Почему казахстанский барс никак не может стать азиатским тигром?

Министерство национальной экономики обнародовало планы привлечения инвестиций в основной капитал — с $41 млрд в 2024 году до $103 млрд в 2029 году. За основу новой инвестиционной политики взят японский опыт 1960-1990 годов, успешно воспроизведенный в Сингапуре, Южной Корее, Тайване, Турции, а в последние годы и в соседнем Узбекистане. Будет ли выполнено поручение президента Токаева по удвоению ВВП республики к 2029 году до уровня $450 млрд?

Итак, впервые предложена модель привлечения инвестиций с ведущей ролью государства. По словам вице-министра национальной экономики Армана Касенова, речь идет о переходе от модели, где государство лишь сопровождает бизнес, к модели активного участия в организации и создании отраслей и проектов.

«Мы изучали опыт Японии, Южной Кореи, Сингапура – стран, которые достигли рекордных темпов роста благодаря тому, что государство также участвовало в определении точек роста и стратегических направлений на 5–10 лет вперед».

До последнего времени все попытки внедрения проактивной политики в экономике разбивались о стену неприятия экономистов-либералов, утверждавших что «государство – плохой менеджер» и его роль – «ночной сторож».

Напомним, что еще два года назад президент жестко раскритиковал в своем Послании экономический блока правительства из-за неготовности сформулировать новую модель экономического развития. Тем не менее, не исключено, что инициатива МНЭ в инвестиционной политике будет спущена на тормозах, как и раньше.

На то есть три основных причины:

• Отсутствие четкого целеполагания и стратегической координации;
• Дефицит политической поддержки в продвижении нового экономического курса и инвестиционной политики;
• Нехватка кадров для реализации новой модели.

Главная проблема – отсутствие новой модели экономического развития. Как гоночному болиду невозможно разогнаться на старых дорогах, так и любой передовой опыт не будет работать в старой парадигме. Без кардинальной смены модели все замыслы правительства будут крутиться вокруг заезженных, но зато понятных решений.

Как показывает история XX века, моделей экономического развития не так много – сырьевая; модель гос.инвестиций в инфраструктуру; индустриализация и создание ЦДС и, наконец, постиндустриальная модель, основанная на эмиссии валюты (доллара), как средства международных платежей. Первые две модели были апробированы в Казахстане с разной степенью успеха. Сырьевая модель исчерпала себя, инвестиции в инфраструктуру имеют свои пределы, как показала практика. Истории успеха Японии и других азиатских «тигров», напротив, показывают, что для стран, рвущихся из бедности и ловушек среднего дохода альтернативы индустриализации и созданию ЦДС просто нет.

До сих пор Казахстан следовал модели сырьевой экономики. Но уже с 2012 года первый президент Назарбаев заговорил о смене модели. Причина та же – цены на углеводороды, достигнув пика, пошли на спад. Тогда была принята новая Стратегия развития Казахстана до 2050 года. Однако смысловое ядро – модель экономического развития – в Стратегии отсутствовало. Понимая это, руководство страны в 2017 году заявило о необходимости всесторонней модернизации – экономической, политической, социальной, культурной. В 2015-2020 гг. определенную роль сыграла Программа инфраструктурного развития «Нурлы Жол». Но, тем не менее, новая модель экономики предложена не была.

С 2019 года в новом политическом цикле центральный вопрос Нового экономического курса – переход на новую модель экономического развития, тоже пока не нашел решения. Поэтому инициативу МНЭ можно приветствовать, но и в этот раз внедрение лучших мировых практик ограничилось скорее формой, чем содержанием. Такой тип реформ у экспертов даже получил отдельное название карго-культ.

В литературе карго-культ – неудачная имитация опыта развитых стран, получил название от практики аборигенов тихоокеанских островов после Второй мировой войны строить точные копии самолетов и аэродромов из палок, соломы и глины в надежде привлечь транспортные самолеты, сбрасывающие грузы для военных. В Казахстане, например, холдинг «Самрук», созданный по опыту сингапурского инвестиционного фонда Temasek в 2006 году, за все годы так и не смог сравниться с ним по эффективности управления активами.

Каковы основные отличия и преимущества модели экономики азиатских тигров?

Ядром модели экономического развития стало создание цепочек добавленной стоимости (ЦДС) в приоритетных секторах промышленности. Для большинства из них это – производство автомобилей, электроники, нефтехимия, тяжелое машиностроение, а также агропром, легкая промышленность и туризм.

Выстраивание ЦДС происходило от конечного сборочного производства обратно к началу по всем звеньям цепи – поставщикам запчастей вплоть до поставщиков первичного сырья и т.д., при поддержке и прямой координации со стороны государства в лице MITI или другого профильного министерства. Инструменты и механизмы подталкивания к кооперации с локальными поставщиками включали трансфертные цены для участников ЦДС (меньше, чем у зарубежных поставщиков), программы фискальных инвестиций и кредитования для производственной цепочки вплоть до прямого субсидирования отдельных звеньев.

Главная выгода от создания собственных производственных цепочек – цены, сопоставимые с зарубежными аналогами для произведенных товаров и услуг. Например, производство авто в Узбекистане за счет локализации производства комплектующих свыше 50% позволило добиться низкой себестоимости и конкурировать не только внутри, но и выйти на внешние рынки. Турция по этой же причине предлагает туристические услуги дешевле и качественнее, чем казахстанские туроператоры. Или аргентинская говядина – вне конкуренции по цене даже в Казахстане, несмотря на транспортные расходы.

Конкуренция на мировом рынке сегодня идет не между отдельными предприятиями, а между интегрированными производственными цепочками. Их успех объясняется стратегической координацией и управлением. На Западе эту роль выполняют транснациональные корпорации с крупнейшими ЦДС в составе, а в азиатских странах – государство на начальном этапе.

Благодаря стратегическому подходу «азиатские тигры» последовательно прошли этапы накопления капитала, индустриального развития, вошли в стадию богатства (благосостояния) и продолжают инновационное развитие.

В числе базовых факторов успеха также значительных внутренних сбережений, конкурентоспособный бизнес-сектор (крупные корпорации), устойчивая политическая система, ориентированная на идею государства-корпорации, т.е. национальные интересы и собственные силы. Казахстан такие условия имеет.

Роль иностранных компаний и экономический национализм

Краеугольным камнем азиатской модели инвестиций является экономический национализм, т.е. развитие национального бизнеса, собственных компаний-чемпионов. Соображения при этом очень простые – для иностранной компании главное – получение прибыли и вывоз капитала из страны. А развитие национальных компетенций, трансферт технологий и управленческих практик не представляет интереса. Поэтому иностранным компаниям отводилась роль партнеров, в лучшем случае, но не главных бенефициаров инвестпроектов.

Так, в 2022 году валовой внутренний продукт (ВВП) Казахстана составил 220,6 млрд.долл.США, а валовой национальный продукт (ВНП) – 193,9 млрд.долл.США. Это означает, что в 2022 году Казахстан потерял около 27 млрд.долл.США, т.е. около 12% ВВП. Эти потери связаны в основном с выплатами за рубеж по иностранным прямым инвестициям. Они составили в 2022 году 25,3 млрд.долл.США. К примеру, налоговые поступления от экспорта нефти в 2021 году составили 6,1 млрд. долл. США. Это в четыре раза меньше суммы, выплаченной иностранным инвесторам в 2022 году.

Как пишет Т.Пикетти: «Ни одна из азиатских стран, сумевших наверстать отставание от наиболее развитых стран, будь то Япония, Южная Корея и Тайвань вчера или Китай сегодня, не получала массовых иностранных инвестиций. Все эти страны в основном сами осуществляли инвестиции в физический капитал, который был им необходим, и особенно в человеческий капитал — т. е. в общее повышение уровня образования и подготовки, который, как показывают все современные исследования, и стал главной причиной их долгосрочного экономического роста. В то же время страны, принадлежащие другим, – идет ли речь о колониальной эпохе или о современной Африке – добились меньшего успеха». Под странами, принадлежащими другим, он подразумевает страны, в которых доминирует иностранный капитал.

В этом контексте предложение привлечь иностранные компании-чемпионы при всех доводах выглядит скорее как неуверенность в своих силах, если не сказать – проявление постколониальной психологии.

Основной движущей силой экономического возрождения в модели азиатских тигров стало государство при ведущей роли национальных компаний и предпринимателей. Сегодня эти компании – Toyota, Sony, Samsung, Хёнде и многие другие известны всему миру. Хотя на начальном этапе шансы на успех для большинства из них были более чем скромные.

В Казахстане также найдутся предприниматели, способные играть ведущие роли в новой инвестиционной политике и экономическом развитии. Казахстанский Форбс часто публикует истории успеха бизнесменов-казахстанцев, создавших за рубежом целые сектора экономики. Правда, ни один их них не вернулся в страну, а те, кто попытался, быстро разочаровались. В качестве примера можно назвать историю совместного проекта американского мясного гиганта Tyson Foods с казахстанской Kusto Group. Мощный консорциум был вынужден отступить и уйти из Казахстана в 2023 году несмотря на успех в других странах (в т.ч. в Украине в 2000-х годах), $5 млрд. инвестиций и безграничные перспективы сбыта на рынке КНР.

Причины подобных системных сбоев и неудач – недоверие национальному бизнесу и незрелость государственных институтов.

Критерии выбора инвестиционных проектов – сырье или высокий передел?

По словам МНЭ ключевыми направлениями развития инвестиций будут выбраны производства с высокой добавленной стоимостью – глубокая и средняя переработка зерна, металлургия, нефтехимия и другие. Т.е. по сути предлагается увеличить отдачу от сырьевых секторов, повысив их производительность за счет инвестиций и инноваций. При этом предполагается, что в международном разделении труда роль Казахстана прежняя – сырьевое звено глобальной производственной цепочки.

Другие ниши, связанные с более высоким уровнем переработки и ростом продуктивной занятости, ведомством не упоминаются. А между тем такие сектора есть. Например, автомобильная промышленность. В Казахстане построены сборочные заводы, которые как в модели азиатских тигров являются основой для построения цепочки добавленной стоимости и производства комплектующих внутри страны. Узбекистан, например, довел локализацию в производстве автомобилей до 54-55%.

Предложения МНЭ обходят стороной и другие перспективные сектора экономики с высокой добавленной стоимостью – энергетика, транспорт, туризм, электроника, имеющие достаточно высокий уровень зрелости и компетенций.

Опора на собственные силы и программа FILP – инструмент инвестиционной политики.

Как показывает опыт Японии и Южной Кореи, ключевую роль в индустриализации этих стран сыграли государственные инвестиции. Государственное кредитование экономики осуществлялось через специальную Программу налоговых инвестиций и займов (Fiscal Investments and Loan Program, или FILP), получившую название «второго бюджета». Она являлась одной из главных несущих конструкций японской экономической модели.

Источниками финансирования программы FILP являлись депозиты государственной почтово-сберегательной сети (сеть аккумулировала до 30% всех вкладов населения), средства государственного пенсионного фонда, свободные средства почтового фонда страхования жизни, а также средства частных финансовых институтов, приобретавших правительственные облигации.

Средства, аккумулированные в рамках программы FILP, передавались в кредит государственным кредитным институтам (Банку развития Японии и т.д.), местным правительствам. Государственные кредитные институты (насчитывалось 11 таких институтов) использовали их для кредитования конкретных отраслей и секто¬ров экономики – каждый в соответствии со своей сферой специализации.

Государство, активно кредитуя конкретные отрасли под низкий процент, давало сигнал частным кредитным институтам относительно направлений индустриальной политики, как подталкивая их следовать за собой. К этому процессу присоединялись частные кредиторы, в результате чего происходило многократное увеличение объемов кредитования. Это явление в наибольшей степени порождали кредиты Банка развития Японии.

Так, в 1999 году инвестиции в экономику через программу FILP составили 400 трлн. иен или 80% ВВП страны. Эти цифры говорят о высокой значимости государственных инвестиций даже в период, когда экономика Японии превратилась в высокоразвитую и являлась второй в мире по объему.

Возможна ли подобная программа в Казахстане? Безусловно. Только активы ЕНПФ составляют более 25 трлн. тенге, не считая средств Национального Фонда, Фонда ОСМС, Фонда социального страхования, которые можно было бы привлечь в подобную программу. Возможна ли ее разработка и реализация такой программы в Казахстане сейчас? Вопрос открытый.

Основная проблема для реализации новой модели – нехватка политической поддержки. В слышащем государстве, выстроенном по формуле «сильный Президент – влиятельный Парламент – подотчетное Правительство», любая инициатива правительства по изменению экономической модели и инвестиционной политики будет уязвима без единой позиции и поддержки на всех уровнях этой системы.

Насколько разделяются предложения МНЭ по новой модели инвестиционной политики и экономического развития правительством или парламентом пока сказать трудно. А значит о ее старте говорить тоже рано.

Между тем, ключевую роль будет играть уровень гарантий для инвесторов, особенно крупных. Как показывает опыт стран-азиатских тигров, инвесторы идут туда, где есть гарантии самого высокого уровня, исключающие политические риски. В Турции, например, это уровень руководства страны – созданные при Президенте республики отраслевые советы определяют основные направления развития по стратегическим секторам (машиностроение, ВПК, туризм и т.п.) и готовят решения для утверждения. Так же в Узбекистане, где наряду с государственными задействованы различные виды неформальных гарантий.

Правильный подбор и расстановка кадров – как известно, половина успеха. Различные кампании по рекрутингу кадров ставили в основном политические цели – молодежный кадровый резерв подбирался по критериям образования и талантов, что очень хорошо. Но в меньшей степени учитывался принцип заслуг и компетенции, возможно потому, что цели и задачи госаппарата еще не сформированы. Как свидетельствует история, без цели развитие может идти в любом направлении, а кадровое ядро госаппарата растворяется.

Задачу формирования управленческой и профессиональной элиты госуправления, заточенной под цели новой экономической модели, еще предстоит решить. Источником могли бы стать профессиональные кадры из бизнеса, включая зарубежные организации, которые имеют заслуги и опыт решения задач создания ЦДС. Без этого трудно будет рассчитывать на успех в реализации даже самого передового опыта.

Четкое определение модели экономического развития по опыту Японии и других стран с похожими историями – переломный момент для запуска изменений в инвестиционной политике. Определение целей, контекста, движущих сил, ресурсного обеспечения и механизмов реализации, необходимо для профессионального планирования, управления и реализации новой модели и не только. Нужно доверие в среде предпринимателей и финансистов, а, значит, и в обществе в целом. Договориться нужно на берегу, до запуска новой инвестиционной политики по всем ключевым моментам. Иначе процесс принятия решения может затянуться надолго.

В бизнес-среде и в обществе в целом силен дух возрождения. В стране и за рубежом немало казахстанцев убежденных, что казахстанский барс способен пройти путь азиатских тигров также успешно и достичь таких же вершин.