Почему казахстанская полиция отказалась выдавать России офицера-дезертира?

По данным организации «Точка невозврата» по оказанию помощи россиянам, бежавшим от войны в Казахстан, в нашей стране находится около 17 дезертиров, и больше половины из них — кадровые военные.

Рухнувшие мечты

Дезертировавший из российской армии 23-летний лейтенант танковых войск Фархад Зиганшин не знает, связано это с его интервью немецкому журналу «Шпигель»и польскому спутниковому телеканалу «Белсат», или повлияло что-то другое, но весной этого года в Казахстане произошло неординарное событие — сотрудники линейной полиции аэропорта Астаны отказались выдавать его российской стороне. И, продержав два дня в ИВС, по постановлению прокурора отпустили парня на свободу. Сейчас офицер подал документы на получение гуманитарной визы в более безопасную страну.

— В армию я пошел служить сознательно, представление о российском офицере у меня всегда было хорошим, — рассказывает Фархад. — С десяти лет, с 2010 по 2017 год, обучался в Суворовском училище, потом – с 2017 по 2021 годы — в Казанском высшем танковом командном училище. И там же остался служить в должности заместителя командира по военно-политической работе, командиравзвода — преподавателя батальона курсантов, то есть явоспитывал будущих офицеров. 

После начала войны в течение первых двух недель раздумывал, что мне делать и как жить дальше? Да, я давал присягу родине, у меня есть ответственность за еебезопасность, но так как моя страна стала участвовать в том, в чем нельзя участвовать – она вторглась на чужую территорию, чтобы убивать мирных людей, разрушать города и села, мародерствовать и насиловать, то я такое поддерживать не мог. Если бы все было наоборот, то, конечно, защищал бы ее до конца.

Первая мысль — уволиться, но для расторжения контракта нужно было заплатить неустойку министерству обороны РФ. Сумма немаленькая, в рублях около 1,2-1,5 млн. Уже собрался продавать квартиру, но тут получил травму на службе и с разрывом связок коленного сустава попал в госпиталь. Два с половиной месяца проходил лечение, потом еще два месяца находился дома на больничном. Когда вышел на службу, пришла телеграмма, что я должен ехать с добровольческими отрядами, сформированными в Казани, оборонять Херсон. Я написал письменный отказ и подал рапорт на увольнение. 2-го августа прошлого года вучилище состоялось заседание аттестационной комиссии по моему вопросу, где весь руководящий состав проголосовалза мое увольнение. Оставалось дождаться приказа, но сэтого дня я службу не посещал — был уверен, что буду уволен. В ночь с 20 на 21 сентября сотрудник училища, знакомый телефонист, написал, что пришла телеграмма о моем увольнении. Я обрадовался, но утром была объявлена частичная мобилизация. Я был вызван на службу, где сказали, что меня никто не увольнял. В этот период в военкоматы должны были поступать мобилизованные, и передо мной поставили задачу — обучить их, а потом ехать вместе с ними выполнять «боевые задачи», в общем, участвовать в войне. Я потребовал показать тексттелеграммы. Когда отказали, попросил дать два дняотсрочки. Типа – устроился на другую работу (это было действительно так), уволюсь и выйду на службу. 

В итоге 23 сентября пересек границу Казахстана, а 26 октября на меня завели уголовное дело по статье 337 УК РФ(самовольное оставление части). Сначала была часть третья- до 7 лет лишения свободы, потом заменили на часть пятую- от 5 до 10 лет. 7 ноября меня объявили в межгосударственный розыск.

Здесь я сначала жил в Костанае, потом приехал в Алматы, но в Казахстане было небезопасно (историю майора ФСО Михаила Жилина, думаю, никому напоминать не надо –exclusive.kz), и я решил перебраться Армению. В Европу уехать не мог – у меня не было загранпаспорта. Чтобы получить его, военнослужащим нужно собрать кучу подписей и доказать свою лояльность стране. 

Купил билет до Еревана на 23 марта. Когда в Астане за час до вылета проходил паспортный контроль, меня задержали и водворили в ИВС. Думал, уже все – дальше арест и экстрадиция в Россию, но произошло чудо — через два дня транспортный прокурор Астаны выпустил постановление о моем освобождении. Говорят, это первый такой случай в отношений российских дезертиров и релокантов.

Сейчас веду себя тише воды, ниже травы в ожиданиигуманитарной визы, и все вроде бы относительно спокойно, но неопределенность гнетет — еще неизвестно, сколько я буду жить в таком «подвешенном» состоянии. Спасибо «Точке невозврата» и казахстанскому бюро по правам человека — они делают все возможное, чтобы обезопасить мое пребывание в Казахстане и дать возможность поскорее уехать в европейскую страну. 

Такие разные братья-мусульмане

— Замечено, что многие этнические меньшинства России(к примеру, российские казахи) поддерживают эту самую СВО. Как вы думаете – почему?

— Не знаю. Наверное, им внушили, что Россия — это доминирующая сверхдержава, она всех «нагнет» и т.д. Я тоже люблю страну, где родился, вырос и где находится мой дом, но такого, что «мы всех поставим на колени», у меня не было. Надо ведь на вещи реально смотреть. Какая сверхдержава, если проблем, бытовых и социальных, выше крыши.

— А когда у вас это просветление наступило? Ведь немалороссиян бежали в Казахстан и другие страны не из-за того, что не поддерживают Путина, а чтобы спасти своижизни.

— Я как-то незаметно увлекся видеорасследованиями фондаборьбы с коррупцией, организованного оппозиционером Навальным. После их просмотра у меня стали появлятьсямысли, что я сделал ошибку, связав свою жизнь с армией. 24 февраля окончательно перестал видеть себя в ней. Мама со мной была солидарна: как можно просто так убивать людей?! 

— А отец?

— Мои родители разведены. С отцом я не общаюсь, но знаю, что он мою позицию не поддерживает, у него другие взгляды на это, он человек системы, служил в министерстве внутренних дел, сейчас на пенсии. А мама и младшая сестренка сами сопровождали меня сюда, в Казахстан. 

— Вы здесь работаете?

— Конечно. А как иначе? Цены на аренду квартиры в Алматы космические, поэтому живу там, где удается найти работу.Многие думают, что раз уехал в другую страну, значит, трус и предатель, но это было непростое решение. В Казани остались моя семья, друзья, дом… Но я считаю, что мои убеждения должны стоять выше комфортной жизни. Когда приехал в Казахстан, то узнал, что такое спать на полу на тонкой корпешке и довольствоваться той работой, которой, думал, никогда не буду заниматься. Люди в моём возрасте уже заводят семьи, строят успешную жизнь, а у меня непонятно, что будет завтра.

— Вот вы занимались воспитанием молодых курсантов. А ведь среди них наверняка есть те, кто потряс своей звериной жестокостью в Буче и Мариуполе. Откуда в них это?

— Все люди разные, хотя и носят форму одной и той же армии. Я знаю много хороших офицеров, которые, как только началась война, сразу уволились, а другим приказали — и они пошли убивать. Когда работал с солдатами-срочниками, среди них были такие, кто вообще не желал служить в российской армии, их заставили, но среди нихбыли и искренне верящие, что идут воевать за правое дело. И еще есть такие, кто ищет выгоду из этого. В «Группе Вагнера», например, служат только заключённые, которым предложили идти на войну и заниматься тем же самым, что они делали в мирной жизни — убивать. 

— Майора ФСО Жилина Казахстан выдал России, и сейчас он отбывает срок за дезертирство, а вас задержали и… отпустили, хотя статья почти одна и та же. Как вы думаете — почему?

— Возможно, сыграло роль то, что в Казахстан я въехал законно, оформил регистрацию, прописался. А может — то, что я мусульманин. Что бы там ни было, казахстанская полиция твердо заявила, что будет соблюдать букву закона – как суд решит, так и будет, а его не было, потому что прокурор не стал доводить дело до суда.

— Много приходилось встречать в Казахстане «ватников», поддерживающих имперские планы России?

— Прямо ответить на этот вопрос трудно. Когда вышли интервью со мной в «Шпигеле» и на «Белсате», то в основном слышал слова поддержки, меня называли героем, говорили, что я молодец, и, зная, что у меня непростое положение, предлагали помощь. Ватников откровенных встречал может два-три человека за то время, что  здесь. Это люди 40+, которые застали жизнь в Советском Союзе.Начинается все с того, что со мной заговаривают по-казахски, я отвечаю по-русски. Они возмущаются: «Почему не говоришь на родном языке?» Отвечаю, что я российский татарин. Тогда начинают упрекать: «Почему убежал из страны, не участвуешь в войне?» и т.д.

Люди в одних и тех обстоятельствах поступают по-разному.В Астане меня задержали те же самые пограничники, что и майора Жилина в конце прошлого года. Они, конечно, выполняли свою работу, но у меня остался очень неприятный осадок. Во время допроса ко мне подсел один из их сотрудников. Он заявил, что тоже против войны, мы с ним «братья-мусульмане», они меня отправят следующимрейсом в Ереван. Я расчувствовался и доверился: рассказал ему свою историю такой, какая она есть. Сообщил, например, что Россия объявила меня в розыск, и после этого «брат по вере» сдал меня линейной полиции аэропорта. А вот сотрудники этой службы отнеслись ко мне очень хорошо. Когда они уведомили российскую сторону о моем задержании, то следователь, который вел мое дело, попросил, чтобы меня довезли до границы. Когда казахские полицейские ответили, что все будет согласно букве закона (три дня в ИВС, а потом, если судья примет решение о моем аресте, меня поместят в СИЗО, где буду находиться 40 дней), то для российской стороны это был удар. Там были уверены, что меня сразу экстрадируют на родину, и они сделают все, чтобы меня посадить. Будь линейная полиция аэропорта Астаны посговорчивее, то моя жизнь, возможно,сложилась бы совсем по-другому.

Работа в похоронной команде

— А давления на ваших родственников и друзей, оставшихся в России, нет?

— Мама сейчас уехала из Казани на время. Я же всеинтервью даю, не скрывая имени, и мне хотелось бы как-то смягчить тот стресс, который она сейчас испытывает, а то ведь и часть родственников тоже тыкает в нашу семью пальцем. Они тоже разные. Кто-то поддерживает (таких больше), одна из сестер матери даже сопровождала меня в Казахстан, а кто-то нет.

С сослуживцами сейчас не общаюсь совсем. Как только переехал в Казахстан, завел новые аккаунты в соцсетях, поменял sim-карту в телефоне и т.д., чтобы обезопасить этих людей от лишних к ним вопросов. Я уже столкнулся с этим. После моего отъезда к моей девушке в дом вламывались человек десять, чтобы узнать, где я. Поэтому круг общения я очень сильно ограничил, остались только самые близкие друзья, у которых такие же взгляды, как у меня. Некоторые из них тоже уехали из страны. 

— А ваша девушка не собирается к вам приехать?

— Мы расстались.

— Это правда, что 80% россиян за Путина и войну?

— Я не могу привести какие-то цифры, но я не верю в результаты официальных соцопросов. По мне — 50 на 50. Поддерживают войну те, кого это лично не касается, то есть чьи близкие родственники не принимают в ней участия. «Ватники»-«запутинцы» смотрят же только государственные телеканалы, а там говорят, что потери российской армии минимальные. Какой там! Я почти каждый день месяца полтора летом прошлого года ездил в составе похоронной команды по Татарстану, чтобы оказатьвоинские почести погибшим военнослужащим. Это еще хорошо, когда труп целый и можно через окошко в гробу посмотреть на погибшего сына или мужа. А вот когда привозят обожженное, похожее на кусок угля тело, и надо сдавать ДНК, чтобы определить, твой это родственник или нет, а то, бывает, привезут одну только голову… об этом даже вспоминать тяжело.

— Это правда, что российские жёны и матери радовались, когда взамен погибшего сына или мужа им дарили машину или шубу?

— В татарских деревнях я такого не видел. Запомнились похороны мужчины, у которого осталось трое маленьких детей-погодков. Мать в обмороке, жена стоит на коленях и кричит: «За что мне это?» Больше всего меня раздражало, когда на похороны приезжал какой-нибудь представитель из мэрии или правительства. Представляете, родственники плачут, не знают, как жить дальше, а тут человек в дорогом костюме, над которым помощник или пресс-секретарь держит зонтик, коверкая татарские имя и фамилию, читает по бумажке какой-то дежурный текст. 

— А погибали в основном этнические меньшинства, проживающие в России?

— Я не знаю, как в других регионах, я ездил только по Татарстану и видел много погибших татар. Это были в основном аульские, деревенские ребята. Эта беднота шла на войну с мечтой о больших заработках, которые им обещали, чтобы дом построить, семье как-то помочь подняться на ноги. Из крупных городов Татарстана военнослужащих было мало. 

— В Казани в прошлом году были созданы две добровольческие бригады для участия в СВО. Говорят, люди туда охотно записывались.

— Я видел некоторых из них. По моим ощущениям, искренне верящих в то, что они идут воевать за правое дело, от силы человек десять из ста. Остальные — из-за денег. Это микрозаемщики, которые шли туда, чтобы закрыть своикредиты, или просто потерянные люди – разведенные, пьющие, безработные. Были те, кто шел из-за жадностижены. Он получал 15-20 тысяч, а тут предложили сразу много денег. Карточку же, на которую они падают, он оставляет ей, жене то есть, которая пилила его каждый день.Но и семьи тоже ведь разные. Видел я жен, которые цеплялись за своих мужей: «Что ты делаешь? Ты никуда не пойдёшь». 

— Удивляет то, что вы даете интервью, не скрывая ни лица, ни имени.

— Среди нас, россиян, много порядочных людей, но у некоторых из них судьба сложилась куда хуже, чем у меня. И если я буду молча сидеть здесь, в Казахстане, то не то что других людей, я и себя-то спасти не смогу. Поэтому ирешился на общественный резонанс. Даже если мои выступления увидят 20-30 человек в России, то дальше пойдет цепочка — каждый из них сможет образумить еще человек 20…

Мерей Сугирбаева

• 2735
• 1968