Почему Герольд Бельгер завещал похоронить его на мусульманском кладбище?

10 лет назад не стало Герольда Бельгера, человека, оставившего большой след в казахской литературе. 7 февраля, в тот день, когда его не стало, друзья поехали на мусульманское кладбище в Кенсае, где мулла прочила суру из Корана.

Его уход стал потрясением для каждого казаха. На гражданскую панихиду, которая проходила 10 февраля 2015 года в Государственном академическом Казахском театре драмы им. Ауэзова, пришли и высокопоставленные чиновники, и простые люди. Прощаясь с ним, кто-то произнес поэтические строчки: «Пришел с тобой проститься тобою же воспитанный народ».

Запомнился такой трогательный момент. К родным Герольда Бельгера подошел аулчанин с мальчиками-близнецами лет трех на руках. Выразив соболезнования дочери Ирине Бельгер и вдове Раисе Хисматуллиной, он сообщил, что один из близнецов носит имя Герольд, другой – Бельгер.

– А еще в тот день произошла нештатная ситуация, – рассказывает Ирина Бельгер. – В одном из интернет-изданий ошибочно дали время прощания с отцом – 13.00. Все, конечно, знали, что по мусульманским обычаям хоронят до полудня, но когда в ресторане уже шел поминальный ас, к театру, оказывается, подошла вторая партия людей. Многие несли цветы, которые потом оставляли у подножия памятника Мухтара Ауэзова…

Бельгер не был верующим: «Ну я-то атеист (так воспитан), для меня Бог есть Абсолют, Высший разум», но похоронить себя просил непременно на мусульманском кладбище. В письме жене, находясь в сентябре 1999 года в больнице со вторым инфарктом, он писал:

«Значит, так, если что случится, упокоить меня просто и скромно на Кенсае. Сделайте для меня исключение. Там мои друзья (там будут и живые ныне друзья). А мне нужно с ними пообщаться, побеседовать. Кенсай! С этой просьбой обращаюсь к Назарбаеву, к Нуркадилову. Господа, уважьте мою просьбу. Казахстану и казахам желаю добра! Елiм аман болсын! Искренне ваш Герольд. Рая! Милая!».

– Так как никакого завещания позже отец не оставил, мы опирались на эту записку и на слова нескольких очень уважаемых людей, которые подтвердили, что в личных беседах он тоже говорил, что хотел бы после смерти быть похороненным на этом кладбище. Так и сделали, – сказала Ирина Бельгер.

– Я смею называть себя другом Герольда Карловича – нас связывают долгие годы творческих и просто теплых человеческих отношений, – говорит журналистка Алипа Утешева. – Даря мне свои «Записки старого толмача», он сделал на ней дарственную надпись: «Другине, айналайын Алипе, которую знаю и люблю 101 год, – с симпатией».

Герольд Карлович ко всему, в том числе и к своим хворям, участившимся в последнее время, относился с юмором. В свою последнюю осень он сильно похудел, но и это он сделал поводом для шутки: «Теперь вот сижу как Махатма Ганди и даже пытаюсь сунуть палец между ребрами». Когда я стала смеяться, ему, чувствовалось, доставило это удовольствие. Тем, что он все-таки перешагнул рубеж своего 80-летия, мы, конечно, обязаны его жене – Раисе Закировне. Когда я иногда заходила отдать публикации, она неизменно бежала на кухню ставить чайник, но я, чтобы не утомлять ее, отказывалась. И тогда они с Герольдом Карловичем, как маленькой, совали мне в карман горсточку конфет. Так же, как и муж, Раиса Закировна самозабвенно и искренне отдавалась любимому делу – пропадала в школе с утра до вечера. Относясь к своей верной спутнице с нежностью, он и над ней подшучивал. Однажды, когда я спросила: «Как дела у Раисы Закировны», – опять рассмешил меня: «Если бы ты сейчас не напомнила, я бы забыл про ее существование. Как-то ночью просыпаюсь, а рядом что-то бугрится. Я со страхом подумал: «Что это может быть? А-а! Это же Раиса!». Другой раз на вопрос: «Раиса Закировна на работе?» – услышала: «Да! Мне вот приснился очень хороший сон, что ее выгнали с работы. «Так ей и надо», – подумал я мстительно, увидев ее пригорюнившейся на ступеньках школы».

В тот печальный день, когда его провожали в последний путь, культуролог Мурат Ауэзов произнес слова, которые запомнились многим:

– Он – народный, национальный, государственный. Мне же он по-особому дорог. Я ему безмерно благодарен за то, что он много сделал для того, чтобы имя моего отца Мухтара Ауэзова достойно звучало в мире. Когда мы затеяли новый перевод «Пути Абая», Гер-ага (я называл его именно так) взял на себя титанический труд – с немецкой педантичностью прочитать и сопоставить все три произведения – оригинал, перевод с участием самого Мухтара Омархановича и новый перевод в исполнении Анатолия Кима. Кто-то, может, и удивиться, но Мухтар Ауэзов и Герольд Бельгер типологически совпадают. Они оба были мыслителями. Писателей, которые великолепно пишут, – много, а вот тех, за кем чувствуется титаническая работа мысли, – немного. А еще их обоих отличала чрезвычайная трудоспособность. Мухтар Ауэзов прожил всего 64 года, однако сделал столько, что хватило бы на несколько жизней, ну а Бельгер, все знают, жил по принципу – ни дня без строчки. С такой же ответственностью, как главные служители божьих храмов, проводят службы, Гер-ага трудился в мире слова. Это объясняется не просто природными способностями, этому есть конкретные исторические и социально обусловленные причины.

Маленьким мальчик, который рос в чудесном кругу любящих родственников, вдруг столкнулся с жестокой реальностью – депортацией. Ожог, полученный в детстве, заставил его очень рано искать ответ на вопрос – что есть справедливость и несправедливость? С самого начала он принял сторону добра, которому, к сожалению, на его веку выпало войти в драматическое противостояние с воинствующим злом. Второй решающий момент в его жизни – переселение в казахскую среду. Наблюдательный мальчик был впечатлен добротой Великой степи. Он полюбил мир простых казахов, исподволь поняв, что он, этот мир, нуждается в такой же защите, как и он сам. Эти два начала – ожог несправедливыми обстоятельствами, а следом – принятие стороны добра, поставили перед ним вопросы, ответы на которые можно было получить, обладая по настоящему большим, лишенным всякой профанации знанием. Встав на этот путь, Бельгер поражал своей энциклопедичностью даже таких своих продвинутых и просвещенных ровесников как Аскар Сулейменов.

Все творчество Гер-ага – это вечный огонь, который не брал тайм-аутов, не жил по законам «включили – выключили». По огненности он где-то сродни великого казахского поэта Султанмахмута Торайгырова, чьим кредо, как известно, было – гореть, даря людям тепло…

• 186
• 94