живет как в последний раз, в логике «после нас хоть потоп» сжигаются все возможные резервы, от газа до запасов терпения у российского общества. Чтобы так палить ресурсы – финансовые, эмоциональные, политические, наконец, человеческие – нужно определенным образом трактовать и объяснять действительность. Истоки такого национал-имперского самосознания в буквальном смысле находятся под землей – там, где хранятся запасы ископаемого топлива.

Историк, психолог и культуролог Александр Эткинд в своих книгах построил стройную и внятную концепцию, если угодно, происхождения путинизма. Его последняя книга, вышедшая в 2023 году по-английски (“Russia against modernity”, Polity Press), теперь переведенная на русский («Россия против современности», Uberbau, Riga), стала естественным продолжением двух других книг – «Внутренняя колонизация. Имперский опыт России» и «Природа зла. Сырье и государство».

Добыча главного моноресурса и торговля им, таким отдаленным и малодоступным, оказывается ключевым триггером колонизаторских усилий правящих групп. Доход и ренту, которую они делят между собой, приносят транспортировка ресурса (пушнины когда-то, нефти – сейчас) и его продажа внешнему потребителю, поэтому такое внимание уделяется вопросам безопасности и монопольного владения. Безопасность транспортировки приравнивается к безопасности группы-ресурсообладателя, а значит, и государства.

Государство, родина – это мы, говорят охранники и бенефициары транспортировки. Такой способ существования делает собственно трудовое население страны излишним, до его свободы не то что нет дела, она нежелательна – достаточно задавать этой части подданных корм, вырученный от продажи ресурса, чтобы оно не протестовало.

«Палеосовременность» против богини Геи

Как и в советское время, нефтегазовое благосостояние отменяет необходимость развития, реформ и диверсификации экономики. Нация, к которой все-таки просачиваются сверху вниз отдельные нефтедоллары и газовые евро, расслабляется, дает возможность мягкому автократу становиться жестким.

Исторически, впрочем, все началось гораздо раньше: «В основе палеомодерна с его потребностью в природных ресурсах, будь то ископаемое топливо, металлические руды или натуральные волокна, лежал сырьевой колониализм, переселенческий империализм и военно-промышленный капитализм (курсив мой. – А.К.). Ценные ресурсы всегда располагались вдали от населенных центров – это и делало их ценными. Государствам нужно было захватывать, присваивать и колонизировать все новые территории. Живущих там людей притесняли, переселяли или убивали, а на их место завозили новое “продуктивное” (вернее, экстрактивное) население. В поисках сырья государства палеомодерна шли по пути колонизации – либо внешней, либо внутренней».

В такой рамке модернизация, авторитарная или демократическая, становится не просто ненужной, а невозможной. В какой-то момент взросления режима наступает период не только инерционного развития или застоя, но и демодернизации. Путинский проект – это битва с современностью, которую ведет «элита», проделавшая эволюцию от неверия в то, что мир меняется, до попыток физически остановить модернизационные процессы.

Александр Эткинд погружает историю путинской модели в более широкий контекст – устаревающий национал-имперский режим является адептом «палеосовременности», в то время как мир уходит в будущее, в эпоху «геямодернити» (от имени богини Геи): «В палеомодерне прогресс характеризовался все более интенсивной эксплуатацией природы: с каждым следующим шагом цивилизации потреблялось все больше ресурсов и энергии, только так и шел прогресс. Напротив, зеленая современность требует уменьшения затрат энергии и материи на каждую новую единицу труда и удовольствия. Эти два типа модерности демонстрируют противоположные отношения между природой и прогрессом».

Путин, который никогда не верил ни в какой зеленый переход, а если и приветствовал попытки авторитарной модернизации, то лишь для того, чтобы обеспечить устойчивость экономики и аккумулировать финансы для покупки лояльности населения, ведет битву против модерна: «В своем противостоянии современности российское государство разрабатывало новые месторождения нефти и газа, оккупировало территории, наращивало золотой запас, субсидировало ультраправые движения по всему миру и разрушало Украину». Российская «спецоперация» – воплощение и следствие, по определению исследователя, «стоп-модернизма». Поначалу медленный, а затем все убыстряющийся отказ от модернизации по мере взросления путинизма превратился в демодернизацию, в кампанию против современности: «Наряду с климатическим скептицизмом в состав путинизма вошли культурный консерватизм, гомофобия, экономическое неравенство и коррупция. Все они завязаны друг на друга».

Петрогосударство-паразит

С позиций своей концепции Александр Эткинд исследует все стороны российской действительности. Однако самый главный элемент «стоп-модернизма» и источник архаики – это государство, паразитическое по своей природе: «Почему народ такой огромной страны с богатой историей и прорывными техническими достижениями стал таким несчастным и непродуктивным? Ответ прост: дело в российском государстве – раздутом, архаичном и чрезвычайно дорогостоящем. Это государство не опиралось на народ, а полностью зависело от эксплуатации природы, в основном ископаемого топлива… За три долгих постсоветских десятилетия Россия могла превратиться в мирную, трудолюбивую и законопослушную страну. Но массивный аппарат госбезопасности и коррумпированная бюрократия питались капиталами, добытыми из недр земли, а не трудом граждан. Эта алчная «элита» черпала свою жизненную энергию в ископаемом топливе, не принимая в расчет население, в котором не особо нуждалась».

Исследователь приводит убедительные доказательства растущего неравенства в России – класс «ойлигархов» (еще один авторский термин, соединяющий «oil», нефть, с понятием «олигарх») сильно отдалился от основной части населения: «Неравенство увеличивалось бешеными темпами. Гарвардские и московские экономисты верили, что экономический рост станет абсолютным благом для всей России, потому что совокупное богатство будет просачиваться вниз к бедным. Прилив поднимает все лодки – так говорили экономисты. Но прилив поднял только яхты богатых. Лодки бедных дали течь и пошли ко дну».

Это красивые метафоры, но надо признать, что главный мотив раздаточного государства, когда оно перераспределяет национальный доход и деньги налогоплательщиков, – это сохранение стабильности. То есть главное для государства – чтобы и лодки с протекающим дном, и «ойлигархические» яхты не сильно раскачивались. И потому, едва ли обращая внимание на самое вопиющее – имущественное неравенство, государство в последние годы пыталось восстановить падающие или стагнирующие доходы населения. И как раз война способствовала росту доходов определенных категорий работников (включая солдат, которые тоже «работники»), вовлеченных тем или иным образом в обслуживание «спецоперации», будь то пребывание непосредственно в окопах или рабочее место в ВПК и смежных отраслях.

Особые привилегии классу «вовлеченных» исказили и равенство доступа к разным институтам: почти все бюджетные места в хороших вузах отданы не отличникам и олимпиадникам, а льготникам, представителям военных и околовоенных семей. Что же касается регионального неравенства, то здесь есть разные инструменты выравнивания доходов бюджетов областей, краев и республик. Так что пока физически, морально, этически и эстетически устаревшая петрократия выходит из положения. Возможно, временно, потому что при таком уровне военных расходов, провоцирующем среди прочего инфляцию, и при таких проблемах с источниками доходов бюджета долго продержаться на модели (полу)военного государственного интервенционизма сложновато.

Сход/развал

Александр Эткинд прогнозирует будущее так, как если бы оно уже произошло. В этом «будущем в прошедшем» времени Российская Федерация распадается именно как федерация – за ненадобностью и в результате поражения в войне: «Паразитическая петрократия функционирует как центр распределения природных ресурсов, поэтому федеративный бонус в ней отрицательный. Развал такого непродуктивного образования могут сдерживать политические традиции, исторический миф или силовое доминирование одной нации над другими. Империи и федерации развиваются в мирное время, сплачиваются во время войны и распадаются после поражения».

То, что происходит сейчас, автор «России против современности» называет «второй крымской войной», а она «была начата для того, чтобы навязать Европе, начавшей трудный процесс детоксикации, продолжение торговли нефтью и газом. Россия недооценила настойчивость западных стран, как она недооценила украинское сопротивление. Европейские планы декарбонизации, скорее всего, будут отложены из-за войны, но Россия никогда не вернет себе западные рынки ископаемого топлива. Эта отчаянная борьба проиграна».

Да, наверное, «палеосовременность» проиграла войну богине Гее с ее зеленой революцией и соответствующей ей демократической политической системой. Путинский режим проиграл само будущее. Но означает ли это, что он потерпел или потерпит именно военное поражение, которое приведет к распаду страны?

«Война на истощение» длится уже почти два с половиной года и имеет своими следствиями человеческие жертвы, загрязнение окружающей среды, увеличение миграционных передвижений (причем таких, каких не ждали в XXI веке, то есть внутри Европы, с ее востока на ее же запад), изменение миропорядка, в том числе заразительность примера путинской «спецоперации» для других государств, готовых действовать в логике «А что, так можно было?». И она может продолжаться таким образом уже до полного истощения ресурсов двух сторон. Правда, у одной из этих сторон есть ядерное оружие, которым истеблишмент легкомысленно поигрывает, как ключами от дорогого автомобиля. «Палеосовременность» может продержаться еще довольно долго, проигрывая будущее, но изображая жертву и победы в кратко- и среднесрочной перспективе.

Любое поражение можно представить для внутренней аудитории как победу, а чрезвычайная финансовая зависимость регионов от федерального центра вовсе не способствует самостоятельности российских административных единиц, даже если речь идет о национальных республиках. Кроме того, карьерная цель многих назначенных Москвой региональных топ-менеджеров – не территориальная самостоятельность вверенной административной единицы (зачем она нужна без бюджета), а позиция в бюрократической иерархии именно на федеральном уровне, в столице.

Вопрос Александра Эткинда – «зачем Федерация», если она слаба и теряет возможности удерживать единство территорий трансфертами и субсидиями из федерального центра, имеет право на существование. Хотя все-таки остро не стоит. Распад России на отдельные государства – всего лишь один из многих сценариев.

Александр Эткинд дает одновременно содержательный и методологический совет тем, кто выводит сегодняшнюю перманентную катастрофу из девяностых и еще более ранних политических эпох: «Объяснение путинизма через его советское наследие или как возрождение вечной России затемняет специфические истоки этого режима и оправдывает его преступления. В подавлении митингов, воровстве триллионов и развязывании войны виноваты конкретные лица и институции, а не национальная традиция».

Значит, если это не традиция, шанс когда-нибудь выбраться из-под глыб на свет божий из центра земли и нефтяной скважины все-таки существует.

Полная версия здесь.

• 84
• 30