Почему главный Аяз-Ата Алматы играет только негодяев?
Прошедшую президентскую ёлку вел, как всегда, актер театра имени Ауэзова Бахтияр Кожа – бессменный главный Аяз-ата Алматы, начиная с 1991 года. Он признается, что чем мы взрослее, тем больше тоскуем по своему детству.
– 30 с лишним лет назад я был молодым, веселым и смешливым дедом. Так я компенсировал отсутствие опыта, я все –таки больше привык играть драматические роли, – рассказывает он. – С годами этот образ – белобородого Аяз-Ата – становится мне все ближе и ближе. Я, между прочим, хороший дед и по жизни. Любовь к маленьким – это у меня с детства. На мои плечи ложились забота о младших брате и сестре. Я был их нянькой – то братишку таскал на своей спине, то сестренку. Потом внуки стали делать из меня то лошадь, то собаку. Детское ребячество передается и мне, я хохочу вместе с ним. Его узбекский акцент
– Я с детства мечтал стать актером. Делал театральный занавес из маминых платьев, собирал у нас дома соседских ребятишек и под моим руководством они вместе с моими пятерыми братьями и сестрами разыгрывали сцены из семейной жизни наших родителей. Например, как, переругиваясь, пили чай. Эти игры заканчивались с приходом матери. «Ах, черти! Опять ничего не сделали по дому! – кричала она и начинала гоняться за мной с палкой.
Страсть к актерству у меня с годами только возрастала. Позже я стал играть в ШТЭМе – школьном театре эстрадных миниатюр. Поступать, естественно, я собирался только в театральный. Но мама заявила, что в актеры я пойду только через ее труп. И когда в Ташкент, где жила наша семья, из Яны-Кургана Кзыл-Ординской области приехала погостить ее сестра, я в прямом смысле схватился за ее юбку: еду с вами! Тетя сжалилась надо мной. «Ладно, – сказала она маме, – пусть едет, я посмотрю, каким он станет актером. Думаю, что в театре его ни к чему другому, кроме как таскать чемоданы Сабиры Майкановой, не допустят».
В Яны-Ккургане я работал зававтоклубом районного Дома Культуры, играл в маленьких спектаклях, оттуда на следующий год поехал в Алма-Ату поступать на актерский факультет консерватории, но меня из-за незнания родного языка (на узбекском и русском говорил лучше, чем на казахском) признали профнепригодным. Пришлось идти в армию, а через два года я снова стоял у театрально-художественного института, который к тому времени выделился из состава консерватории. И тут меня заприметила Шолпан Джандарбекова. Когда она в группе с другими педагогами пересекала двор, я стоял под деревом и размышлял, куда бы устроиться на работу, если опять провалю вступительные экзамены: домой возвращаться не хотелось. Народная артистка неожиданно окликнула меня: «О, мальчик, иди сюда. Ты же поступал к нам два года назад».
– Ты уже опоздал, – сказала она и дала совет, которому я немедленно последовал: побежал сдавать документы в двухгодичную студию при Каздраме (театр им. Ауэзова – Ред.). Сабира Майканова, Идрис Ногайбаев, Фарида Шарипова и Байтен Омаров и еще полтора десятка людей представляли приемную комиссию. Дрожа от волнения, рассказал басню, стих, что-то спел, станцевал и вдруг меня спрашивают: «А что это у тебя за акцент странный?» Рука сама собой, как у пионера, взлетела к виску. «Даю, – говорю, – честное комсомольское слово, что выучу язык в совершенстве».
Я поступил, но все два года никуда не выходил из общежития: кто-то посоветовал мне читать вслух «Абай жолы» Мухтара Ауэзова и, как только ребята уходили гулять, я хватался за книгу. Мое терпение было вознаграждено: на выпускных экзаменах я удивил педагогов знанием родного языка.
Начинал я свою актерскую карьеру на сцене Казахского ТЮЗа имени Габита Мусрепова. Первая моя большая роль была в «Чайке» – я там играл Треплева. Потом пошло-поехало. Особенно мне нравилось играть в спектакле «Красавица из аула» по пьесе Ысырали Сапарбаева. У моего героя, оперного певца Каражана в Алматы есть, кстати, реальный прототип, у которого по какой-то причине сел голос, но когда-то этот человек блистал, ездил в Италию, пел в Ла-Скала… По пьесе же, стоило этому красавцу открыть рот, как девчонки падали штабелями. Что интересно, женское поклонение перед тем образом, который я сыграл, перенеслось и на мою собственную жизнь. «Что с вами? – удивлялся я. – Каражан так легко переступал через вашу сестру, что я сам ненавижу своего героя».
«Дьявол» во плоти
Режиссеры, и театральные, и киношные, очень долгое время культивировали во Бахтияре Коже злодея.
– В сериале «Перекресток», например, я до того доигрался, что когда мы Розой Булочкой (актриса Газиза Абдинабиева – Ред) были на гастролях в одном из областных центров, то однажды на улице к ней на шею кинулась незнакомая женщина: «О-о! Откуда в наших краях?! Мы вас обожаем!», – вспоминает актер. – И вдруг видит меня: «А вы кто? Бандит Сапар?! У меня желание схватить вас и размазать по стенке!» Потом женщина, правда, опомнилась: «Ой, это не про вас, а про вашего героя».
Как-то в маршрутке пожилая женщина, увидев меня, схватилась за сердце и закричала на весь салон: «Астапыралла, астапыралла! Ой, как я тебя ненавижу! Тьфу на тебя!» Дочка тянет ее за рукав, что-то шепчет на ухо, но бабка не унималась: «Подожди! Я что – каждый день вижу этого подлеца?! Я ему все-о выскажу!» Мне даже стали поднадоедать образы злодеев, хотелось сыграть хорошего человека. Такого, скажем, как Ахан-сере, или, например, влюбленный Кебек, но режиссеры продолжали видеть во мне только дьявола во плоти. В спектакле «Хош махабатт» – «Прощай, любовь!» я, например, сыграл современного нагловатого парня Асана, который торгует на базаре водкой и коньяком. После премьеры сорвал бурные аплодисменты, меня завалили цветами. Выхожу из театра очень довольным и вдруг дорогу мне перегородили трое крепких парней: «Саламатсыз ба, агай!» Я обрадовался: о-о, узнают! А они мне: «Глаза у вас вроде не злые, но что вы делаете на сцене?»
Я удивился: «А что я делаю?» – «Мы все понимаем – вы актер, но нервы у нас на взводе – нельзя же быть до такой степени негодяем». Зато женщины не переставали удивлять меня «Спасибо!» – говорили они мне после таких ролей. «Как?! Это же отрицательная роль!» «А такой тип мужчин самый привлекательный» – слышал я в ответ. Ну как понять после этого женщин? Мечтают о положительных мужьях, а влюбляются в негодяев.
Как бы ни было мне жалко мои роли, но в 1993-м я решил уйти из ТЮЗа: у меня началась ностальгия по Ауэзовскому театру, на сцене которого я начинал играть в массовках будучи еще студентом. Я чувствовал, что именно здесь мое место, где я видел великих аксакалов казахской сцены Серке Кожамкулвоа. Нурмухана Жантурина, Идриса Ногайбаева… И действительно, не успел я перешагнуть порог театра, как сама Фарида Шарипова предложила быть ее партнером в «Медее» – я там играл Ясона.
Кстати, мама так и не признала мою профессию. Когда мне исполнилось 40, она сказала: «Ну, сынок, наигрался, нахохотался, а теперь давай-ка займись серьезным делом». Когда же я стал объяснять, что ко мне только-только пришла актерская слава, она обреченно махнула рукой.
«Гамлет» и мистика
Сейчас Бахтияр Кожа, давно разменявший седьмой десяток, так же, как и раньше, заразительно хохочет и много шутит, но нынче его не увидишь с сигаретой или с рюмкой в руках. В свободные от спектаклей и от съемок в кино дни он чинно прогуливается с женой и внуками в сквере возле родного театра имени Ауэзова.
– Недавно попала в руки книга, где говорится о том, что всем людям свойственно спотыкаться в жизни, и что на ошибках они учатся, – рассказывает Бахтияр. – Правда, умные учатся на чужих, а дураки – на собственных. Я отношусь к последним. И курил, и пил много. Это мешало моей профессии. Но однажды, лет 15-16 назад, я попал под нож хирурга. Из-за чего и почему – рассказывать не буду. Я лежал в отделении гнойной хирурги. Это что-то похожее на чистилище – крики, стоны… С тех пор я, можно сказать, веду праведный образ жизни. Если раньше пил вино и водку, то сейчас – настои на травах, овсяное молочко и зеленый чай. Результат был налицо. Когда я говорил, что я дед не одного уже внука, собеседники чуть не падали со стула: «Вы – дедушка?!».
Бахтияр Кожа был одним из претендентов на роль Мустафы Чокая в одноименной картине-эпопее Сатыбалды Нарымбетова, снятый в 2008 году. Но – увы, нашего легендарного соотечественника сыграл не он.
– Я сейчас могу рассуждать, обсуждать, но уже все – поезд проехал, – говорит актер. – Но если вернуться в прошлое, я не поверил, когда меня пригласили принять участие в актерском кастинге. Сердце бешено забилось, меня охватила радость, а потом появился страх. Масштабность личности Мустафы Чокая подавляла. «Нет, не пойду, – мелькнула мысль. – Наверно, уже есть готовый актер на роль, а меня приглашают для «галочки».
Но актерское любопытство и надежда: «А вдруг? А может быть?» – взяли вверх. На пробах волосы мне откинули назад, подобрали усы, я одел очки, и когда увидел себя в зеркале – у меня появилось ощущение внешней схожести с Мустафой. Потом был худсовет. Почти все были за мою кандидатуру, но у режиссера было свое видение – он настоял на кыргызтанском актере Азизе Бейшеналиеве. А у меня после этого мелькнула в голове дурацкая мысль: а зачем тогда надо было устраивать этот фарс с пробами?
От другого нашего режиссера, Талгата Теменова, перед съемками «Кочевника» я услышал: «Слушай, я хотел пригласить тебя на одну из главных ролей, но эта твоя «Саранча» меня просто бесит».
И все же,несмотря на кое-какие минусы и плюсы, я считаю свою актерскую судьбу удачной, потому что играю и отрицательных, и положительных героев. Сейчас идет сериал про молодежь, которая делает ставки в букмекерских конторах. Я там играю жесткого, прожженного букмекера, который не расстается с пистолетом, выбивая деньги из клиентов. До этого снимался в Боровом в фильме «Игроманка», играл отца девушки –наркоманки и игроманки.
Еще играю в фильме «Игрок». Мой герой – полковник, сотрудник правоохранительных органов, у которого есть игровые картежные столы. В конце концов он в духе сегодняшнего дня попадает за решетку.
Если роли разноплановые, значит, кинорежиссеры не воспринимают меня как ремесленника от искусства. А начиналось-то все с той бесившей Талгата Теменова первой нашей мыльной оперы – с «Перекрестка». В сценарии появился новый персонаж и кто-то посоветовал меня. Это была уже трехсот какая-то серия, все уже были изрядно подуставшими. Абай Карпыков, режиссер сериала равнодушно бросил: «Ну пусть попробуется». Первоначально я должен был играть близкого друга положительного героя. А потом сценаристы сказали, что хотят видеть меня в другом амплуа: «Вы должны сыграть дьявола во плоти, коварного и жестокого». Моего Сапара зритель возненавидел.
Благодаря сериалам «Перекресток» и «Саранча» я попал в российский проект «Господа офицеры», а потом в картину «Подарок Сталину». С последней лентой вообще было интересно. На роль лейтенанта КГБ Балгабая предлагали многих, но Алию Увальжанову, продюсера картины, они не устраивали. Однажды вечером, когда она, вконец измотанная поисками, пришла домой, мать сочувственно спросила: «Что случилось, доченька? Почему ты такая грустная? Опять переживаешь из-за Балгабая? А ты попробуй этого… как его? Ну который играл в «Господах офицерах», в «Перекрестке» и в «Саранче». «Мама, вспомни, как его имя!» «Да то ли Кожа, то ли Бахтияр». Так я благодаря маме продюсера «Подарка для Сталина» попал в этот проект.
Но, к сожалению, такого режиссера, про которого я могу сказать – это он меня сделал, в моей жизни еще не было. Есть режиссеры, которые приезжали работать в наш театр, и у меня с ними неплохо получались разовые работы. Например, Юрий Иванович Бекназар-Ханинга. Своего «Гамлета» он делал для меня. То, что это непростая вещь, я почувствовал уже во время репетиции, когда упал со станка и сломал руку. Меня должен был заменить второй состав, но Азамат Суракбаев попал в аварию, в одной машине с ним была Баян Кажинабиева – наша Офелия. То есть из строя мы все выбыли разом. Пришлось приостановить репетиции «Гамлета» на целый месяц. Это было похоже на то, как чей-то голос свыше сказал нам: «Эй, казахи! Проснитесь, вы играете Шекспира». Вначале я каждый день возносил благодарность Всевышнему за то, что Юрий Иванович выбрал именно меня на эту роль. Но когда начали репетировать, я делал это, не вникая в глубину, не задумываясь: «А почему мой герой так поступает со своей матерью? Почему он возненавидел своего дядю? Почему издевается над своей любимой Офелией? Зачем говорит ей: «Уходи в монастырь, пока не родила такое же чудовище, как я». И только поняв это, я стал раскрывать и хорошие, и отрицательные черты своего героя. Ведь те проблемы, которые поднимаются в «Гамлете», – вечные. Это и отношения родителей с детьми, и государства к своему народу, и наоборот – отношение народа к государству. Но эти тонкости я осознал после того перелома.
Комментариев пока нет